На следующее утро я первым делом направилась в комнату Морвенны. Миссис Боулз осталась в доме, собираясь присматривать за Морвенной до тех пор, пока это будет необходимо. Она спала в комнате, примыкающей к той, которую теперь стали называть детской.
Я сказала, что, когда Морвенна окрепнет, мы отправимся в Мельбурн, где купим колыбельку и детскую коляску. Еще я хотела купить игрушки. Морвенна рассмеялась:
— Пока ему не нужны игрушки, разве что-нибудь мягкое, чтобы прижимать к себе…
Я просидела возле нее чуть ли все утро, рассказывая, как мы перепугались за нее, как сидели и ждали всю ночь напролет…
— Вы все так любите меня! — сказала она.
— Бен Лэнсдон проехал десять миль глубокой ночью… и еще десять — назад, с доктором Филдом!
— Я никогда не забуду, что он для меня сделал!
— Бог знает, что случилось бы с тобой, если бы не доктор, Морвенна!
Она тихо рассмеялась.
— Джастин очень рад ребенку!
Еще больше он рад за тебя! Знаешь ли, существовала проблема выбора… Был момент, когда доктор сказал, что может спасти либо тебя, либо ребенка…
— Я не знала этого!
— Джастин велел спасать тебя! Вот видишь, Морвенна, ты — любимая женщина!
Слезы появились у нее на глазах.
— Он, правда, так сказал, Анжелет? Я… иногда задумывалась… действительно ли он любит меня?
— Почему? Он когда-нибудь плохо относился к тебе?
— О нет, и всегда говорил, что любит меня, но я не могла всерьез поверить, что мужчина может по-настоящему любить меня!
— До чего же ты все-таки глупая, Морвенна! Ну, теперь ты знаешь?
— Я так счастлива! Вот здесь, именно здесь, я счастлива больше, чем когда-либо в жизни! Странно, правда? И чудесно?
Я согласилась с ней.
В городе была новая сенсация. Золото Одноглазого и Кэссиди исчезло, а вместе с ним Дэвид Скэллингтон. Должно быть, он украл золото и сбежал во время празднеств. Никто не заметил этого, а Одноглазый и Кэссиди спохватились лишь через двадцать четыре часа: им понадобились целые сутки для того, чтобы отоспаться.
Казалось, что Одноглазый и Кэссиди навсегда потеряли свое состояние, а Дэвид Скэллингтон был явно вором, так что рождение нового младенца во время тяжелых родов со счастливым окончанием временно отвлекло умы от ужасной судьбы, постигшей двух золотоискателей.
Все восхищались способностями доктора и миссис Боулз. Конечно, это было ее звездным часом. Она пребывала в Голден-холле, где была Морвенна с младенцем, а когда выходила на улицу, вокруг нее собиралась толпа, желавшая выслушать все подробности. — Рискованное это было дело! — говорила она. — Доктор Филд спрашивает меня: «Миссис Боулз, ну что вы скажете на это?», а я ему прямо говорю: «Либо она, либо — ребенок!»А он говорит: «Вот этого я и боялся, миссис Боулз! Ну, ладно, будем стараться изо всех сил». И мы постарались, один Господь знает, как мы старались! Мы их обоих вытянули! Я боялась, что не выйдет, но нам удалось!
Я представила себе, как она еще долгие годы будет рассказывать эту историю, развешивая сахар или нарезая бекон в своей лавке.
Эту неделю мы провели в состоянии эйфории. Морвенне с каждым днем становилось лучше: счастье хорошо восстанавливает силы. Миссис Боулз распирало от гордости, а ребенок становился все крепче.
Морвенна долго выбирала имя для младенца и решила назвать его Патрик. Это было старым корнуоллским именем, и так звали ее прадедушку.
Можно было провести крещение в Уоллу, где практиковал доктор Филд, там была церковь со священником, но миссис Боулз сказала нам, что он приезжал сюда пару раз на похороны и на свадьбу, так что мог бы приехать и на крещение.
— Мы окрестим ребенка, когда он станет немножко постарше, — сказала Морвенна.
Было решено, что она останется в доме Бена, пока не окрепнет окончательно. Миссис Боулз тоже нужно было задержаться здесь, чтобы присмотреть за малышом. Она туманно намекнула на то, что хотя ей с доктором и удалось совершить чудо, но не следует надеяться на повторение. Я посчитала, что это разумно. Что касается миссис Боулз, то она была очень довольна, поскольку, находясь в ореоле славы, она тоже могла наслаждаться тем, что называла роскошью. К досаде Бена, я вернулась в свою хижину, заявив, что у меня нет никаких оснований задерживаться в этом доме. На самом деле я отчаянно боялась тех чувств, которые во мне вызывал Бен.
Это было для меня временем открытий: я училась узнавать людей. Раньше я судила о них по первому впечатлению, которое впоследствии оказывалось ложным. Дело в том, что люди — сложные существа, которых нельзя делить на плохих и хороших, не следовало также делать поспешных суждений и оценивать людей на основе мимолетних наблюдений.
В своей наивности я наделила Джервиса всеми рыцарскими качествами, а затем обнаружила «глиняные ноги» своего идола — эту непреодолимую страсть к игре, которая изменила всю нашу жизнь и могла в один прекрасный день — я была уверена в этом! — разрушить ее. С каждым днем я чувствовала, что все меньше люблю Джервиса, и в основном это объяснялось тем, что я все больше любила Бена.
Сейчас я была счастлива, потому что во время этого страшного ожидания на лестнице рядом с Джастином я поклялась себе в том, что отдам все, что у меня есть, и все, на что я надеюсь, за то, чтобы Морвенна могла жить, вместе со своим ребенком. Ребенок выжил, да и сама она с каждым днем крепла, и я стала забывать о своей клятве, теперь я хотела счастья не только для Морвенны, но и для себя.
Я устала от этого городка, от постоянной грязи, от примитивных условий жизни, от четырех стен своей убогой хижины, от попыток навести в ней чистоту, от необходимости поддерживать огонь даже в страшную жару, от недостатка воды, от насекомых, о существовании которых я раньше не подозревала, от вездесущих мух… Мне хотелось домой… по многим причинам. Мне хотелось видеть свою семью, мне хотелось жить в комфорте, и особенно я боялась того, что может произойти между мной и Беном, если я останусь здесь.
Бен всегда был где-нибудь рядом, он умел оказываться там же, где и я, он подталкивал меня к действию — если не словами, то взглядами. Похоже, он тоже боролся с самим собой.
Однажды я сказала ему:
Ты мог бы отправиться на родину. Почему бы тебе не уехать, просто так?
Бен сказал, что поклялся не возвращаться до тех пор, пока не найдет такого количества золота, которое, как ему известно, должно быть в этой земле. Я ответила, что глупо давать такие клятвы, он мог бы вернуться уже сейчас. У него достаточно денег для того, чтобы взяться за какое-нибудь доходное дело.
— Если бы ты согласилась поехать со мной, я бы вернулся!
В противном случае я остаюсь, здесь все взаимосвязано. И что подумает дедушка, если я вернусь без того, за чем поехал сюда?