конечно, ничего такого передавать не буду, даже если и случайно окажусь в Харькове, потому что уверен, что Екатерина Федоровна верна тебе и будет ждать тебя, сколько бы ни понадобилось.
Линицкий немного успокоился, не спеша пошел вперед. Шкляров молча следовал за ним.
– Скорей бы уж суд! – вздохнул Леонид Леонидович.
16 ноября 1936 года Суд защиты государства, заседавший девять дней, вынес решение по этому делу. В итоге суд признал Линицкого виновным лишь в «проведении коммунистической пропаганды в полицейской тюрьме в ходе следствия», в нарушении закона о защите общественной безопасности и порядка в государстве и в «нанесении ущерба белоэмигрантской организации, связанного с кражей документов из сейфа». Линицкий был приговорен к двум годам и восьми месяцам каторжных работ в тюрьме для политических преступников, двум с половиной годам лишения прав и высылке из Югославии навсегда. Иван Андреевич Шкляров, укравший сумочку Марии Дмитриевны Пепескул, был осужден на 10 месяцев тюремного заключения и к изгнанию из Югославии навсегда. Иншлихт – к трем годам строгого тюремного заключения, трем годам лишения прав и к изгнанию из Югославии за принадлежность к шпионской организации. Федор Ардальонович Дракин – на шесть месяцев. Наказание все отбывали в тюрьме города Сремска Митровица.
Ротмистр Альбин Комаровский, не подпавший под статьи уголовного уложения, был выслан в административном порядке в Болгарию на основаніи § 280 закона Уголовно-процессуального кодекса, который гласил: «Если Суд получит убеждение в полной невиновности обвиняемого, или если обнаружит обстоятельства, исключающие вину, или если найдет основания для обвинения недостаточными – он освобождает подсудимого тотчас же, руководствуясь принципом свободного убеждения судей».
Югославские власти оценили по достоинству скользкую личность Комаровского. Высылая его из страны, они не дали ему нансеновского паспорта. Шеф русского отдела тайной полиции Николай Губарев перед его высылкой вызвал Околовича и, назвав точную дату, когда «красный ротмистр» будет в отдельном купе подъезжать к границе, намекнул, что никто не усомнится в его самоубийстве…
Но все обошлось. Околович не стал идти на убийство соратника. В Софии Комаровского встретили с распростертыми объятиями Фосс и его помощники. Изгнанному из Югославии Комаровскому они поручили работу среди русской молодежи в Болгарии, уже подмятой незримыми руководителями.
Решение суда усилило распри в среде руководителей и разброд среди рядовых членов. У руководителей террористических организаций и групп стали возникать подозрения в отношении друг друга, «красная агентура» мерещилась им повсюду. Даже сенатор Трегубов вынужден был заключить: «…кроме раскрытой шпионской линии Линицкого должна существовать другая, более конспиративная разведывательная организация большевиков, на обязанности которой лежит освещение заметных лиц местной русской эмиграции. Поэтому надлежит рекомендовать организациям РОВС не убаюкивать себя тем, что ликвидирована шпионская группа Линицкого, и удвоить свое внимание и осторожность, памятуя, что враг не дремлет, и его разведывательные щупальца незаметно проникают в нашу среду и цепко ее опутывают».
Процесс серьезно поколебал устои белоэмигрантских организаций, занимавшихся террористической деятельностью, и фактически парализовал их активность.
3.
Освободившись из тюрьмы раньше всех, Фёдор Ардальонович Дракин сразу стал хлопотать о визе, чтобы покинуть Югославию, вернуться в Россию и воссоединиться с семьей. Но не все оказалось гладко. Ему стали чинить препятствия. Югославские власти не могли ему простить, что он, будучи на хорошем счету в Министерстве путей сообщения, оказался советским шпионом. А тут еще и безденежье началось. Он написал письмо жене, объясняя сложившуюся ситуацию. Мария Николаевна показала письмо дочери и стала с ней советоваться, что же делать. А потом села писать мужу ответ:
«Дорогой Федичка!
Сегодня получила твое письмо и спешу тебе ответить. На визу не возлагай надежды и предпринимай немедленно хлопотать о визе в Любляне, как ты писал, возьми адвоката, заплати ему и может, бог даст, тебе удастся получить визу на несколько дней и уезжай немедленно. Деньги я тебе послала, ты должен их сегодня получить – 3000 дин. Я думаю, тебе хватит выбраться из этой милой страны. Во всяком случае, выбирайся какими-нибудь путями, лишь бы быть вне досягаемости, ты знаешь кого. Я здесь сижу тоже, как на иголках, от всяких волнений, нет покоя ни одной минуты. Ты, как только уедешь, немедленно мне телеграфируй, чтобы я не волновалась, даже телеграфируй, когда получишь визу или вообще сможешь уехать, чтобы я знала, что с тобой и где ты. Вообще не теряй со мной связи и сообщай о себе почаще. Письма твои я получаю. Катя сильно беспокоится о тебе, телеграфировала в Вену и спрашивала, где ты…»
В этот момент в комнату забежала Галочка, бросилась к Марии Николаевне на колени.
– Бабушка, тебя мама зовет!
Мария Николаевна поцеловала внучку в щечку, прижала к себе на пару минут, затем отстранилась.
– Радость моя, скажи маме, что я сейчас допишу письмо дедушке и приду.
Внучка убежала, а Мария Николаевна вновь обмакнула перо в чернильницу.
Совсем недавно Катя с матерью и детьми переехала на новую квартиру в Харькове на улице Свет Шахтера, дом 6/2, предоставленную им руководством ИНО ГПУ, хотя женщинам и жалко было расставаться с Надеждой Петровной. Они уже вполне сдружились. Тем более что у них у всех был общий объект переживания – Леонид.
Помогал Фёдору Ардальоновичу Дракину покинуть Югославию и заместитель резидента советской разведки в Болгарии, коллега Леонида Леонидовича, Василий Иванович Пудин, добившийся в Болгарии блестящего результата – завербовал крупного японского дипломата, от которого за вознаграждение получил шифры его МИДа. Это позволило в первые годы войны читать секретную переписку между Токио и Берлином, быть в курсе их планов в отношении СССР.
9 ноября 1936 года, когда в Белграде еще шел процесс над Линицким, Пудин, вернувшись на некоторое время в Москву, отправил в Харьков письмо Линицкой:
«Уважаемая Екатерина Фёдоровна.
Перед отъездом Фёдора Ардальоновича я условился с ним, что он по приезде мне напишет, как они доехали и устроились. Прошло вот уже много времени, но письма я не получил.
Выругайте его за меня и напишите мне сами.
Вместе с этим письмом по почте посылается Вам на содержание 1000 рублей. Эта сумма впредь до особого предупреждения будет переводиться Вам каждый месяц. По своему усмотрению из этой суммы Вы помогите мамаше Леонида, так как переводы ей через отдел прекращаются.
От парижского адвоката мы получили письмо, что он 29/Х выехал к Леониду для того, чтобы присутствовать на суде. Как я передавал ранее, что суд должен был состояться 27, не состоялся. Должен был быть в первых числах ноября, но информации по существу мы пока никакой не имеем. Как только получим, немедленно Вам сообщим.
Пишите, как Вы устроились