На чисто германских участках они, вообще, были равны нулю.
На фронте Линзингена стоявшие на Стыри войска были оттеснены за Стоход. 2-я австро-венгерская армия должна была оставить хорошо устроенную линию Вербен – Золосьце, а с нею и город Броды, но через несколько километров к западу вновь остановилась и храбро удержалась на линии Берестечко – Соколовка – район между Злочевым и Золосьце. В этом районе она имела стык с Южной армией, которая, после достойного удивления отражения многих атак, приказом была отведена с позиции на Стрыпе за Золотую Липу, иначе отпал фронта 2-й австро-венгерской армии, также как и продвижение русских на фронте левого крыла 7-й австро-венгерской армии до Золотой Кыстрицы западнее Станислава к середине августа, подвергали бы серьезной угрозе связь армии Ботмера с ее тылом.
Проектированное на фронте эрцгерцога Карла наступление, имевшее целью принудить русские части в Карпатах к отходу за Днестр, чтобы тем вызвать улучшение в настроении Румынии, которое быстро развивалось в неблагоприятную сторону, но дошло до осуществления. Приходилось назначенные для этого войска, едва только они прибывали, применять для закрепления хрупких пунктов, и вообще, при бедности в резервах, требовалось крайне подвижное их применение позади всего боевого фронта, чтобы справляться с русскими на тех участках, против которых они намечали тот или иной нажим.
Тем временем в высоких политических и других кругах родины обнаруживалось довольно настойчивое желание предоставить генерал-фельдмаршалу фон Гинденбургу более широкий круг деятельности. Конечная цель сводилась к тому, чтобы генерал-фельдмаршалу передать должность начальника Генерального штаба. В качестве горячего борца за это и сторонника этих усилий работал канцлер.[213] Если при этих домогательствах надежды военного порядка также играли свою роль, как и расчет приобрести в лице генерал-фельдмаршала поддержку для внешней военной политики канцлера, то все же главной пружиной являлись соображения внутренней политики. Осуществления своих пожеланий старались достигнуть обычными для политической кампании путями: намеками в прессе, позицией высокопоставленных лиц, дипломатическими сообщениями и тому подобными средствами. Начальник Генерального штаба получил об этом сведения уже позднее. Он должен был, однако, признать и приветствовать это в том смысле, что расширение начальнической власти генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга отвечало военной нужде, открывая дорогу новой попытке осуществить признаваемое полезным сосредоточение военной власти на Восточном фронте в германских руках. Оно делалось тем более целесообразным, чем чаще только что описанное применение резервов создавало разные мнения на тему, был ли какой-либо фронт в состоянии выделить, и отдать резервы или не мог. Особенно возникали трения с фронтом Гинденбурга. Генерал-фельдмаршал Макензен для такой цели был уже не применим: его на другом театре ожидала важная задача, которой мы еще займемся. К тому же его нельзя было сделать начальником генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга.[214]
С другой стороны, можно было иметь в виду только того вождя, имя которого уже приобрело в глазах союзников известный престиж. Поэтому император, по соглашению с императором Францем Иосифом, 30 июля вручил фельдмаршалу фон Гинденбургу командование над частью Восточного фронта, простиравшейся от правого крыла 2-й австро-венгерской армии в районе Золосьце восточнее Львова, до берега Балтийского моря. Начальник Генерального штаба примкнул к этому решению, так как он ошибочно надеялся, что из этого не выйдет затруднений для единства верховного руководства вой ною. Новый командной инстанции были подчинены: упомянутая австро-венгерская армия, фронты Линзингена и принца Леопольда, а также фронт, бывший до сего времени под начальством Гинденбурга, а теперь порученный генерал-полковнику фон Эйхгорну. В первой половине августа на новый фронт генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга были назначены для оперативных нужд еще шесть дивизий. Две из них прибыли с запада и нуждались в отдыхе, но, в случае необходимости, могли быть применены против русских. Две дивизии были заново сформированы из отдельных частей, снятых с Восточного и Западного фронтов. Наконец, две последних были те турецкие дивизии, которые были предложены на европейский театр войны турецким командованием уже вскоре после очищения Галлиполи англичанами в начале 1916 г. Почему раньше не воспользовались этим предложением, было уже сказано. Когда всякие сомнения были устранены, австро-венгерское главное командование все же не могло решиться принять вновь сделанное предложение, хотя применение дивизий, в моральном смысле вполне надежных, было бы очень полезно для его фронта. Эти дивизии в сентябрьских и октябрьских боях в Восточной Галиции показали себя необыкновенно ценным приростом сил для Южной армии, на фронт которой они были назначены.
Если новый фронт генерал-фельдмаршала фон Гинденбурга еще до усиления его шестью дивизиями, о которых только что говорилось, не считался находящимся в сомнительном положении, то с их прибытием он не только должен был властвовать над всеми возможными событиями, но и быть в состоянии, в случае крайней необходимости, вновь отдать силы. Штаб фронта, конечно, не разделял этого взгляда. Он настойчиво проявлял в течение августа месяца беспокойство не только по поводу надежности собственного фронта, но также и относительно фронта, примыкавшего к собственному, и по поводу румынской границы. Беспокойство это не было оправдано событиями.
Южная часть Восточного фронта, от левого крыла Южной армии до румынской границы, оставалась самостоятельным фронтом под начальством эрцгерцога Карла, произведенного в генералы от кавалерии. В него входили Южная армия, 3-я австро-венгерская армия, которая с переменой номера вступила на место 12-й австро-венгерской армии, и 7-я австро-венгерская армия. Что у эрцгерцога был германский начальник штаба (фон Сект), об этом уже упоминалось.
Путем изложенной новой организации начальник Генерального штаба надеялся, наряду с выгодами оперативного и технического характера, приобрести необходимую опору, чтобы достигнуть фактического проведения с каждым годом и днем вновь и вновь, а со времени Луцкого прорыва с особой выразительностью, напрашивавшиеся мероприятия по усилению боеспособности союзной армии.
Получение такой опоры, конечно, еще не предохраняло от грядущих ошибочных уклонений из рамок общего ведения войны вроде австро-венгерского наступления против Италии. Для достижения этого в безусловной форме не было никаких путей, так как это постоянно оставалось в зависимости от доброй воли участников. Во всяком случае, перемена до того времени остававшейся в силе, по крайней мере с внешней стороны, системы «общего военного командования» (der gemeinsamen Heerführung) была необходима. Тяжелые последствия тирольской попытки лишили ее всякого доверия. Теперь уже нельзя было обойтись без того, чтобы немецкому верховному командованию не было предоставлено также и право надзора. Поэтому удержание «верховного военного командования Центральных держав» (Oberste Kriegsleitung der Mittelmächte) в германских руках отныне стало необходимостью. Когда теперь оно было предложено начальником Генерального штаба, то Турция и Болгария тотчас же повторили свое старое согласие на эту меру. Австро-Венгрия представила возражения, в некотором отношении, как уже было упомянуто, резонные. Но теперь, после пережитых тяжелых испытаний, им не приходилось уже приписывать решающего значения. Это наконец постигли и сами руководители судеб двуединой монархии. Однако формальное завершение переговоров затянулось до происшедшей в конце августа новой смены на посту начальника германского Генерального штаба.[215]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});