— А когда придет конец твоей лжи?! — горячо выпалила Антонина и не удержавшись, вскочила и ударила Люсю по лицу. Девочка спокойно вынесла это, потерла щеку и снова отвернулась к окну.
— Прекрати курить в моем доме! — словно опомнившись, потребовала женщина. Люся кивнула и потушила сигарету о подоконник, с трудом не сделав это о свою ладонь. Но на ее теле и так достаточно было повреждений, синяков и ссадин.
— Вы не верите мне, так поверьте фактам, — попыталась достучаться до сознания Антонины девочка, но потом решила, что все это бестолковые разговоры.
— Прекрати! — потребовала Антонина и зажала уши руками, — я не хочу, не хочу тебя слушать, проклятая девчонка! Мой Боря еще не скоро выйдет из тюрьмы из-за тебя… Успокойся уже, оставь его в покое! Зачем ты продолжаешь порочить его имя! Кто здесь порочен, так это ты! А какой хорошей девочкой ты была раньше!
— Ну да, было дело, — хмыкнула Люся, ей очень хотелось добавить «до вашего ненаглядного Бориса».
— Прекрати! Ты еще и смеешься надо мной, — Антонина снова заплакала, уронив голову на руки. Люся ждала, пока она выплачется, тихо стоя у окна. Над ним снаружи висела огромная сосулька, переливавшаяся всеми цветами радуги в ярком солнечном свете. С нее тоже что-то капало и разбивалось о железный карниз окна, отбивая монотонный ритм. «Неужели уже весна?» — подумала Люся с удивлением, — «так быстро? Так рано в этом году?»
Наташа очень любила весну… Она сама напоминала весну своими чистыми глазами, своей открытой душой, своей улыбкой… А раз Наташа мертва, значит и весны тоже больше не будет никогда и то, что сейчас происходит за окном, не больше, чем очередной обман. Весь этот мир соткан из обманов — больших и маленьких. И держится на обманах. Выдернешь один кирпичик-обман, и тебе на голову посыплется целый град кирпичей, которые на нем держались.
— Люся… Люсенька, — Антонина подняла голову и посмотрела на нее заплаканными глазами, — пожалуйста… скажи им, что твои показания ошибка… Тебя не будут наказывать, ты еще ребенок! Пожалуйста…
Люсе на мгновение стало жаль эту женщину, на ее глазах постаревшую на много лет, осунувшуюся и поблекшую, но она ничего не могла сделать. Нельзя спасти всех сразу, и она сделала выбор вовсе не в пользу Бориса. Может быть потом кто-нибудь спасет его мерзкую душонку, полюбит его и очистит от зла, но раз уж это не получилось у Антонины, то вообще маловероятно, что у кого-то получится.
— В моих показаниях нет ошибки и я не собираюсь ничего менять, — упрямо возразила Люся. Антонина снова зарыдала, а потом вскочила и закричала так, что Люсе сделалось страшно.
— Вон! Убирайся вон из моего дома! Видеть тебя не хочу! Ненавижу тебя, чертовка!
Люся кивнула и ушла в комнату, достала свою сумку и побросала туда немногочисленные вещи. Она совершенно не представляла себе, куда собирается идти, но оставаться здесь она не желала.
— Одумайся… — взмолилась Антонина в прихожей.
— Нет, — покачала головой Люся и вышла прочь.
На улице было тепло и солнечно, все кругом таяло и текло. На асфальте лежали глубокие лужи, в которых отражалось бездонное синее небо и в них плескались чумазые воробьи, оглашая улицу своим звонким щебетом. Люся напоминала себе такого воробья, выкупавшегося в грязной луже и теперь прыгавшего по асфальту, чтобы высохнуть от липкой, пристающей к оперенью грязи.
Что она чувствовала сейчас? Свободу? Нет, одиночество.
Огромное бесконечное одиночество, которое совершенно нечем было заполнить, кроме сигаретного дыма, но и их в пачке оставалось уже совсем немного, а денег на новые у Люси не было. Как и жилья. Как и будущего.
Только сумка, набитая вещами первой необходимости, легкое пальто и правда, за которую она поплатилась. Но не стоило ли это все того, чтобы наказать по заслугам того, кто считал, что все сойдет ему с рук?
В этом мире никогда не будет справедливости, если мы сами не станем ею.
Таня неуверенно шагнула на крыльцо больницы и зажмурилась от яркого солнечного света. Весна… неужели… Уже. Весна! Она ликовала внутри себя, всем своим естеством приветствуя весну. Ей хотелось раскинуть руки и подставить ладони солнцу и прыгать в лужах, как в детстве.
Все было наполнено свежестью, пением птиц, мелкой капелью… И радостью, восторгом снова рождающейся жизнью.
Мы пережили зиму! Мы победили смерть! — кричало все вокруг и деревья и дома и прохожие, которые хмуро брели мимо и шмыгали носом, простуженные и злые. Таня с готовностью бросилась в этот порыв и вот ее душа, так уставшая быть обремененной телом, летела над маленькими улочками и маленькими домиками…
— Видишь, Танюша… весна, — с грустной улыбкой сказала ей Антонина, помогавшая девушке ходить, потому что за время, проведенное в больнице, та разучилась многое делать сама. Врачи боялись, что она останется инвалидом, но этого не произошло и она как будто родилась снова — чистой, как ребенок… А может быть она и в правду снова стала ребенком?
Таня вырвалась из ее рук и сбежала вниз по ступенькам, заглянула в лужу и посмотрела на отражение маленькой худенькой девочки с отросшими светло-каштановыми волосами и большими миндалевидными глазами, смотревшими удивленно и восторженно. Эта девочка готова была снова узнать мир и узнать его совершенно другим, вовсе не таким, каким он был прежде…
— Весна, мамочка! — воскликнула она и подбежала к Антонине, обняла ее крепко-крепко своими тонкими руками, — погляди!
— Да, Танечка… — тихо согласилась женщина и поцеловала ее в щеку, погладила по волосам и они вместе пошли по залитой солнцем улице.
Воздух был таким чистым и прозрачным, каким он бывает обычно только после сильной грозы и оттого любой звук становился звонким и летящим.
В небе кружились птицы.
— Танечка… — обратилась к ней Антонина и голос ее был каким-то грустным и потерянным, — а ты не хотела бы уехать из этого города?
— Не знаю… — беспечно пожала плечами Таня, — а почему ты спрашиваешь?
— Ну… тебе в институт поступать… — нашла предлог женщина.
— Тогда уедем, — рассудила девушка.
Они дошли до дома и даже он теперь казался Тане совсем другим. Ее прежняя тюрьма превратилась в обычную пятиэтажку и теперь она дружелюбно взирала на нее глазами-окнами.
Таня готова была любить весь мир, как это делают дети.
Таня готова была простить весь мир.
— Послушай… — Антонина как будто не хотела идти туда и хотела потянуть время, она взяла Таню за руки и заглянула ей в глаза, — скажи мне… Правда то, что Борис три года…
Заканчивать было не нужно, Таня поняла все и так. Она слегка погрустнела, но постаралась как можно быстрее прогнать это ощущение.