Читать интересную книгу Риск.Молодинская битва. - Геннадий Ананьев

— Читай.

Михаил Воротынский развернул свиток. Письмо Дев-лет-Гирея царю, уже переведенное в Посольском прика­зе. Бросилась в глаза витиеватая аккуратность перепис­чиков, словно великое вдохновение озаряло скромного служаку. Воротынский начал читать:

«Жгу и пустошу Россию единственно за Казань и Аст­рахань, а богатство и деньги применяю к праху…»

«Чего ради прежде грабили наши земли, шакал лице­мерный?!» — с возмущением подумал Михаил Воротын­ский и продолжил чтение:

«Я везде искал тебя, в Серпухове и в самой Москве, хо­тел венца и головы твоей, но ты бежал из Серпухова, бе­жал из Москвы — и смеешь хвалиться своим царским ве­личием, не имея ни мужества, ни стыда! Ныне узнал я пути государства твоего: снова буду к тебе, если не сдела­ешь, чего требую, и не дашь мне клятвенной грамоты за себя, за детей и внучат'бвоих…»

Еще продолжал читать Михаил Воротынский наглое, как он оценивал, послание девлетгиреевское, а царь уже начал исповедь, удивившую и обрадовавшую князя:

— За грехи мои тяжкие карает Господь. За кровь хри­стианскую, мною проливаемую по наущению лжедругов престола. За Новгород подрубленный221 , за Торжок каз­ненный. Оттого и мор на царство мое напустил Господь. Оттого и ляхи с литовцами зело петушиться стали. Вот и

Девлетка тумены свои пригнал, окровянив землю мою, спалив всю Москву.

Неужели одумается, как и в молодости, после велико­го московского пожара? Дай-то Бог! Вздохнет тогда вновь полной грудью Россия, и не страшны станут ей вражеские силы ни с юга, ни с северо-запада.

Ой как ошибался князь Воротынский, возмечтавший о спокойствии России, о добрых намерениях царя Ивана Васильевича. Грешником негодным, даже злодеем не первый уже раз костит он себя, особенно в беседах с иноземцами. А вот перед своим ближним слугой впервые по­каялся. И, видимо, не случайно. Пройдет всего несколь­ко недель, и вновь прольется кровь родов знатных рос­сийских, а чуть больше чем через год откликнется и са­мому князю эта, казалось бы, искренняя исповедь. Одна­ко сейчас царю еще очень нужен был опытный и разум­ный воевода, который бы выполнял свое дело со рвением, без малейшего колебания. Оттого и заговорил царь, по­сле самоуничижения, о желании пойти на попятную, принять если не все, то многие условия крымского хана.

— Не пойду поперек воли Господа, отдам Девлетке Ас­трахань. Казань не вдруг, но тоже уступить придется. Повелел готовить письмо послу моему в Крыму Афана­сию Нагому. Пусть скажет о моем желании Девлетке. Следом послов к хану пошлю. С шертной грамотой.

— Иль воеводы у тебя, государь, перевелись? Иль ра­ти ты всей лишился? Прикинь, великому князю Киев­скому Владимиру легко ли было обороняться от печене­гов-половцев? Выдюжил! И Россия с ним вместе выдю­жила. Или против Мамая прадед твой встал играючи, что ли? Силу силой ломать надобно. И то сказать, уступишь ты Девлетке-сарацину, все твои недруги головы подни­мут. Заедят. Не забудь и казаков, кто тебе поверил и под твою руку встал. Ежели на погибель оставишь их, твое слово впредь гроша ломаного не будет стоить.

— Твоими устами да мед бы пить…

— А ты руки мне развяжи. Отдай мне не только порубежников, но и Окскую рать. Под единым воеводством разумней дело пойдет. Не хулю покойника Вельского и Вельских вообще, только МагметТирей обманом столь­ный град при отце твоем разрушил, теперь вот и Девлет-Гирей тоже обманом.

— Не суди отдавших Богу душу.

— Верно, судить не мне, грешному, но наперед без по­спешности главного воеводу на речную рать следует ста­вить. Самое же лучшее — под единую руку свести полки и порубежников. Доверься без опаски. Как поход на Ка­зань в свое время доверил. Я уже с Разрядным приказом роспись сготовил, откуда сколько взять ратников на Оку. Без городов северных и западных.

Не вдруг ответил царь Иван Васильевич. Долго думал только ему известную думу, заставляя тем самым трево­житься князя Михаила Воротынского, искать убеди­тельные слова в пользу того, что он предлагает, и вместе с тем сомневаться, вернул ли самовластец свое ему дове­рие или все еще во власти грязных наветов и считает воз­можной измену. Это предположение особенно угнетало князя-воеводу.

А самовластец молчал.

И настала такая минута, когда Михаил Воротынский едва сдержался, чтобы не отказаться от всех чинов и не попросить царя отпустить его во вновь пожалованный удел — в Новосиль. Еще бы миг! Но Иван Васильевич вздохнул, словно давила на его душу непомерная тя­жесть, и молвил:

— Будь по-твоему, — и тут же повелел: — Разрядный приказ сегодня же пусть мне представит роспись.

