сани перевернулись, и мы полетели… в снег. Когда пришёл в себя…, сознание плавало, как в сумерках. И только на следующий день, когда мы отдохнули и успокоились, я понял, что не чувствую боли снижения. Она исчезла.
Рассказ Эрвина закончился, но еще минуту в зале стояла гробовая (зачем я так подумала!) тишина. Мне показалось, что старейшины на вкус пробовали ценность информации, так задвигались у них челюсти.
— Почему вы не рассказали об этом сразу? — вопрос, который задал Тирольд, он снял с языка у всех, так они встрепенулись.
— У нас только одна жизнь, уважаемые старейшины.
Ого! Ещё пара таких намёков и нас отсюда в кандалах выведут.
— Я вижу, как загорелись ваши глаза, — продолжил Эрвин речь, а мне захотелось захлопать в ладоши (каков молодец), — все жаждут расстаться с болью. Вы трепещете от мысли, что её может не быть. Только я не сказал главного, — мрачная решимость Эрвина слегка пошатнула мое восторженное состояние, — она возвращается! — Что он сказал? — Боль вернулась в моё тело. Пока она небольшая, но постепенно увеличивается. Бессмысленно покорять Вершину. Не стоит рисковать жизнью.
Откровение Эрвина меня разозлило. Когда боль вернулась? Ответ пришёл мгновенно. Это случилось на тренировках с Горынычем. Вот почему он тогда с катушек съехал. Не мог он так психовать только из-за дракона.
— Эм…, — Тирольд щёлкнул по панели на столе, — но ведь Соня Снегирёва не испытывает боли, — председатель дал понять, тут не дураки хлеб едят.
Взгляды старейшин скрестились на мне. Ничего себе! Из огня, да в полымя, как говорит моя бабушка. Будете разбирать меня на опыты, господа старейшины, как предрекал Эрвин? Хотелось послать воздушный поцелуй важным господам. Ничего не выйдет, даже и не мечтайте. Я улыбнулась, кажется, своей самой плотоядной улыбкой в жизни.
— Соня потеряла память и ничего не помнила про боль, — проговорил Эрвин, — ваш Совет пальцем не пошевелил, когда нас послали на Вершину.
— Ну, почему же? — сбавив обороты, возразил Тирольд, — мы разбирали это дело, и осудили решение Совета Меры.
Я так и знала. Тирольд — душка!
— Недавно погибла Иолана Радич, и… там опять замешана глава Меры, — Эрвин волновался. Он хотел отвлечь внимание старейшин от моей персоны, но ответной реакции не последовало.
— Не вижу связи, — сказал председатель. Действительно, какая здесь связь, я с ним согласна, — члены совета хотят высказаться?
— А какая связь у вас с главой Меры? — вопрос Эрвина вышел настолько неоднозначным, что в зале вспыхнул шум негодования, — если ей всё сходит с рук, — Эрвин смотрел на Тирольда так, будто знал гораздо больше, чем сказал.
— Решения мы принимаем коллегиально, — ответил председатель, — сейчас речь о Великой Вершине и о Соне Снегирёвой, благодаря которой вы спустились с горы.
— Предлагаю провести полное обследование девушки, — громко высказался старейшина Чернорая.
— Вы не тронете её, — голос Эрвина стал похож на рык. — Соню выбрала сама Верховия.
Мне понравилось это выражение. Я на глазах превращалась в главное сокровище Верховии. Слышала бы моя бабушка, возликовала бы вместе со мной.
— Что за глупости вы несёте? — спросил старейшина.
— Вы… столетиями уничтожали тех, кто отличался от вас. Вы считали, что несёте благо верховенцам, а сами не продвинулись ни на шаг.
— Ты говоришь о дверниках? — старейшина, у которого на груди светилась эмблема Энобуса, прямо подпрыгнул со стула.
— Вы хотите уничтожить последнюю надежду.
Это Эрвин обо мне?
— Никто не хочет…, — начал Тирольд.
— Хочет! — рявкнул Эрвин, перекрывая вопли старейшин, — у вас руки дрожат от нетерпения. Посмотрите на себя, лучшие люди Верховии!
По неведомому сигналу трое гвардейцев кинулись в нашу сторону, я безмятежно смотрела, как они приближаются.
— Прекратить истерику! — заорал Тирольд через усилитель, и на потолке зазвенела металлическими пластинками люстра, а я закрыла уши ладонями.
Охранники, остановленные воплем председателя, замерли в двух шагах от нас, постояли немного и покинули площадку несостоявшегося боя. Гомон в зале стих. Молчание старейшин показалось тонким ледком, прикрывшим бурлившую злость избранников народа.
— Твои обвинения, Вышнев, беспочвенны. Никто не причинит вреда девушке, — произнёс председатель.
Если хотел успокоить меня, я не повелась, тем не менее, покровительственно улыбнулась ему.
— Пусть Совет Старейшин даст слово, что Соню Снегирёву не заставят идти на Великую Вершину против её воли, — закричал Эрвин, — и пусть Совет письменно подтвердит своё решение.
Заявление Эрвина пробрала старейшин, кажется, до самых печёнок. Оно сорвало крышу у большинства присутствующих, так они поднялись. Возмущения не утихали несколько минут. Всё это время председатель внимательно следил за нервными членами и что-то записывал у себя на столе. Своими манипуляциями он оказал гипнотическое действие на старейшин, и они затихли сами собой.
— Мы выслушали вас, но решение не принимается мгновенно, — обратился к нам председатель, — вы открыли тайну Великой Вершины, за это вам благодарность и почёт. А Соню Снегирёву надо опекать и беречь как зеницу ока.
Б-р-р. Не надо мне таких милостей: беречь и опекать. У меня единственное желание жить свободно и делать, что хочу.
— А теперь второй вопрос. Виноват ли наш горячий защитник в гибели Иоланы Радич? Мы должны вынести заключительный вердикт покорителю Вершины — Эрвину Вышневу.
И хоть пелена веселья застилала мой разум, я поняла, как ловко Совет «справедливых» обвел нас вокруг пальца. Сделают Вышнева виноватым, и мы сразу станем более сговорчивыми.
— Я знаю вашу версию гибели Иоланы Радич, — сказал председатель Эрвину и перевёл свой проницательный взгляд на меня.
Бу! Не надо так заманчиво смотреть.
— Мы выслушаем других свидетелей, — добавил Тирольд, и я чуть не растаяла от его шоколадного баритона. Вызывается Андрон Радич.
Со мной, действительно, было не всё в порядке. Я поднесла к лицу платок, чтобы скрыть улыбку. Приятный аромат, идущий от платка вызвал неконтролируемый приступ блаженства.
Стоп!
Что это за платок с таким очаровательным запахом, который я все время тереблю? Откуда он в моих руках? Из кармана, конечно. Незаметно ещё раз поднесла платочек к носу.
Щипок Эрвина привел меня в чувство.
Ай! Платок выпал из рук, я отбросила его ногой в сторону. Очарование от облика председателя и всей большой компании главных задниц Верховии начало затухать.
Интуитивно потрясла рукой в повязке и почувствовала, как мои камешки сместились и покатились