«Ныне много у нас таких, которые любят заниматься донскими историями». Специально для них: версию С. Н. Глинки принимаю лишь как гипотезу, позволяющую поразмышлять над некоторыми эпизодами из боевой биографии М. И. Платова.
Думаю, главной целью поездки Платова со свитой в Москву и было распространение слухов о ссоре атамана с главнокомандующим, чтобы отвлечь внимание неприятеля от Донского ополчения. Весть об этом достигла Петербурга, а еще позднее долетела до Наполеона. Но об этом речь еще впереди…
Вечером 23 августа Платов отправился в армию. Провожал его Глинка. Остановились на Поклонной горе. Кипело в бокалах донское искристое вино. Лил дождь. Атаман был без фуражки.
— Матвей Иванович, дождь холодный, — сказал Глинка.
— Такие ли бури шумели над моей головой, Сергей Николаевич! Поговорим еще. Сердце у меня притомилось, а сердце вещун. Может, видимся в последний раз… Будет Дон счастлив и без меня. Знаю, что и там не все меня жалуют. Я давно служу, многое видел, а Бог знает, каково пробиваться и за себя, и за других. Жизнь — бедовое дело. Завидуют блеску, а что под ним?
Помолчав, Платов добавил:
— Сергей Николаевич, в Москве много бедняков, пишите о них, буду помогать. Но чтобы ведали про то только я и вы… Прощайте.
И покатил.
Вечером 25 августа Платов вернулся в армию и на следующий день принял участие в знаменитом Бородинском сражении. Но об этом через несколько страниц: армия еще не дошла до поля русской славы. Последуем за ней в арьергарде с казаками.
Накануне
11 августа 1812 года северная столица, обеспокоенная двухмесячным отступлением западных армий, провожала Кутузова спасать Россию. Среди провожающих был любимый племянник полководца, который спросил его:
— Неужели вы, дядюшка, надеетесь разбить Наполеона?
— Разбить? Нет, не надеюсь разбить! А обмануть — надеюсь!
Из этих слов не следует вывод о том, что новый главнокомандующий заранее отказывался от активного военного противоборства с Наполеоном. Но стремление перехитрить опасного противника отличает все его действия от вступления в должность до изгнания французов из России. И в осуществлении этой тактики заметную роль Кутузов отводил донским казакам и их атаману Платову.
Скорая русская тройка лишь через неделю докатила Михаила Илларионовича до Царево-Займища, где обвиняемый во всех смертных грехах осторожный Барклай де Толли решил наконец дать Наполеону генеральное сражение. Приветствуя войска почетного караула, старый полководец нарочито бодро и не по возрасту зычно сказал:
— Ну как можно отступать с этакими молодцами! Этого было достаточно, чтобы по армии мгновенно разнеслось: «Приехал Кутузов бить французов». Солдаты и офицеры любили старого полководца и верили в него. Он, последний из «стаи славных екатерининских орлов», принял командование, когда ему исполнилось 67 лет.
Осмотрев избранную Барклаем де Толли позицию и взвесив шансы, Кутузов приказал отступать. Уповая на помощь Всевышнего и храбрость русских войск, он вместе с тем настойчиво требовал пополнений, без чего считал невозможным «отдаться на произвол сражения». А резервы надеялся получить по прибытии основных сил к Можайску.
Таким образом, отступление продолжилось, но с иным, нежели прежде, настроением и с верой в ум и находчивость главнокомандующего. «Все сердца воспряли, дух войска поднялся, все ликовали и славили его», — писал будущий декабрист А. Н. Муравьев…
Генералы же встретили это назначение по-разному. 16 августа 1812 года, накануне прибытия Кутузова в армию, и Барклай де Толли, и Багратион высказали свое отношение к выбору Александра I: первый в письме к жене, второй в письме к своему постоянному адресату Ростопчину.
М. Б. Барклай де Толли: «Счастливый ли это выбор, только Богу известно. Что касается меня, то патриотизм исключает чувство оскорбления».
П. И. Багратион: «Хорош и сей гусь, который назван и князем, и вождем. Если особенного повеления он не имеет, чтобы наступать, я вас уверяю, что тоже приведет (французов. — В. Л.) к вам, как и Барклай. Теперь пойдут у вождя нашего сплетни бабьи».
Впрочем, и царь не был в восторге от своего выбора, считая и Барклая де Толли, и Багратиона, и Кутузова «одинаково мало способными быть главнокомандующими». Он, по своему собственному утверждению, назначил «того, на которого указывал общий голос».
22 августа русские войска, прикрываемые упорным сопротивлением арьергарда, вступили на поле предстоящей битвы. На следующий день Кутузов написал царю:
«Позиция, в которой я остановился при деревне Бородине, в 12 верстах впереди Можайска, одна из наилучших, какую только на плоских местностях найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить посредством искусства. Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, в таком случае имею я большую надежду к победе».
Таким образом, избранная позиция представлялась Кутузову достаточно крепкой. Но для инженерной подготовки ее слабого левого фланга необходимо было выиграть время. А это зависело от арьергарда Коновницына.
Упорное сопротивление арьергарда в период с 22 по 24 августа, многочасовое ожесточенное сражение за Шевардинский редут и село Бородино позволили Кутузову завершить инженерные работы. «Слабое место сей позиции» он успел-таки исправить «посредством искусства», возведя батарею на центральной Курганной высоте, построив Семеновские и Масловские флеши и другие укрепления. В законченном виде избранная позиция представлялась главнокомандующему настолько «крепкой», что он опасался даже, как бы неприятель не начал «маневрировать… по дорогам, ведущим к Москве», и не отказался от предложенного ему сражения…
Из дневника артиллериста:
«25 августа. Солнце светило ярко и золотыми лучами скользило по смертоносной стали штыков и ружей; оно играло на меди пушек ослепительным блеском. Все устраивалось для кровопролития следующего дня: московские ратники оканчивали насыпи на батареях, артиллерию развозили по местам и приготовляли патроны. Солдаты чистили, острили штыки, белили портупеи и перевязи…
Наступила ночь; биваки враждующих сил запылали бесчисленными огнями кругом верст на двадцать пространства; огни отражались в небосклоне на темных облаках багровым заревом».
Глава девятая
В ДЕНЬ БОРОДИНА
Готовясь к сражению, М. И. Кутузов умело расположил наличные силы на поле предстоящей битвы. Согласно диспозиции, составленной им 24 августа, они делились на войска левого и правого крыльев и центра. За центром и на флангах стояли резервы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});