Если мы отличаем один предмет от другого, мы имеем с пространством; если же мы отличаем предмет от самого себя, – мы имеем дело со временем. Метафора, особым образом отличая предмет от самого себя, инкарнируясь, обнаруживает темпоральный характер. Между «роялем» и «комнатным зверем» пульсирует время. Метафоры и являются такими темпоральными растяжками в событиях восприятия, понимания, видения. Предмет начинает длиться, времениться, делает шпагат во времени. Схватить метафору как временную структуру сложно потому, что в нашем восприятии она – как бы со связанными ногами, не движется. Метафоры полностью опространены. Мы рассматриваем метафору как манипуляцию предметами в пространстве, а не растягивание предмета во времени переживания. Зафиксировать темпоральность трудно еще и потому, что языковым, грамматическим способом она не выражена. Длина и характер темпорального зазора между компонентами метафоры в пределе будут зависеть от типа дискурса.
Следовательно, метафора – это 1) то, что видно, 2) видно как различение от самого себя и 3) различение как длящееся во времени единство.
Филип Гершкович говорил, что пространство и время представляют собой огромную загадку, и неизвестно, кто из них Дон Кихот, а кто Санчо Панса.
Наше время еще не Дон Кихот, но уже донкихотствует.
О РЕВНОСТИ
Елене Войналович
Ревнование есть лихоманка амура.
НиколайКурганов. «Письмовник»
…L'air est plein du frisson des choses qui s'enfuient,Et l'homme est las d'écrire et la femme d'aimer.
Charles Baudelaire
Текст Альфонса Алле [Alphonse Allais] (1854-1905) «Вполне парижская драма» [«Un drame bien parisien»] стал известен русскому читателю благодаря переводу книги Умберто Эко «Lector in fabula» (1979)[55]. Эко помешан на читателе, и если текст – это дом, то метод Эко похож на такое сооружение ската крыши, по которому стекает не дождь, а… сам дом, упорно и весело уходящий по водосточной трубе прахом к праху. Драма – короткое и абсолютно гениальное произведение, анализу которого знаменитый итальянец посвящает чуть ли не треть своей внушительной монографии. В книге она приводится и по-французски, и по-русски (в переводе Н.В. Исаевой). «Вполне парижская драма» появилась в 1890 г. в «Le Chat Noir». Главы 4-7 были опубликованы в «Антологии черного юмора» Андре Бретона[56]. Но прежде приведем ее полностью, чтобы она была у нас перед глазами на пюпитре анализа…
Глава первая
Где мы знакомимся с Господином и Дамой, которые вполне могли бы быть счастливы, если бы не их вечные недоразумения.
O qu'il ha bien sceu choisir, le challan!
Rabelais
[О, как он сумел выбрать, этот покупатель!
Рабле (франц.)]
В то время, когда начинается эта история, Рауль и Маргарита (прекрасные имена для любовной пары) уже месяцев пять как были женаты.
Разумеется, брак был по взаимной склонности.
Рауль, услышав – в один прекрасный день, – как Маргарита напевает забавный романс полковника Анри д'Эрвиля:
L'averse, chère à la grenouille,
Parfume le bois rajeuni.
…Le bois, il est comme Nini.
Y sent bon quand y s'débarbouille.
[И летний дождь, на радость всем лягушкам,
Лес освежает, как одеколон…
И роща, как прелестница Манон,
Так сладко пахнет, сполоснувши ушки, -]
так вот Рауль, должен вам сказать, поклялся, что божественная Маргарита (diva Margarita) никогда не будет принадлежать другому мужчине.
Этот брак был бы счастливейшим из всех браков, если бы не ужасные характеры супругов.
«Да» или «нет», сказанные невпопад, – и тотчас же, хлоп, бьются тарелки, отвешивается пощечина или вообще дается пинок под зад.
Заслышав эти звуки, сама Любовь бежит, вся в слезах, и ожидает потом в уголке обширного парка близкий час неизбежного примирения.
Потом начинаются бесчисленные поцелуи, бесконечные – нежные и искусные – ласки, инфернальные страсти.
Можно было подумать, что эти двое негодников ссорились только для того, чтобы снова и снова давать себе повод мириться.
Глава вторая
Простой эпизод, который прямо не связан с действием, но даст читателям-клиентам представление об образе жизни наших героев.
Amour en latin faict amor.
Or donc provient d'amour la mort
Et, par avant, soulcy qui mord,
Deuils, plours, pièges, forfaitz, remords…
Blason d'amour
[Латынь зовет любовь «амор»,
И от любви находит мор,
Но прежде – горе да укор,
Трюки да муки, стыд и спор…
Герб любви]
Но в один прекрасный день все было куда серьезнее, чем обыкновенно.
Скорее, в один прекрасный вечер.
