Читать интересную книгу Собрание сочинений. Т. 17. Лурд - Эмиль Золя

Но он не дослушал ответа: вошла Мария в сопровождении Пьера, и Бонами по сиянию, разлитому на лице исцеленной, тотчас же угадал, как ему повезло. Она была очаровательна, словно создана для того, чтобы увлекать и обращать толпы. Он быстро отошел от Элизы Руке, узнал имя вновь прибывшей и попросил одного из молодых священников разыскать ее дело. Мария пошатнулась, и Бонами хотел усадить ее в кресло.

— О нет, нет! — воскликнула она. — Я так счастлива, что могу стоять на ногах!

Пьер взглядом искал доктора Шассеня и огорчился, что его здесь нет. Он отошел в сторону, дожидаясь, пока найдут дело Марии, но папки все не находили, хотя перерыли все ящики.

— Ну-ка, — повторял доктор Бонами, — Мария де Герсен, Мария де Герсен… Я видел это имя.

Наконец Рабуэн нашел дело под другой буквой алфавита, и Бонами, ознакомившись с врачебными свидетельствами, весь загорелся.

— Вот интересный случай, господа. Прошу вас, слушайте внимательно… У барышни, стоящей перед вами, было серьезное поражение спинного мозга. Эти два свидетельства, подписанные врачами парижского медицинского факультета, хорошо известными нашим коллегам, должны рассеять сомнения даже самых недоверчивых людей.

Он передал свидетельства находившимся в зале врачам, и те стали читать их, покачивая головой. Подписи принадлежали врачам, весьма опытным и пользующимся прекрасной репутацией.

— Что ж, господа, спорить не приходится; раз у больной такие свидетельства, остается узнать, какие изменения произошли в состоянии барышни.

Но прежде чем начать опрос, он обратился к Пьеру:

— Господин аббат, вы, кажется, приехали с мадемуазель из Парижа. Вы спрашивали мнение врачей перед отъездом?

Священник содрогнулся, несмотря на радость.

— Я присутствовал при консилиуме, сударь.

Вновь пред ним предстало все, происходившее тогда. Он увидел старых врачей, серьезных и рассудительных, и Боклера, с улыбкой смотревшего, как они пишут одинаковые свидетельства. Неужели же он опровергнет их высказывания и ознакомит врачей с третьим диагнозом, который научно объяснял выздоровление? Чудо было предсказано и тем самым сводилось на нет.

— Заметьте, господа, — продолжал доктор Бонами, — присутствие господина аббата придает этим доказательствам особую силу… Теперь, мадемуазель, опишите нам точно ваши ощущения.

Он нагнулся к отцу Даржелесу и попросил его обязательно упомянуть Пьера в качестве свидетеля.

— Боже мой, как вам сказать! — воскликнула Мария задыхающимся голосом, надломленным от счастья. — Еще вчера я была уверена, что исцелюсь. И все же, когда по моим ногам пробежали мурашки, я испугалась, что это новый приступ, и усомнилась… Мурашки прекратились. Потом снова появились, когда я стала молиться… Ах, я молилась, молилась от всей души! Я, как дитя, отдалась в руки святой девы. «Святая дева, лурдская богоматерь, делай со мной, что хочешь!..» Мурашки не прекращались, мне казалось, что вся кровь во мне кипит, и я услышала голос: «Встань, встань!» И совершилось чудо, я почувствовала, как затрещали у меня кости, как мое тело словно пронзила молния.

Пьер слушал ее, побледнев. Ведь Боклер именно так и говорил, что выздоровление будет молниеносным: в момент крайнего возбуждения в ней пробудится так долго дремавшая воля.

— Сперва святая дева освободила мне ноги, — продолжала Мария. — У меня было такое ощущение, словно сковавшие их железные путы скользнули вдоль моего тела, как разорванные цепи… Затем комок, всегда давивший меня изнутри, вот здесь, с левой стороны, поднялся; я думала, что умру, — такую испытывала боль! Но он поднялся выше, подступил к горлу, и я с силой выплюнула его… Вот и все, болезни моей как не бывало.

Тяжело взмахнув руками, словно ночная птица крыльями, Мария замолчала и с улыбкой взглянула на взволнованного Пьера. Все это Боклер предвидел и даже употреблял те же выражения и образы. Его прогноз осуществился слово в слово — все это были естественные и заранее предсказанные явления.

Рабуэн слушал, вытаращив глаза. Этого горячо верующего, ограниченного человека преследовала мысль об аде.

— Она дьявола выплюнула! Дьявола! — воскликнул он.

