Читать интересную книгу Отступник - драма Федора Раскольникова - Владимир Савченко

Были в книге главы, совершенно неудобоваримые, вроде главы о философии, где делалась попытка воспроизвести старинный схоластический спор о том, что первично, дух или материя, и предпочтение отдавалось материи. Невозможно было понять, что, собственно, имели в виду авторы, говоря о духе, что же такое дух, - деревянный канцелярский язык, которым это излагалось, не давал такой возможности. Между тем почему-то именно эту главу считали центральной главой в книге, на политзанятиях руководители требовали от слушателей объяснить, как ее понимают, а так как объяснить это было невозможно, невозможно было и пересказать ее своими словами - как пересказать то, чего не понимаешь? - то ее выучивали наизусть и цитировали по памяти отдельными кусками.

Большего сумасбродства и придумать нельзя, он окончательно спятил, сделал заключение об авторе книги Раскольников. Прочитав начало книги, полистав главы, посвященные революции и гражданской войне, дальше читать не стал, слишком резали глаз подтасовка фактов, откровенное перекраивание истории, при живых-то свидетелях ее.

На обсуждения книги ходить категорически отказался, прямо заявив Яковлеву, что у него иное представление об истории партии, чем то, что изложено в книге, но говорить о нем он пока не намерен, всему свое время. Что еще мог сказать?

7

В конце января пришло от Литвинова письмо с напоминанием, что теперь нет причин задерживаться с отъездом, в Москве его, Раскольникова, ждут и он должен немедленно выехать. Сообщалось, что предполагается его назначение полномочным представителем в Турцию.

Холодком повеяло от этого предложения. В Турцию! Место назначения выбрано с точным расчетом: отказаться от него нельзя. Не было возможности сослаться, как прежде, на политическое значение поста полпреда в Болгарии, - на оси, протянувшейся из Берлина через Балканы, Турция была, бесспорно, более важным узлом, чем Болгария.

Существеннее, однако, было другое. Всего несколько месяцев прошло с тех пор, как из Турции был отозван полпред Карахан, старинный добрый знакомый Раскольникова, много лет бывший заместителем сначала Чичерина, потом Литвинова, проводивший в Турции ту же антигитлеровскую линию, что и Раскольников в Болгарии, и арестованный в Москве тотчас по приезде, прямо на вокзале. Эрудит и балетоман, чернобородый красавец Карахан разделил участь многих. Еще перед Новым годом прочли в "Правде" о том, что он был осужден 16 декабря и тогда же расстрелян. Обви нение шаблонное: за шпионаж. Вместе с ним был осужден и казнен Авель Енукидзе, секретарь Президиума ЦИК СССР, как и Карахан, из старых большевиков. Все знали, что Авель- друг Сталина с дореволюционных времен, почти брат ему. И близких своих не щадил этот Каин.

Заменил Карахана в Турции молодой дипломат Карский. Раскольников познакомился с ним в прошедшем году. Был он из выдвиженцев, но человек со способностями, до Турции успел поработать за границей, дело знал и приехал в Турцию продолжить линию Карахана, по крайней мере, так он сам объяснил Раскольникову. Для наркомата это могло оказаться и сюрпризом. И значит?.. Если так, что из этого следовало? Что и Карского - выдергивали из Анкары? Никак не могла быть терпима линия, враждебная интересам Германии?

Но что могло в таком случае означать предложение поста полпреда в Турции - ему, Раскольникову? Ведь знали в Москве, что и он будет в Анкаре гнуть ту же антигитлеровскую линию.

Это могло означать одно: его вызывали не для того, чтобы послать в Турцию. Турция была предлогом для вызова, таким же, каким для вызова Карахана в Москву была должность посла в Вашингтоне, будто бы предоставлявшаяся ему. Точно так вызвали из Барселоны бывшего там генконсулом Антонова-Овсеенко, под предлогом назначения наркомом юстиции РСФСР. Чтобы придать предложению большую убедительность, даже распечатали в "Известиях" и "Правде" постановление об этом назначении. Никто из читателей газет, конечно, и не подозревал, что напечатано это было для одного Антонова-Овсеенко. Он приехал - и его арестовали.

Все предложения ответственных постов от Мексики до Анкары были западней, средством заманить его, Раскольникова, в Москву. Заманить. И ничего более того. Это было ясно.

И значит?..

Значит, надо тянуть, сколько возможно.

Показал письмо Музе, сказал, что думает относительно Турции. Да, надо тянуть, согласилась она. Сколько возможно.