Они отправились в Théâtre d'Application, где, среди прочих постановок, играли и пьесу «Изменница» г-на де Порто-Риша.
«Когда ты вволю насмотришься на Гроклода, – процедил сквозь зубы Рауль, – ты меня уведомишь».
«А ты, – прошипела Маргарита, – когда наизусть выучишь мадемуазель Морено, может, передашь мне бинокль?»
Начатый на таких тонах разговор не мог не закончиться взаимными грубостями, безусловно достойными сожаления.
Сидя в экипаже, увозившем их домой, Маргарита находила удовольствие в том, чтобы пощипывать самолюбие Рауля, будто струны старой и уже ненужной мандолины.
Так что, воротившись к себе, воюющие стороны заняли свои привычные позиции.
Подняв руку, насупив брови и топорща усы, словно разъяренный кот, Рауль двинулся на Маргариту, которой с этого момента явно стало не по себе.
Бедняжка пыталась спастись бегством, испуганная и быстрая, как лесная лань.
Рауль уже готовился настичь ее.
Но тут гениальная идея, порожденная отчаянием, молнией блеснула в головке Маргариты.
Внезапно повернувшись, она бросилась прямо в объятия Рауля, воскликнув:
«Умоляю, мой маленький Рауль, защити меня!»
Глава третья
Где наши друзья примиряются так, как я желаю и вам примиряться возможно чаще – вам, умникам и хитрецам.
"Holdyourtongue, please!"
[Пожалуйста, попридержи(те) язык! (англ.)]
………………………………………………………………………………………………………………………………………………………………
Глава четвертая
Как можно прийти к выводу, что люди, которые вмешиваются в чужие дела, лучше бы занимались своими и помалкивали.
C'est épatant ce que le monde deviennent rosse depuis quelque temps!
Paroles de ma concierge dans la matinée de lundi dernier
[Ужасно, какими злыми все стали последнее время!
Слова моей консьержки, сказанные утром в прошлый понедельник (франц.)]
Однажды утром Рауль получил записку следующего содержания: «Если Вы вдруг пожелаете увидеть свою жену в прекрасном расположении духа, приходите в четверг на бал Путаников в “Мулен руж”. Она будет там под маской, в костюме Конголезской пироги. Имеющий уши да слышит! ДРУГ».
Тем же утром Маргарита получила записку следующего содержания: «Если Вы вдруг пожелаете увидеть своего мужа в прекрасном расположении духа, приходите в четверг на бал Путаников в “Мулен руж”. Он будет там под маской, в костюме Тамплиера findesiècle. Имеющая уши да слышит! ПОДРУГА».
И послания эти не остались неуслышанными.
В этот фатальный день, искусно скрывая – и он и она – свои намерения:
«Дорогая, – сказал Рауль с самым невинным видом, – я буду вынужден покинуть Вас до завтра. Дела величайшей важности призывают меня в Дюнкерк».
«Как это удачно, – отвечала Маргарита с обворожительной искренностью, – я только что получила телеграмму от тетушки Аспазии, которая тяжело заболела и хочет видеть меня у своего изголовья».
Глава пятая
Где мы видим, как своевольная юность наших дней охотно погружается в самые химерические и преходящие удовольствия вместо того, чтобы задуматься о вечности.
Mai vouéli vièure pamens:
La vido es tant bello!
Auguste Marin
[Никогда не хочу видеть страдания:
Жизнь так прекрасна!
Огюст Марен]
Хроникеры «Хромого беса» единодушно провозгласили, что бал Путаников был в этом году особенно блестящим.
Множество обнаженных плеч, а порой и ножек, не говоря уж об аксессуарах.
Но двое участников, казалось, не разделяли общего безумного воодушевления: это Тамплиер findesiècle и Конголезская пирога. Лица их были полностью скрыты под масками.
Когда пробило три часа утра, Тамплиер приблизился к Пироге и пригласил ее отужинать вместе.
В ответ Пирога положила свою маленькую ручку на мощное плечо Тамплиера, и пара покинула бал.
Глава шестая
Где ситуация запутывается.
– I say, don't you think the rajah laughs at us?
– Perhaps, sir.
HenryO’Mercier
[- Послушайте, вам не кажется, что раджа просто смеется над нами?
– Возможно, сэр.
Генри О’Мерсьер (англ.)]
«Оставьте нас ненадолго, – сказал Тамплиер официанту в ресторане, – мы выберем блюда и позвоним вам».
Официант вышел, и Тамплиер тщательно запер дверь отдельного кабинета.
Затем, сбросив свой шлем, быстрым движением руки сорвал маску с лица Пироги.
Оба одновременно вскрикнули от изумления, не узнавая друг друга.
Он – был не Рауль.
Она – была не Маргарита.