Более благоразумный доктор Бонами остановил его. Затем он обратился к врачам:

— Вы знаете, господа, что мы всегда избегаем произносить здесь великое слово «чудо». Но перед вами совершившийся факт; интересно знать, как вы объясните его естественным путем… Семь лет барышня была разбита параличом вследствие поражения спинного мозга. Отрицать этого нельзя, у нас имеются неоспоримые свидетельства. Она не могла ходить, малейшее движение вызывало боль, и она дошла до полного истощения, которое ведет к роковому концу… И вдруг она встает, начинает ходить, смеется и радуется жизни. Паралич исчез бесследно, боль так же, она такой же здоровый человек, как и мы с вами… Пожалуйста, господа, освидетельствуйте ее, скажите, что произошло.

Бонами торжествовал. Ни один из врачей не взял слова. Двое, очевидно набожные католики, энергично закивали головой. Остальные не двинулись с места, немного смущенные, не желая ввязываться в это дело. Наконец один из них, маленький худощавый человечек в очках, поднялся, чтобы поближе поглядеть на Марию. Он взял ее за руку, посмотрел ее зрачки, казалось, заинтересовался ее преображенным, радостным видом. Затем, учтиво избегая спора, вернулся на свое место.

— Я констатирую, что случай выходит за пределы науки, — торжествующе заключил доктор Бонами. — Добавлю, что здесь не просто выздоровление, здоровье сразу вернулось полностью. Посмотрите на барышню. Глаза ее блестят, щеки порозовели, лицо стало живым и веселым; без сомнения, ткани будут восстанавливаться довольно медленно, но можно уже сейчас сказать, что барышня возродилась. Ведь вы часто видитесь с ней, господин аббат, не правда ли, она стала неузнаваемой?

Пьер пробормотал:

— Верно, верно…

И действительно, она казалась ему полной сил, щеки ее пополнели и посвежели, вся она оживилась и повеселела. Но Боклер опять-таки предвидел этот расцвет всего ее надломленного существа — жизнь должна была вернуться к ней вместе с горячим желанием здоровья и счастья.

Доктор Бонами снова нагнулся и стал глядеть через плечо отца Даржелеса, который уже заканчивал заметку — нечто вроде краткого, протокольно точного описания события. Они обменялись вполголоса несколькими словами, посоветовались друг с другом, и доктор обратился к Пьеру:

— Господин аббат, вы присутствовали при чуде, не откажитесь подписать заметку об этом происшествии, составленную отцом Даржелесом для «Газеты Грота».

Как! Подписаться под этой ошибкой, под этой ложью? В Пьере поднялось возмущение, он уже готов был громко высказать правду. Но внезапно он почувствовал на своих плечах тяжесть сутаны, а безграничная радость Марии переполнила его сердце ликованием. Какое счастье видеть ее здоровой! Когда девушку перестали расспрашивать, она снова подошла к нему и взяла под руку, улыбаясь затуманенными глазами.

— О мой друг, — сказала она очень тихо, — поблагодарите святую деву. Она такая милостивая, вот я опять здорова, красива и молода!.. А как обрадуется папа, милый мой папочка!

И Пьер подписал. Он чувствовал, как все в нем рушится, но она спасена, а сейчас это самое главное; ему казалось святотатством разбить чистую веру этого ребенка, исцелившую ее.

Когда Мария вышла, снова раздались восклицания, толпа рукоплескала. Теперь чудо приняло официальный характер. Между тем какой-то сердобольный человек, опасаясь, что девушка устанет и ей понадобится тележка, брошенная у Грота, притащил ее к бюро. Мария взволновалась, увидев эту тележку. Сколько лет она прожила в этом передвижном гробу, где, казалось ей, она была погребена заживо, сколько видел он слез, отчаяния, тяжелых дней! И вдруг она подумала, что, раз тележка была спутницей ее страданий, ей надо присутствовать и при торжестве. Мария вдохновилась и, словно объятая священным безумием, схватила ручку тележки.

В эту минуту мимо проходила процессия, возвращаясь из Грота, где аббат Жюден давал благословение. Мария, потянув за собой тележку, устремилась вслед за балдахином. Она шла в домашних туфлях, в кружевной косынке, с трепещущей грудью, высоко подняв прелестную головку, и за ней катился передвижной гроб, в котором она так долго умирала. А поток исступленных людей оглашал воздух криками.

IV

Пьер последовал за Марией, которая шла за балдахином и победоносно тащила свою тележку, — их подхватил торжествующий вихрь славы. Но Пьера ежеминутно так толкали, что он, несомненно, упал бы, если бы его не поддержала чья-то сильная рука.

— Не бойтесь, дайте мне руку. Иначе вы не устоите.

Он обернулся и, к своему удивлению, увидел отца Массиаса, который оставил на кафедре отца Фуркада, а сам пошел вслед за балдахином. Необычайное возбуждение несло его вперед; в своей вере он был непоколебим, как скала, глаза его пылали, как факел, лицо сияло восторгом, по лбу и щекам струился пот.