Нортвуд слышал сожаления коллег по поводу таинственного исчезновения Роберта Андерсона, пропавшего несколько дней назад. Ничего удивительного, у Оливера имелись весьма правдоподобные догадки на его счет. Щенок получил по заслугам.
Незадолго до восьми Нортвуд отложил дела на потом, удалившись в коридор, пролегавший как раз под спальней министра. Убедившись не без некоторой нервозности в том, что коридор пуст, он отпер кладовую и вошел в нее, заперев за собой дверь. Не помня себя от страха, вспотевшими руками зажег свечу в комнате, начиненной порохом, и стал делать необходимые приготовления.
Для начала с помощью обычной свечи он расплавил сургуч, накапав лужицу на пол. Затем поставил туда заранее припасенную свечу из тугоплавкого воска. Когда сургуч застыл и свеча прочно стояла в импровизированном подсвечнике, Нортвуд перочинным ножом пробуравил дырочку в уголке ящика с порохом. Наконец он достал из кармана маленький мешочек с порохом и просыпал дорожку от ящика к свече, сделав вокруг подсвечника маленькую насыпь.
Очень осторожно Нортвуд потушил свечу из обычного пчелиного воска. Если отбросить ничтожную вероятность того, что кто-то заметит свет в этой отдаленной части дома, все должно сработать примерно к четырем часам. Взрыв будет достаточно сильным, чтобы разнести в щепки полдома. Но к этому времени он, Оливер Нортвуд, будет очень далеко отсюда.
Благополучно спустившись вниз, Нортвуд вытащил платок и вытер вспотевшее от напряжения лицо. Еще бы, не так-то просто оставаться спокойным, когда в одной руке у тебя горящая свеча, а в другой — порох. Он с лихвой отработал каждый пенни, который заплатил ему Ле Серпент, и заслуживал большего. В последнее время посольство особенно тщательно охранялось, британские солдаты обыскивали каждого входящего, но для постоянных служащих делались послабления, благодаря чему Нортвуду и удалось осуществить задуманное. Без него Ле Серпент ничего бы не сделал.
Вернувшись в контору, Нортвуд сел переписывать одно из служебных писем. Единственным человеком, заметившим трясущиеся руки и побледневшее лицо Оливера, был его начальник Морер.
— Рад видеть вас, Нортвуд, — с улыбкой сказал он. — Вы нездоровы? Вид у вас больно неважный.
"Ничего, хотел бы я посмотреть на тебя после взрыва. Пожалуй, ты будешь выглядеть похуже», — злорадно подумал Нортвуд. Морер был всегда добр к нему, и Нортвуду не хотелось, чтобы тот пострадал, но что поделаешь, у каждого своя судьба. Бодро улыбнувшись, он выдавил:
— Я что-то скис, но пару часов еще поработаю. Знаю, как вы тут все запыхались, не лучшее время я выбрал для болезни.
— Ну-ну, — пробормотал Морер, уткнувшись в документы.
Еще пару часов Нортвуд прилежно работал, каждой клеточкой чувствуя, как прогорает свеча, приближаясь к валику из пороха. Ему не надо было делать над собой усилий, чтобы выглядеть больным. И Морер, и прочие клерки, глядя на него, были только благодарны за то, что в таком состоянии он не бросил их, помогая с работой хотя бы пару часов.
Оливер уходил с сознанием исполненного долга. Он сделал достаточно много даже для человека, не страдающего болями в желудке, но, несмотря на демонстративное дружелюбие, остальные сотрудники смотрели на него сверху вниз, видимо, считая себя более нужными и умными, чем он. Ничего, пусть думают, что хотят. Время покажет, кто из них более достоин если не уважения, то почитания.
Поймав кэб, Оливер вернулся домой и там переоделся в дорожный костюм. Время нанести визит графу де Варенну. Сейчас он ему покажет, чего стоит Оливер Нортвуд.
Граф припас для него обещанную премию: высокомерную, надменную и насмешливую Марго Эштон. Наконец заветная птичка поймалась в сеть.
В условленное время Элен Сорель послала в апартаменты Кэндовера записку с просьбой о встрече. Ей хотелось узнать, удалось ли ему что-то выяснить о судьбе Мегги. Меньше чем через час посыльный вернулся с неутешительным известием о том, что герцог не появлялся у себя со вчерашнего дня.
В теплый день Элен охватил сильный озноб. Может быть, само по себе исчезновение Рейфа не сулило неприятностей, но вкупе с исчезновением Мегги и Роберта… Предполагалось самое худшее.
Если таинственный Ле Серпент расправился с ними, то где гарантия, что не вычислит и ее?
Первым желанием женщины было вернуться в деревню, к матери и дочерям, туда, где она могла бы быть в безопасности. Едва ли в преддверии развязки Ле Серпент последовал бы за ней туда. И что другое, кроме бегства, остается ей, оказавшейся один на один с неведомым и опасным врагом?
Но, сжав кулаки, Элен отказалась от этого спасительного хода. Если уж такова воля судьбы и ей предстоит исчезнуть, о девочках позаботится мать. Друзья в беде, надо действовать, а не прятаться в норе.
Действовать… Но как?! Элен — слишком мелкая сошка для того, чтобы добиться встречи с кем-нибудь из официальных лиц и указать на заговорщика, даже если бы знала, кто он такой, но ведь и это было ей неизвестно.
Бессильно разжав кулаки, француженка нерешительно встала. Надо что-то придумать, и чем быстрее, тем лучше, и, кажется, у нее начинает зреть план.
Щелчок взводимого курка вывел Рейфа из состояния паралича. Он вспомнил! В памяти вспыхнула картина, и Рейф понял, кто такой Роберт Андерсон.
Уверенным голосом Рейф сказал:
— Варенн, убив Андерсона, вы совершите серьезную ошибку. Помните, вы говорили, что расточительность — не ваш порок?
Палец, готовый спустить курок, ослабил давление, но граф не убрал пистолет.
— Не вмешивайтесь, Кэндовер. У вас — одна цена, у шпиона — совсем другая.
— Если бы он был только шпионом, я бы признал справедливость ваших суждений, — согласился Рейф, глядя прямо в глаза Варенну. — Но человек, которого вы так бездумно собираетесь подстрелить, — лорд Роберт Андревиль, брат маркиза Волвертона, одного из самых богатых людей Британии.
— Что?!
Варенн впился взглядом в потенциальную жертву.
— Это правда?
— Да, — признался Андерсон. — А это что-то меняет?
Мгновение, показавшееся пленникам вечностью, граф прикидывал, перевесит ли возможная прибыль риск, а затем, разрядив пистолет, убрал его в карман.
— Да, это меняет дело, — произнес он наконец. — Но если вы лжете, я расправлюсь с вами позднее.
— Это правда, — произнес Рейф. — Я учился в школе с его старшим братом.
Варенн с отсутствующим видом кивнул. Мысленно он был уже далеко.
После того как граф ушел в сопровождении своих верных оруженосцев, Рейф, брезгливо поежившись, подумал о том, как низко должен пасть человек, чтобы убивать с таким холодным расчетом. По всей видимости, его поместили в одну камеру со смертником не случайно. Сцена экзекуции могла бы полностью деморализовать Рейфа, и, черт побери, если бы свершилось то, что задумал граф, расчет оправдался бы полностью.