У постамента, где некогда возвышался Владимир Ильич, осталась висеть межпространственная дыра. Рядом потихонечку истаивала невидимая магическая площадка. Вниз струилась пыль, осыпался песок, нет-нет падали засохшие кляксы. К одной намертво прилип сапог из чёрной чешуйчатой кожи.
На площади воцарился сумбур. Народ пытался перевернуть стеклянный диск, хотя все понимали, что бесполезно. Четверым выжившим бедолагам из группы захвата вызвали «Скорую» и оказывали первую помощь. Виктор Вениаминович скрипел зубами и тихо исходил на дерьмо.
Ну ещё бы. Он только что упустил козырную карту.
И тем не менее, отступать полковник не собирался. Он всего ли проиграл раунд, и сейчас обдумывал следующий ход.
***
Эдик пришёл в себя, но ни открывать глаза, ни, уж тем более, вставать не спешил. Он давно догадался, что лежит в настоящей кровати, утопая головой в пышной подушке, и растягивал удовольствие от момента. Как понял? Тут совсем просто. Мягкость пуховых перин, свежий запах чистой постели и тяжесть стёганного одеяла никто, никогда и ни с чем не перепутает. Конечно, если хоть раз в них лежал.
Было ещё кое-что…
Труднообъяснимое чувство, какое испытываешь, когда ты дома. Когда не нужно вставать спозарань, когда не надо куда-то бежать, сломя голову, когда можно лежать до обеда... Благодать, тишина и спокойствие… Блаженство — не описать.
Хотя, могло и почудиться. С федералов станется — могли такого намешать в тот летающий шприц, что ЦРУ со своей лизергиновой кислотой позеленело б от зависти. Но даже если и так, даже всё это глюк, пусть он продлится как можно дольше… Эдик не возражал.
Скрипнула дверь. Раздались шаги… Кто-то крался на цыпочках. Следом ещё шаги, но у их обладателя с бесшумным передвижением выходило не очень. Тяжёлые сапоги громко бухали в половицы, громыхало железо, хрустели ремни амуниции…
— Что там? Очнулся? — послышался приглушённый до шёпота бас.
— Да не пихайся ты, бык перерослый! Вот только разбуди мне барина! — ответили глубоким контральто, но здесь было больше змеиного шипа.
Эдик широко улыбнулся — голоса он узнал. Оба. И мужской, и женский. Штерк и Нилда в своём репертуаре. Первый носится с безопасностью своего драгоценного тингмара, как дурень со ступой. Вторая опекает его же, словно беспокойная квочка.
— Я уже не сплю, — откликнулся он, уселся в кровати и, с наслаждением потянувшись, повернулся к гостям, — Вы даже не представляете, как я рад вас видеть…
Конец фразы заглушил восторженный рык.
— Яа-а-а-ар-рл Эдда-а-ар-р-рд!!! — заорал Штерк и кинулся обниматься.
Гигант-менникайнен схватил своего ярла за плечи, выдернул из кровати, повертел, осматривая на предмет повреждений, и прижал к широкой груди.
Проявление искренних чувств тепло тронуло душу, и в то же время Эдику было слегка неуютно. Он в принципе не любил с мужиками обниматься, а гигант-менникайнен вытащил его из кровати почти голого. Вдобавок, элементы доспехов пребольно впивались в тело и неприятно холодили обнажённую кожу.
Тем не менее, Эдик не стал вырываться. Не хотел случайно обидеть. Терпел.
— Здорово, дружище, — выдавил он и похлопал гиганта по забранному в железо плечу. — Ну всё, всё, хватит... Поставь меня уже… Да задушишь же чёрт здоровенный!
Кастелянша услышала в голосе ненаглядного барина недовольство и поспешила на помощь. С немалым трудом ей удалось оттащить оттащила любвеобильного Шерка. Но в её глазах было столько же умиления, если не больше. Просто она себя лучше сдерживала.
— А где все? — поинтересовался Эдик, когда вернулся в постель и закутался в одеяло.
— Да кто где, — принялась рассказывать Нилда. — Магистр портал изучает. Хинрик с мастеровыми там же, врата затворные ставят. Бласс на каменоломни в Батоги отправился. Деккер из похода ещё не вернулся. Гуннар на заставу уехал, ещё пятого дня. Старейшина торжество по случаю вашего возвращения готовит. Только этот вот здесь отирается. Третий день не ест, не спит. Охраняет.
С последней фразой дородная кастелянша пхнула локтем в бок Штерка и вдруг всполошилась:
— Вот я дура старая бестолковая, — всплеснула руками она. — Вы, поди, и сами оголодали… Подождите, я быстро… Идоя, Амэда, барин проснулся! Живо собирайте на стол!
Последние слова донеслись уже из коридора вместе с удаляющимся топотом каблуков, но Эдик сейчас меньше всего помышлял о еде.
«Три дня проспал?! Врата ставят?! Твою мать!!!».
В голове заметались яркие образы того, что Виктор Вениаминович успел бы здесь натворить за три дня. Но за окном было тихо, о вторжении даже не заикнулся никто — это немного успокаивало. И всё же тревожное чувство не отпускало.
Эдик подхватился, соскочил с койки и стартанул вслед за Нилдой, как был голяком. У дверей пришло понимание, что владетельному лорду не след в одних только труселях щеголять перед подданными — Эдик притормозил, и его чуть не смёл разогнавшийся менникайнен.
— Где одежда? — обернулся он к Штерку.
— Так вот же, — кивнул тот на стул у кровати. — Кастелянша давно приготовила.
На стуле высилась аккуратная стопка в чёрно-белых тонах. Рядом красовались высокие сапоги, начищенные до зеркального блеска. Шёлк, бархат и кожа. Всё новенькое, с иголочки.
За неимением времени, Эдик не стал выяснять, где комплект из аспидной шкуры, быстро оделся и стал похож на испанского гранда… Ну, или кто там такой же красивый. Узкие бриджи, ботфорты с отворотами, рубаха с отложным воротником и короткая, в пояс, курточка с затейливой вышивкой. Наряд непривычный, но в целом понравился. И как