Читать интересную книгу Савелий Крамаров. Cын врага народа - Варлен Стронгин

— Спасибо! — воскликнул Савелий, в голове которого уже крутились мысли о необычной роли, к исполнению которой он готовился.

— Я тебя уважаю за талант, — прямо глядя Савелию в глаза, произнес Илья.

— Ты перехваливаешь меня, — смутился Савелий.

— Нисколько, — возразил Суслов, — в России тебе об этом не говорили. А знаешь, почему? Ты никогда не восхвалял советскую власть, не кричал «ура» КПСС. А я тебя за это уважаю. Тем не менее, скажу, что в Америке со старым багажом не проживешь. Ищи новые краски в творчестве. И запомни, уж я-то знаю, испытал на собственной шкуре, что Америка — это страна, где надо вкалывать. Иногда через силу. Вкалывать на полную катушку. Чтобы изучить английский в совершенстве, я работал продавцом часов в крупном магазине, где приходилось часто общаться с покупателями. Специально заводил с ними разговоры. Учился у них произношению. Обогащал свой словарный запас. И порою работал две смены подряд. Не присаживаясь. Чтобы быстрее овладеть языком. И меня взяли на работу в журнал «Америка». Пригодился там, где не родился. А из «Литературки» меня выталкивали. Я сказал в глаза одному из писателей, что он — стукач. И не жалею об этом, горжусь, что хватило духа.

Савелий оживился, стал улыбаться, поскольку слова Суслова приоткрывали ему подтекст новой роли.

— Чего стоишь, то здесь и получишь, — на прощанье сказал ему Илья, — всякое бывает, люди и тут далеко не совершенны. Но деловых, трудолюбивых людей в Америке ценят. Мой родной брат Миша не сразу стал здесь кинооператором. Пришлось доучиваться. Самому. Мысленно проникая в тайны ремесла местных мастеров. А в России снимал лучшие фильмы. К примеру, «Шестое июля». Теперь считается профессиональным кинооператором, но сколько намучился, чтобы овладеть мастерством голливудского уровня… Но труды не пропали даром. Еще раз желаю тебе удачи, Сава.

Встреча с Ильей Сусловым возбудила в голове Савелия рой мыслей. Он совершенно не обиделся на Илью за то, что тот не предложил ему помощь брата, который вроде мог бы замолвить за него слово перед режиссером. Тут это не принято. Режиссер, как правило, знает профессиональных киноактеров, хотя их очень много. Предлагать своих клиентов может импресарио. Это — его бизнес. К тому же роли, которые способен играть Савелий, ограничены из-за недостаточного знания английского. Жаль, что разговор с Ильей состоялся сегодня, а не лет на двадцать раньше. Савелий серьезно и внимательно относился к текстам, которые исполнял с эстрады. Он точно «ложил» их на себя, на задуманный образ, но стремился к тому, чтобы они были в первую очередь смешными и не пошлыми. Наверное, потому удачным вышел телебенефис, что тексты были не вычурными, не чересчур смешными, а достаточно интеллигентными и ироничными. Спасибо редактору Боре Пургалину. Савелий хотел работать с Михаилом Жванецким. Он очень уважал этого автора, но тот был увлечен Райкиным, Карцевым и Ильченко… Ему было не до Крамарова, хотя он симпатизировал ему и улыбался при встрече, даже сказал как-то, что в этом киноартисте заложен далеко не израсходованный заряд юмора, чем очень польстил Савелию. Несколько раз Савелий пробовал исполнять уже известные ему тексты Жванецкого, но ничего толкового не получалось. Некоторые его фразы он даже не мог связно и осмысленно произнести. Корил себя за бездарность, пока не услышал от еще молодого и талантливого Геннадия Хазанова, что он тоже не может исполнять тексты Миши, поскольку они написаны в одесской манере. Боря Сичкин, наверное, способен был бы их освоить, но почему-то не хотел. И вообще в Москве рассказывал всем о том, что он родом из Киева. Только перебравшись в Америку, на Брайтон-Бич, весьма часто стал упоминать о своих одесских корнях. И репризы в одесском стиле органично сливались с его образом. «Многие из вас живут за чертой бедности, — обращался он к зрителям — бывшим одесситам, — я живу на черте».

Приезд Миши в Америку ошеломил Савелия. Своим фактом. Сатирика пустили в Америку. В тридцатых годах направили сюда Ильфа и Петрова, но, разумеется, с явной целью — разоблачить американский образ жизни. Писатели показали одноэтажную обывательскую Америку несколько тенденциозно, но, как подумалось Савелию, далеко не полностью выполнили социальный заказ. И видимо, «исправляясь», написали рассказ о молодой женщине — жене сотрудника советского посольства в Америке, живущей очень бедно и даже голодно и с неимоверным трудом раздобывшей деньги на оплату ухода за ней в родильном доме, забыв упомянуть, что американцы имеют медицинскую страховку — медикаль — и за услуги врача платит государство.

Но еще больше Савелия удивила статья Жванецкого в газете «Известия», в которой после посещения Америки он писал, что там «хорошие товары, а у нас — хорошие люди». И получалось, что плохие люди производят хорошие товары, а хорошие люди — плохие товары. А в конце статьи Миша издевательски писал о своем земляке — одессите Яше, который подарил ему безвкусный с блестками костюм, подарил с условием, что он расскажет об этом в России. Не нравится — хотя не брал бы костюм. Утесову не нравилась артельная малокультурная Одесса, и он тридцать лет не приезжал туда на гастроли, но нигде публично не говорил плохо о родном городе. Лишь в концерте рассказывал шутку о том, как после концерта садился в машину и вдруг его остановила неизвестная женщина. «Лева! Лева! — вдруг закричала она. — Иди сюда! Посмотри на Утесова, пока он живой!»

Савелий улыбнулся, вспомнив эту шутку, вспомнив многочисленных друзей в России. Он всегда мог позвонить Марку Розовскому, неравнодушному к человеческим бедам человеку, который мог помочь ему советом, просто по-дружески, и не формально, а с полной отдачей мыслей и чувств. Как не хватало его сейчас, когда Савелию впервые в жизни предложили роль, которую он мог сыграть не комически. Но по телефону Марку все не объяснишь, и вообще беспокоить его неудобно после злополучного ночного звонка. Савелий переживал, что в минуты отчаяния занервничал, засуетился и, придумав пустячную причину, разбудил ночью усталого друга. Обещанные в этом разговоре джинсы он, конечно, переслал Марку, но смущение и даже боль в душе от своей невыдержанности не проходили. Он не раз говорил об этом Марине.

— Может, написать письмо Марку? Извиниться перед ним? — побледнев, сказал он однажды.

— Письмо из Америки. Тем более после фельетона «Савелий в джинсах».

— Он был напечатан в «Литературке» год назад, — сказал Савелий.

— Ты думаешь, в Москве что-нибудь изменилось с тех пор? — убедительно заметила Марина. — За Марка взялся сам Ягодкин — бывший секретарь парткома МГУ. Ты же сам мне рассказывал об этом. Как закрыли студию Марка в Доме культуры МГУ. Как Ягодкин пошел в гору, сделал партийную карьеру. И вдруг письмо из Америки! От тебя! Ты уверен, что оно не усугубит положение Марка?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});