и к г-же Хорш. Все наши письма доказывают это. Ведь г-н Хорш должен отдавать себе отчет в том, что прежде всего [я] должен спросить с него, если бы где-то были недоразумения. Кроме того, насколько мне известно, при взносе налогов за каждый год предполагается вопрос о благополучности предшествующего взноса, и, таким образом, как же я мог въезжать после этого дважды в Америку? Для каждого юриста ясно мошенничество г-на Хорша и непонятное для нас желание причинять нам вред. Ясно, что теперь г-н Хорш в безумии своем причинить нам вред подводит и само правительство. Но ведь совершенно ясно, что
все мои налоги с двадцать третьего года вносились Хоршем. Что в моей натуре я не допустил бы какой-либо обман. Г-н Хорш должен бы знать, что прежде всего я укажу на него как на лицо, имеющее мою полную доверенность и до сих пор производившее такие платежи в Америке и по налогам. Полагаю, что наши юристы ужаснутся, узнав такое злостное мошенничество со стороны г-на Хорша. Будем ждать Вашей ответной телеграммы. Ведь нужно знание местных законов, и только местный юрист может понять серьезность и как нужно отвечать в данном случае.
Хорошо, что Вы все знаете доподлинно, что от 23 года Хорш имел мою полную доверенность, находящуюся у него и посейчас. Хорошо также, что Вы все знаете, что Хорш пользовался этой доверенностью. Также Вы все знаете, что во время экспедиции мы находились в местах, действительно отрезанных от сообщения. Значит, и Вы, и юристы вполне почувствуете всю злонамеренность мошенничества Хорша, очевидно, давно задуманного, ведь это злостное злоупотребление доверием. Вероятно, законы Америки особенно строги к подобным злоупотреблениям доверием. Ведь лицо, по доверию давшее полную доверенность, находится в беззащитности и физически не может знать, как злоупотребляет доверенностью лицо, ее получившее. А ведь Хорш сам настаивал на этой доверенности. Ждем Ваш ответ.
Страницы из монографии К. П. Падманабхана Тампи, посвященной Н. К. Рериху (Тривандрам, 1935)
П. С.
Если для подготовки дела потребуются копии каких-то документов или минутсов, то нужно знать, какие именно нужны. Кроме того, ведь много из них находится и у Вас, а потому важно знать, какие именно минутсы, документы, бумаги находятся у вас и тем самым не должны быть копированы здесь.
Также помните на всякий случай, что у меня имеется от апреля [19]34 года бумага об уплате такс.
Если все время таксы шли через Хорша, то почему он упустил нечто, если это было нужно?
Вчера нами была заготовлена [бумага] о таксах 1934 года на бланках, Вами присланных. Посоветуйтесь с адвокатами, прежде чем представить ее. Ведь бумаги от Вас были получены раньше телеграммы Хорша.
159
Н. К. Рерих — З. Г. Лихтман, Ф. Грант и М. Лихтману
30 ноября 1935 г. [Наггар, Кулу, Пенджаб, Британская Индия]
Родные З[ина], Фр[ансис], М[орис], сегодня посылаем Вам еще телеграмму с вопросом, согласен ли Гартм[ан] быть моим поверенным? Конечно, сразу является вопрос о гонораре, и об этом, вероятно, будем иметь Вашу телеграмму. К нашей вчерашней телеграмме приходят многие очень важные соображения:
1. Всем известно, что 1926 и 1927 и часть 1928 года мы провели в дальней экспедиции, в местностях почти, а иногда и совсем недосягаемых для сообщений.
2. Также Вам всем известно, что г-н Хорш все время по моей полной доверенности заведовал делами налогов. Потому тем страннее, что в эти годы им будто бы ничего не было сделано по таксам. И в 1926 году, и в 1927-м Зин[а] и Мор[ис] выезжали за границу и виделись с нами. Значит, если бы являлись какие-то особые соображения, то, конечно, г-н Хорш поручил бы Вам со мною об этом снестись, но он Вам ничего не поручал.
3. По приезде моем в 1929 году в Америку никаких затруднений не было. Я спрашивал г-на Хорша, все ли в моих делах в порядке, и получал ответ — аллрайт[447].
4. Оба указанных во вчерашней телеграмме года Святослав находился в Америке, и ему также ничего не было говорено по этим поводам. Больше того, уже после возвращения экспедиции в Дарджилинг г-н Хорш говорил ему, что для меня приготовлен прекрасный подарок. А ведь подарки не подлежали тогда таксам.
5. Каким же образом во время моего отсутствия я мог знать, что какие-либо суммы, находившиеся на моем счету, были не оплачены или оплачены налогами? Вполне естественно можно было предполагать, что какие-либо суммы уже представляли из себя чистую сумму за вычетом налогов.
6. Вы все знаете, насколько ревниво всегда относился г-н Хорш к своему заведованию всеми финансами, как Учреждения, так и моими. Происходящее теперь лишь доказывает и свидетельствует о всем бывшем. Так, например, уже в 1929-м либо в начале 1930-го во время моего пребывания в Нью-Йорке до меня случайно дошел пакет из банка, где сообщалось о трансакции каких-то бумаг, о которых я никогда не слыхал, и я удивился, как эти бумаги попали на мой счет? В это время вошел г-н Хорш, и я спросил его, в чем дело? Он быстро взял у меня этот пакет, сказав, что это банковская ошибка и все будет улажено. Такой эпизод наводит на мысли, что многие какие-то комбинации могли быть совершаемы без моего ведома. Если бы кто-то стал упрекать меня в чрезмерном добром желании (гудуилл[448]), то я всегда скажу, что по законам культуры я всегда готов дать зе бенефит оф даут[449].
7. Во вчерашней телеграмме г-н Хорш указывает для 1934 года сумму моего налога в пятьсот долларов. Это обстоятельство заслуживает двоякого внимания. Во-первых, г-н Хорш еще в августе письменно, как известно, прервал со мною сношения, а между тем вчерашняя телеграмма доказывает, что он по примеру прошлых лет продолжал заниматься делом моих налогов. Во-вторых, нам непонятно, откуда произошла именно сумма в пятьсот долларов. Мы уже ранее выслали на имя З. Лихтман наши соображения к налогам 1934 года, при этом, насколько нам здесь известно, цифра налога должна бы быть значительно меньше, значит, в нее были включены еще какие-то суммы, для нас здесь оставшиеся неясными. Очень рад, что я уже просил З. Лихтман проверить на месте упоминаемые нами цифры, дабы избежать контроверзы. А еще, в-третьих, вчерашняя телеграмма ясно подтверждает, что все ее содержание произошло с ближайшего участия г-на Хорша. Таким образом, мой поверенный, имевший столько лет мою доверенность, сам же расписывается в том, что якобы им была допущена