И опять она не испугалась. Задумалась, озадачилась. Мысль о смертельной опасности не приходила ей в голову. Понимала, что положение не из приятных. Но не до такой же степени. "Будем надеяться… Не может же это продолжаться вечно…"

Ответил Литвинову, что по семейным обстоятельствам- грудной ребенок, жена не окрепла после родов - лишен возможности выехать немедленно, просит отсрочку хотя бы на месяц.

Скоро пришел ответ: отсрочка разрешается. Но не более чем на месяц. В первых числах марта, никак не позднее, он должен быть в Москве.

В феврале проехал через Софию Карский, распрощавшийся с Анкарой, тосковавший, что мало успел сделать за полгода. Но тосковал он не только по этой причине. За ужином Раскольников спросил его:

- Почему вас отзывают - знаете?

- Чтобы обсудить возможность перемещения в Чехословакию, - с кривой улыбкой ответил Карский.

- Мне предлагали то же в прошлом году, - заметил Раскольников. - Но я отказался. Объяснил отказ тем, что считаю более важным свое пребывание в Софии.

- Сегодня, при нынешнем раскладе сил в Европе, наверное, этим не смогли бы отговориться?

- Наверное.

- И я не смог.

- Теперь мне предлагают ваше место. Вы об этом знаете?

- Да. И когда же вы… поедете?

- В Москву? Пока не знаю.

- Но вас уже вызывали?

- Да. Пока не могу выехать. По семейным обстоятельствам.

- По семейным обстоятельствам… А у меня этих обстоятельств нет. И я - еду, - уныло заключил Карский. И прибавил, с прежней кривой улыбкой: Предлагают Чехословакию. Карахану, когда вызывали, предлагали Соединенные Штаты. Антонову-Овсеенко предлагали…

И умолк, не стал продолжать.

После ужина Карский и Муза пошли в кино. Карскому хотелось посмотреть Марлен Дитрих в "Марокко", - время у него было, поезд его уходил ночью. Раскольников не мог их сопровождать, ему нужно было отправить диппочту.

Как потом рассказывала Муза, весь сеанс Карский просидел, глядя в пол, думая о чем-то, никак не связанном с золотыми песками Марокко и прелестями Марлен, на экран почти не взглядывал.

Проводили его на вокзал. Когда поезд ушел, посмотрели друг на друга, думая о том, что, пожалуй, никогда уже больше его не увидят. Уехал человек обреченный и знавший, что обречен.

Неужели и они так же, с подобным чувством отправятся в путь?

Но у них еще оставалось время до начала марта. Еще оставалась надежда. Не могло же все это продолжаться вечно?..

8

В эти дни произошел у Раскольникова еще один разговор с братом царя, князем Кириллом. Был прием во дворце, когда гости расходились, Кирилл предложил Раскольникову задержаться, уединились с ним в гостиной, и неожиданно Кирилл заговорил о Вальтере Кривицком.

Раскольникову уже было известно, что Вальтер стал невозвращенцем, просил убежища во Франции, его поддерживал французский премьер-министр социалист Леон Блюм, даже обеспечил ему охрану французской полиции. Известно было, что, несмотря на эту охрану, в Париже на него совершили покушение агенты Ежова, но он ускользнул от убийц и теперь готовил к печати разоблачительный материал о сталинском режиме. Остался на Западе он после убийства в Швейцарии агентами НКВД его друга Игнация Райсса, тоже агента НКВД и человека задумавшегося, раньше Кривицкого решившего порвать с режимом Сталина. Слышно было, что он вернул московским властям орден Красного Знамени, которым был награжден. Кривицкий пытался ему помочь уйти от преследования чекистов, но это не удалось, и тело Райсса нашли недалеко от Лозанны на обочине дороги, выброшенное из машины, изрешеченное пулями, расстреляли его в машине в упор пулеметными очередями. Все это были сведения, почерпнутые из иностранных газет.

Кирилл заговорил о том, что, как ему стало известно, в одном из ближайших номеров одного из парижских социалистических журналов должна появиться очередная статья о Кривицком или статья самого Кривицкого, в которой речь идет - кто бы мог думать - о немецкой ориентации Сталина.

- Да, я не ошибаюсь, господин посланник, мне дословно цитировали отдельные места этой статьи, - делая круглые глаза, говорил Кирилл. - Речь о том, что будто бы Сталин еще с 34-го года, заметьте, с 34-го года искал контактов с Гитлером! И эти контакты происходили. Многие факты, казавшиеся до сих пор необъяснимыми, например враждебное отношение ваших властей к германским антифашистам, ваша политика в Испании и иное, объясняются такими контактами. Что вы на это скажете? Есть хотя доля правды в этих разоблачениях бывшего вашего агента?