неутомимым собирателем ее памятников, за что в 1817 г. был избран в почетные члены Общества истории и древностей российских. Не он один попадал в такой своеобразный и запутанный узел условий: русское просвещение шло тогда вообще перекрестными путями. Из водоворота острых международных отношений наполеоновской эпохи он укрылся в обитель археологии и палеографии. В подчиненном ему Московском архиве Министерства иностранных дел он поддержал и усилил ученую деятельность, внесенную туда историографом Миллером. Здесь он собрал вокруг себя кружок лиц, силы которых умел объединить и направить к одной цели. То были управляющие и служащие архива. Все это крупные имена в летописях русской историографии, и все они значатся в списках Общества истории и древностей Российских. Установилась самая тесная связь между Обществом и архивом. Архив служил им золотоносным рудником, который они раскапывали, Общество – совещательным кабинетом. Румянцев поддерживал их, снаряжал из них ученые экспедиции, тратил сотни тысяч на ученые предприятия и издания, заряжал их той страстью, которую сам называл «алчностью к отечественным древностям».
Мы не поймем тогдашнего русского археолога-любителя, т. е. не поймем большинства тогдашних членов нашего Общества, не войдем в их настроение, если не разберем разнообразных нитей, из которых сплеталась любовь тогдашнего образованного русского человека к отечественной истории и древностям.
Граф Н.П. Румянцев принадлежал к любопытному типу любителей отечественных древностей, появившемуся при Екатерине II, действовавшему при Александре I, и при этом сам неутомимо собирал и собрал коллекцию рукописей, составляющую лучшую часть рукописных сокровищ Румянцевского музея, в которой он сам видел свое настоящее богатство: «Я только тогда и кажусь…» Прибавьте к этому его почтительное отношение к своим сотрудникам, которые были подчинены ему по службе. Культ разума, в котором он был воспитан, превратился у него в почитание чужого ума, учености и таланта.
Все это – явления, важные для истории не только Общества истории и древностей, но и всего русского общества, его просвещения. Может быть, не будет лишним вспомнить их происхождение…
Афоризмы, парадоксы и размышления
Жизнь не в том, чтобы жить, а в том, чтобы чувствовать, что живешь.
Когда кошка хочет поймать мышку, она притворяется мышкой.
Богатые вредны не тем, что они богаты, а тем, что заставляют бедных чувствовать свою бедность. От уничтожения богатых бедные не сделаются богаче, но станут чувствовать себя менее бедными. Этот вопрос не политической экономии, а полицейского права, т. е. народной психологии.
Высшая задача таланта – своим произведением дать людям понять смысл и цену жизни.
Не цветы виноваты, что слепой их не видит.
Русский мыслящий человек мыслит, как русский царь правит; последний при каждом столкновении с неприятным законом говорит: «Я выше закона», и отвергает старый закон, не улаживая столкновения. Русский мыслящий человек при встрече с вопросом, не поддающимся его привычным воззрениям, но возбуждаемый логикой, здравым смыслом, говорит: «Я выше логики», и отвергает самый вопрос, не разрешая его. Произволу власти соответствует произвол мысли.
В России центр на периферии.
Газета приучает читателя размышлять о том, чего он не знает, и знать то, что не понимает.
Не начинайте дела, конец которого не в ваших руках.
Адвокат – трупный червь: он живет чужой юридической смертью. На основании закона так же легко убивают человека, как и по позыву произвола. Только в последнем случае поступок сознается как преступление, а в первом – как практика права.
Сказка бродит по всей нашей истории, разыскивая и нашептывая разумные причины и дальновидные соображения там, где действовали наследственные недоразумения и слепые инстинкты, и волшебной феей навевая золотые сны сонным людям, которые, очнувшись, с сонником в руках освещают ими свою тусклую стихийную жизнь. Не ищите в нашем прошедшем своих идей, в ваших предках – самих себя. Они жили не вашими идеями, даже не жили никакими, а знали свои нужды, привычки и похоти. Но эти дедовские безыдейные нужды, привычки и похоти судите не дедовским судом, прилагайте к ним свою собственную, современную вам нравственную оценку, ибо только такой меркой измерите вы культурное расстояние, отделяющее вас от предков, увидите, ушли ли вы от них вперед или попятились назад.
…Очевидно, и государство с своими претензиями и аппаратом благоустройства, и личность с своими воспаленными мечтами о свободе суть одинаково переходящие явления…
Мы всегда размышляем не своими мыслями, а пережевыванием чужих.
Метафора или поясняет мысль, или заменяет ее. В первом случае метафора – поэзия, во втором – риторика или красноречие: красноречие есть подделка и мысли, и поэзии.
Изучая дедов, узнаем внуков, то есть, изучая предков, узнаем самих себя. Без знания родовой истории мы должны признать себя случайностями, не знающими, как и зачем мы пришли в мир, как и для чего в нем жили, как и к чему должны стремиться.
У нас политические партии – не порядки убеждений или образы мыслей, а возрасты или экономические положения.
Чем больше вы живете, тем становитесь моложе.
Романистов часто называют психологами. Но у них разные дела.
Романист, изображая чужие души, рисует свою; психолог, наблюдая свою душу, думает, что он изучает чужие. Один похож на человека, который видит во сне самого себя, другой на человека, который подслушивает шум в чужих ушах.
Современный образованный человек полон своей собственной пустоты.
Особый вид помешательства – объяснять все глупости и мерзости сумасшествием. Помешанному все люди, кроме одного его, представляются сумасшедшими.
В самом ли деле он такой дурак, как кажется, или это только так кажется, что он такой дурак?
Одним из отличительных признаков великого народа служит его способность подниматься на ноги после падения. Как бы ни тяжко было его унижение, но пробьёт урочный час, он соберёт свои растерянные нравственные силы и воплотит их в одном великом человеке или в нескольких великих людях, которые и выведут его на покинутую им временно прямую историческую дорогу.
В науке надо повторять уроки, чтобы хорошо помнить их; в морали надо хорошо помнить ошибки, чтобы не повторять их.
Человек – это величайшая скотина в мире.
На что им либерализм? Они из него не могут сделать никакого употребления, кроме злоупотребления.
Среднему статистическому пошлому человеку не нужна, даже тяжела религия. Она нужна только очень маленьким и очень большим людям: первых она поднимает, а вторых поддерживает на их высоте. Средние пошлые люди не нуждаются ни в подъеме, потому что им лень подниматься, ни в опоре, потому что им