Крэбб не ответил, посчитав вопрос риторическим.
Карузерс вперил в него пронзительный взгляд.
– Ну-ка, молодой человек. Вы желаете сделать карьеру разведчика. Кое-кто полагает, что голова у вас неплохо варит. Пораскиньте-ка мозгами.
Секретарь, благоговевший перед своим патроном, откашлялся и переспросил:
– Почему она не сказала вам о портретах и дневниковых записях?
– Вот именно, Крэбб.
– Наверное, не понимала, насколько они важны.
– Они совершенно не важны, убежден в этом.
Набравшись смелости, секретарь заявил:
– Вы не можете знать этого наверняка.
– Совершенно верно – и убийца тоже не может. Что вы предприняли бы, окажись на его месте?
– Затаился бы до той поры, пока не узнал, может эта статья изобличить меня или нет, – тут же не задумываясь ответил Крэбб.
Карузерс недовольно хмыкнул.
– Ничего подобного. Наш злодей вынашивал свой замысел почти четыре года. Ставки слишком велики, чтобы отступать на этой стадии игры.
– Но что еще он может сделать? Не хотите ли вы сказать, сэр, что он попытается убить нашего агента?
– Именно это я и хочу сказать. Естественно, первым делом он станет охотиться за этими рисунками и дневниками.
– Что в таком случае мы предпримем?
Майор задумчиво посмотрел на газету, потом сложил ее.
– Мы ничего не станем предпринимать. Возможно, Ротему удастся то, что не удалось нам. Если ему будет нужна помощь, он обратится к нам. Мы будем стоять в стороне, Крэбб, вот что мы сделаем.
Вечером того же дня в клубе «Уотерс» газета с нашумевшей статьей переходила из рук в руки. Все обсуждали англичанку, у которой хватило смелости стать партизанкой. Одни отзывались о ней с восхищением, другие – с пренебрежением. Но никто, кроме Питера Фаррела, не связал статью с женой Маркуса, хотя кое-кто высказывался в том смысле, что интересно знать, была ли Каталина знакома с этой невероятной англичанкой.
Пени тоже находился в клубе, но пребывал в блаженном опьянении, и, хотя кто-то сунул ему в руки газету, он даже не взглянул на нее. В хмельной его голове бродила мысль о том, как не прав был Маркус, считая, что он не в состоянии бросить пить в любой момент, когда того захочет. Они в Лондоне уже невесть сколько недель, а он не выпил ни капли бренди за все это время. Сегодня другое дело. У них сугубо мужская вечеринка, и не пить было бы верхом неприличия. Сейчас он выпьет еще один стаканчик и закончит на этом.
Пени попробовал встать, но ноги не слушались, и он опустился обратно в кресло. Приятелям это показалось ужасно забавным. Один из них придвинул к Пенну графин с бренди. Пени оглядел ухмылявшиеся лица и решил, что кое-кто из окружающих даже еще пьяней, чем он.
Он сделал попытку налить себе еще, но расплескал половину, и лорд Доулинг пошутил:
– Не могу поверить, что я считал тебя истым христианином.
Все засмеялись, и громче всех Пени. Ему уже море было по колено.
Посыпались новые шутки, одна острей другой. Впрочем, никто не имел в виду оскорбить его, и Пенн не обижался – предметом шуток было его неожиданное для всех опьянение. Он ощущал свою общность с ними, и это было прекрасное чувство.
– А я, – сказал Роджер Битти, желая всех переплюнуть, – думаю, что ты вполне можешь быть убийцей.
– Убийцей! – со смехом воскликнул Пенн. – С чего это пришло тебе в голову?
Роджера поддержал один джентльмен, потом другой. Питер Фаррел молчал и внимательно наблюдал за Пенном.
Шутка Битти имела успех, а это случалось нечасто, и он продолжал стараться, оказавшись в центре внимания.
– Мы обсуждали эту историю, – сказал он, оглянувшись на остальных, – и пришли к разным мнениям. Я считаю, что слух об испанской вендетте – это отвлекающий маневр. – Увидев, что Пени осовело смотрит на него, он добавил: – Несколько месяцев назад в Гайд-парке было совершено нападение на Маркуса. Совсем недавно он то ли отослал жену в Испанию, то ли где-то спрятал. Ясно, что он боится за ее жизнь. А теперь я спрашиваю тебя, кто окажется в выигрыше, если Маркус умрет?.
– Кто? – тупо переспросил Пенн.
– Как кто, его наследник, вот кто, а не какой-то там стрелок, которого тут же схватят, стоит ему только близко подойти к офицеру и джентльмену. Ты выиграешь от смерти Маркуса, Пенн. Я говорю о тебе.
Громко смеясь, словно это была остроумная шутка, все занялись обедом. Разговор продолжался, но Пенн все не мог собраться с мыслями. Что-то мучило его, что-то очень важное, на что намекали слова Битти и что он обязательно вспомнил бы, не будь настолько пьян.
Но тут принесли бургундское, и он забыл обо всем. Отказаться пить значило показать, что он слабее других. Нет, он не хочет, чтобы его прозвали монахом.
«Убийца?..» Кто-то сказал, что он убийца, вдруг вспомнилось Пенну. Разрозненные обрывки того, что сказал Битти, всплывали в памяти, но прошло еще немало времени, пока смысл сказанного дошел-таки до него.
Он внезапно вскочил и заорал:
– Позовите полицию!
Приятели в изумлении повернулись к нему и разразились хохотом. Пени отшвырнул стул и шатаясь пошел к двери. Но сделал лишь несколько шагов и повалился на пол.
Фаррел отвез его домой. К этому времени Пени с трудом мог вспомнить, как его зовут. Единственное, что он еще помнил, когда камердинер укладывал его в постель, что нужно разыскать брата и сказать ему нечто важное.
Катрин, уже в сотый, наверное, раз прочитав свою статью в «Джорнэл», вздохнула, отбросила газету, проверила пистолет, тоже, наверное, в сотый раз, и положила рядом с собой на стол.
Эми посмотрела на нее поверх книги, которую читала.
Катрин принужденно улыбнулась сестре.
– Зря я, наверно, так нервничаю. Чем больше думаю, тем больше убеждаюсь, что все это глупости. Никто не клюнет на нашу наживку. Всякому понятно, что, будь у меня какие-то серьезные улики, я давно бы ими воспользовалась.
Эми, только делавшая вид, что читает, отложила книгу. Она тоже сильно нервничала.
– Думаю, ты права, – сказала она.
Катрин это не успокоило.
– По крайней мере, рассказать мне, что происходит, Маркус был обязан. Забрал мою статью и рисунки и носу не кажет.
– Кэт, он знает, что делает, – попробовала Эми урезонить ее. – Он боится, что следующей жертвой стану я. Так что ты делаешь свое дело – охраняешь меня.
– Знаю. Меня только одно тревожит: что он хочет справиться с этим в одиночку, без помощников.
– Минуту назад ты говорила, что опасаться не чего, никто не клюнет на его наживку, – возразила Эми.
– Ну да, ну да. Может, выпьем чаю с печеньем? Кухарка, я знаю, уже легла, но слуги еще не спят.
– Я не голодна.
– Я тоже.
Они посмотрели друг на дружку, улыбнулись и отвели глаза. Три дня, пока не появился номер газеты со статьей Кэт, они никуда не могли выйти, кроме сада. Им было хорошо вместе. В эти дни сестры подолгу разговаривали, главным образом о прошлом. Единственное, о чем они старались не заговаривать, – это о будущем.