голова чувихи с работающим ртом……Вот чувиха продается целая, на батарейках… Члены!!! Ма-ама мия! Посмотри на эти размеры! Наен наенти наен, энд ап![83]…Хгандоны, значит, солидные… Вся Америка закупает хгандоны в прославленную эпоху эйдс,[84] иначе ей хана!..Портативные чувихи… «Для занятых бизнесменов!»……Отдельные половые органы. «Положите в свой дипломат – и идите!!!» Хе-хе-хе-хе-хе-хе…
– Так! Мне надоело! – прервала я. – Ты журнал рассматриваешь или со мной разговариваешь? – я старалась сдержать раздражение.
– А что?! Не хочешь приобрести член на батарейках? Отъехавшая? А-а, я забыл, ты же с Гхариком выступаешь… ну так расскажи – хорошо он выступает?
– Что такое «выступает»?
– Опять ты не помнишь! Учу тебя, учу! Выступает – это значит засаживает. Хе-хе-хе-хе… А слово «засаживает» – знаешь?
Как мне ни хотелось поговорить о самом наболевшем, пусть хоть с кем-нибудь, пусть даже с Игорем, что-то удерживало меня, и я сказала:
– Как мне надоел твой жаргон, Игорь! Что это за слово – «выступает»?..
– Отъехавшая, ты еще не тронулась мозхгами, сидеть дома? Поехали куда-нибудь. Поехали в бассейн, выкупаемся.
Перспектива поехать с Игорем куда бы то ни было не заряжала мое безжизненное тело ни одним граммом энергии, у меня не было сил даже подумать о том, чтобы встать.
– У меня нет сил, – говорю я.
– Что такое? Гхарик плохо трахает?
– Ага! – вдруг неожиданно для самой себя сказала я.
– Не, серьезно… Ты это серьезно? Да?! Да?!!! – и он захохотал во весь голос своим этим придурковатым визгливым смехом. – Не, серьезно, Гхарик не умеет засадить, как надо?!
– Да что ты все «засадить, засадить»! Понимаешь, он очень холоден со мной: все время работает, работает, работает. Редкие часы, когда он не работает – он читает книги и смотрит телевизор: меня как будто и рядом нет…
Игорь опять загоготал.
– Да хватит тебе хихикать! Будь ты, раз в жизни, человеком. Подумай, посоветуй что-нибудь. Ты же сам мужчина. Ты лучше меня можешь понять мужскую психологию! Почему он такой холодный?!
Я говорила с Игорем вполне серьезно, как с равным себе, нормальным человеком, и голос Игоря изменился, в нем появились сочувствие и серьезность.
– Ох, отъехавшая!.. Откуда же я могу знать? Странно это, конечно. Телка ты – нормальная, любой из моих друзей с радостью тебе засадил бы. Володя, вон Каплан, до сих пор о тебе гховорит. Ох, гховорит, солидная телка. Ну, про тебя. Жаль, гховорит, что не удалось ей засадить. Выступи с ним! Он тебе весь спектр покажет. Как полагхается. Зачем тебе старый Гхарик?
– Мне нужен только «старый Гарик» и больше никто! – раздраженно говорю я.
– Ну тогда, чего же ты плачешь?
– Понятно… – вздохнула я. – А как сделать, чтобы именно Гарик меня полюбил, ты не знаешь?
– Откуда же мне знать, отъехавшая? Я что, колдун?
– Понятно….
Мы помолчали.
– Сколько ты уже с ним? – спросил Игорь.
– Где-то два года.
– Два гхода!!! – ужаснулся Игорь. – Как можно любить одного человека два гхода?! Это ограниченность. Я бы не смог более месяца трахать одну и ту же телку!
– Так то же ты! Где таких, как ты, еще сыщешь?
– Да не я! Любой мужчина такой! Твой Гхарик еще герой! Другой бы давно от тебя сбежал.
Я знаю, что слова Игоря ничего не значат, что Игорь – экспонат редкий и его мнение – не показатель. И все-таки депрессия с удвоенной силой легла на меня и еще больше, чем прежде, прижала к кровати.
– Мы, мужчины, отличаемся от вас, женщин, – объяснял Игорь. – Мы не можем факать одну и ту же бабу долхго. Вы, бабы, конечно, все легхонько со сдвигхами. Но такой, как ты, и среди баб нет. Ты победитель по сдвинутости.
– Это почему же?
– Потому, что ты – отъехавшая, тебе гхоловку нужно лечить. Вот пока ее не вылечишь, так и будешь лежать дома одна и думать, почему он холодный, почему он горячий… Нет бы, мне солидногхо человека выставить, я бы тебе когхо-нибудь выставил: и сама бы выступила, и другим дала… Пыхнуть хочешь? Могу тебе травки привезти. Пыхнем вместе. Ты увидишь, как сразу хорошо тебе станет. Никакой Гхарик не понадобится.
– Не, спасибо.
– Чего нет? Сразу почувствуешь, как станет хорошо.
– Не нужно мне такое «хорошо». Только этого мне не хватает, я уже и так опустилась – ниже некуда.
– А, по-твоему, пыхнуть – это что-то ужасное? Я вот всю жизнь на подкурке, и, как видишь, ничегхо.
– Так, все, все, хватит, оставим этот разговор.
– Эх, отъехавшая, отъехавшая! Не хочешь, как хочешь. Ну, может, выставишь мне, кому засадить?
– Некому засадить! – раздраженно отрезала я.
– Мне бы твое положение. Если бы ты только захотела, все мои друзья передрались бы за первенство с тобой выступить. Они сидят там все, гхолодные, телок нет солидных. Уже всех тошнит от бардаков. А у тебя в гхоловке вавка. Ты ищешь – любовь! Эх, мне бы капусту, уж я бы нашел телок солидных.
– При чем тут капуста? – не поняла я.
– Учу тебя, учу… Капуста – это бабки. Бабки – понимаешь? Запомни уже наконец. Тебе девяносто лет стукнет, так и не узнаешь, как солидные люди выступают. Так и будешь сидеть в пустой квартире одна и ждать любви. Хе-хе…
Как я ни презираю Игоря, его слова больно ранят меня. Я чувствую, что он может оказаться прав. Я чувствую, что, проживи я и до ста лет, мне ничего не светит.
– Ты же работаешь в такси, почему у тебя нет денег? – говорю я машинально.
– Что ты понима-а-ешь! Я это такси хгребанное, выплачиваю уже третий год. У меня налогхи, у меня расходы сумасшедшие. Я сам свой рент оплачивать должен, у меня нет пособий, как у тебя. Я уже тут, блядь, роботом стал. И хоть бы толк был. Вот сейчас, в конце месяца, я должен уплатить инком тэкс около четырех тысяч. Где взять столько капусты? А ты сидишь там… Любо-овь, блядь! Какие у тебя проблемы?! Ты живешь в облаках.
– Никаких проблем.
– Ладно, поехал я в бассейн. Выступить ты не хочешь, пыхнуть не хочешь. Плавать не хочешь. Сиди, жди любви. А я поеду. Может, там, в бассейне, телка солидная лежит, раздвинув ноги.
* * *
Положив трубку, я почувствовала, что мне стало хуже, чем было до звонка Игоря. Не помню, сколько времени пролежала я в пустоте, как раздался снова звонок.
И снова я подняла голову, полная надежды!
Вот уже столько лет мне все время чудится, что вот-вот – и раздастся звонок или стук в дверь… и что-то произойдет такое, что меня спасет.
– Алле… – сказала я.
– Привет, – сказал мягкий женский голос, которого я не узнавала. – Это Инка. Ты не