— Мы с дьяком Логиновым новую роспись по строи­тельству сторож, крепостей и засек подготовили, прики­нув сколько Москве понадобится посохи, чтобы отстро­ить и заселить ее…

— Лишнее. Все оставь по-прежнему. Москву Вологда и Поморье на свои плечи возьмут. Дерзай, князь! Поспе­шая, дерзай!

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Загонял князь Михаил Воротынский и помощников Тюфякина, Ржевского, Булгакова, и своих новоиспечен­ных бояр: едва они определили места новым городам, но­вым сторожам и засечным линиям, как князь отправил их в те районы, где рубился лес для этих городов и сто­рож. Все шло по росписи, никто не отлынивал, работа спорилась, уже можно было везти санными обозами мно­гие крепостицы для сторож, ставить их и приниматься за устройство засек; все ждали только его, главного порубежного воеводы, слова. А он-то никак не решался его сказать.

Князь Воротынский как бы остановился на развилке дорог с предостерегающими указателями: вправо пой­дешь, без худа не обойдешься, влево пойдешь, не мень­шее худо обретешь.

Еще когда Девлет-Гирей, возвращаясь в Крым, пере­правлялся через Оку, нойон Челимбек послал в Одоев своего человека. Как и было условлено, если не встретит­ся он ни с князем, ни с Двужилом, то должен обратиться к настоятелю соборной церкви. Посланец Челимбека, че­ловек опытный в таких делах, из бывших христиан, при­нявший мусульманство, без труда нашел нужного свя­щенника и пересказал ему все, что было велено: на буду­щий год поход не отменяется, назначен уже предводи­тель похода — Дивей-мурза.

Известив об этом царя Ивана Васильевича, князь Во­ротынский испросил на этот раз разрешение на отправку в Тавриду своего купца, чтобы тот, встретившись с нойо­ном и ципцаном, своими глазами поглядев, своими уша­ми послушав, узнал бы более подробно о предстоящем по­ходе. Вернуться купец должен был через месяц, не рань­ше, тогда станет ясно, как разумно поступить, сейчас же князь никак не мог справиться с мыслями.

Да и как справишься, если куда ни кинь — всюду клин.

Ну, повезут посошники крепостицы, поставят их на мес­то, им предназначенное; ну, казаки, стрельцы да дети бояр­ские, к сторожам приписанные, прибудут — а дальше что? Каждому дом обживать, землю с весны начинать обихажи­вать, иначе чем коней и себя кормить; и не успеют они с ме­стами, где им служить, познакомиться как следует, дома не обживут — тут тебе и татары нагрянут. Бросай все и — но­ги в руки. К воеводам под крыло. А крымцы что? Оставят, что ли, сторожи нетронутыми? Держи карман шире. Вот и получается, что весь труд посохи — козе под хвост.

А если с другой стороны посмотреть, то вроде бы грех готовые укрепления не ставить на пути крымских туменов. Вырастут они в Поле, особенно по берегам рек возле удобных переправ, как грибы, не вольготно поведет Дев-лет-Гирей свою рать, вынужден будет вступать в мелкие стычки, что затормозит его движение, позволит лучше приготовиться к встрече, подробнее выяснить направле­ние главного его удара, получить от порубежников совер­шенно точные сведения о численности войска. Разве от такого можно отказаться?

В общем, никак не мог выбрать верное решение глав­ный порубежный воевода. Без совета, получалось, не обойдешься.

«Одна голова — хорошо, две — лучше. Сяду-ка я с Ни-кифором Двужилом и Мартыном Логиновым, как они посоветуют, так и поступлю».

Разговор получился удивительно коротким. Князь без обиняков признался, какие сомнения его мучают, и пер­вым заговорил дьяк Логинов:

— Слушал я прежде, как ты сказывал, что право в По­ле соваться в бою добудется. Если дадим по мордасам крымцам так, чтобы надолго отбить охоту лезть на нас, вот тогда и пойдем, засучив рукава, новые линии осваи­вать. Таков и мой совет: пусть в лесах все срубы подо­ждут. Долго ли осталось. Лето одно. А вот засеки ладить я бы послал. Со стрельцами, конечно. Для охраны. С ка­заками, чтобы те дозорили. Как только басурманы по­явятся, тут же, не мешкая, — в города.

— И это — лишнее, — возразил Двужил. — Засеки, они, когда засеки? Если у сторож под глазом. А когда по­ход, то какая от них задержка? Ну, угодят в ямы другой да третий десяток, а толку-то? Слезы. Разметать-засеку тумену — раз плюнуть. Так что, князь, мое слово такое: не гони на лихо людишек, пусть до срока все так остает­ся, как есть. Не одну сотню лет жили, а уж лето передю­жим. Тебе сейчас лучше ополчать полки новые. Старых-то, знающих окскую службу, нет. Пищали полковые опла­вились. Рушниц сколько погибло в пожаре. Вот и проси царя, чтоб Пушкарский приказ повелел всем мастеро­вым на Окские полки работать.