Перед ней плюхнулись четыре кусочка мяса - все те, что она видела в миске у входа. Чёрный, кинув ей остатки своего пайка, равнодушно повернулся и ушёл на подстилку. Растерявшаяся Таня неуверенно тихонько тявкнула, выражая благодарность, и приготовилась махать хвостом, если пёс бросит взгляд в её сторону, но он его не бросил. Проглотив угощение, Таня осмелилась приблизиться к воде. Громко пофыркав над миской, обозначая свои намерения, она не дождалась запрещающих звуков со стороны Чёрного и рискнула напиться. За это самоуправство её не наказали, кобель никак не отреагировал на покушение на его собственность.
«Необычный пёс. Когда я жила во дворце, то Тьерр часто именовал меня странной, - ха, он просто не был знаком с Чёрным, этот пёс поставил бы его в тупик больше, чем я», -подумалось Тане.
При воспоминании о Тьерре, её лучшем друге в новой жизни, нахлынула тоска: она скучала по своему инструктору. Строгому, серьёзному, не делавшему ей поблажек, но давшему то, что важнее: знания, опыт, понимание языка людей. Без уроков Тьерра она не сбежала бы от Клисса, не выжила бы в лесу и не понимала бы до конца того, что и как меняется сейчас в её жизни. Да она просто умерла бы от ядовитого куска мяса, который ей подкинул Клисс!
«Очень надеюсь, что ты жив, Тьерр. И что твоя жизнь после нашего вынужденного расставания сложилась лучше моей», - мысленно обратилась Таня к далёкому другу.
Она отошла к дальней стене в угол, противоположный тому, где лежал Чёрный. Свернулась калачиком и долго не могла уснуть, заново переживая прошедший день и трясясь всем телом от невыразимых эмоций. За сутки она дважды чуть не умерла: вначале от мучительного зноя, потом от острых звериных клыков. Ей грозило изнасилование в самом извращенном для человеческой натуры варианте, она стала свидетельницей того, как троих её собратьев по физическому телу насмерть загрызли на потеху разнузданной толпы. Роль абсолютно бесправной, беззащитной и бессловесной рабыни - всё, что ей предстояло в будущем. И никакой Тьерр её здесь не отыщет и на помощь не придёт.
Беспросветность своего существования преследовала Таню и во сне - сне тревожном, горячечном, в котором она вновь изнывала под лучами солнца и в полуобмороке от страха влетала в клетку к огромному псу. Мучилась от жажды и ловила шурхов, постоянно ускользающих от её когтей. Один из убегающих грызунов вдруг развернулся, рассмеялся ей в лицо и сказал человеческим голосом:
- Ты умрёшь. Темные миры - не место для таких, как ты.
Дальше Таня погрузилась в пучину бредовых видений. У неё поднялась высокая температура и началась лихорадка - следствие сильнейшего нервного перенапряжения и теплового удара.
Глава 31, о том, что если не везёт на людей, то с собаками может удивительно посчастливиться.
Она плавала в мареве кошмарных снов. Раз за разом видела, как на неё, замершую на переднем сидении легковушки, неотвратимо надвигается фура - огромная, как сарай, затмившая солнце и небо. Снилось, как она впервые пришла в себя после аварии и чуть не сошла с ума, почувствовав себя замурованной в недрах парализованного тела. В такие минуты она начинала скулить и метаться, пытаясь вырваться из заточения, и сон менялся: она вольно неслась по лесу на четырёх лапах, настигая пушистого кролика. Вдруг кролик останавливался, разворачивался к ней, превращаясь в усмехающегося Болтера с палкой в руках. Тане снились обжигающие удары, сменяющиеся солнечной жарой - невыносимой, изматывающей, лишающей сил и жизни. Она жалобно выла, ей мерещилась река, но она никак не могла доползти до неё, хоть изо всех шевелила лапами. В самых счастливых снах ей снился дождь: он лился на её морду, капли ручейком стекали на её пересохший от жажды язык, и Таня жадно глотала живительную влагу. После таких снов ей становилось чуточку легче, удавалось поспать без изнурительных кошмаров.
В кошмарах нашли своё отражение и последние сутки перед болезнью. Тане часто снились собачьи бои: оглушительное рычание, бьющая кровь, краснеющий песок. Страшные картины настолько врезались в память, что когда в очередном сне Тане удалось-таки доползти до речки, то даже вода, которую она лакала, имела солёный привкус крови. Так продолжалось долго: мучительная жажда, озноб, кошмары, и река с ароматом крови. Лишь изредка снились поцелуи матери, успокаивающее тепло отцовской руки, ласковый дождь, омывающий взмокшее на вечном зное лицо, а потом снова наваливались кошмары.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
О том, что новенькая собака заболела, Кравену доложили с раннего утра, как только он явился в клуб. Помрачневший управляющий прошёл к вольеру и уставился на собаку: рыжая колхи лежала посреди клетки, тяжело дыша, жалобно поскуливая и дёргая лапами, будто неслась куда-то во весь опор.
- Она ранена? Это результат того, что Чёрный её всё-таки подрал? - недовольно спросил Кравен у работников вольеров.
- Нет-нет, он наоборот её выхаживать пытается, вы задержитесь подольше - сами увидите, как наш признанный герой вокруг самочки вьётся! - хором ответили все.
Действительно: стоило колхи заскулить чуть громче и жалобней, как чёрный кобель поднялся с подстилки, набрал полный рот воды из миски и обдал фонтаном морду колхи. Рыжая собака застонала и открыла пасть, бессознательно стараясь поймать языком стекающие по шерсти капли, и вторая порция вода, доставленная псом, пролилась ей прямо в горло. Колхи проглотила всё и временно затихла под ласково облизывающим её морду языком Чёрного.
- Видали? - шепотом сказали два уборщика и человек, раздающий собакам корм и воду: напоив рыжую собаку, огромный пёс заботливо обнюхал её и теперь вновь облизывал её сухой, горячий нос.
Кравен присвистнул от изумления:
- Впрямь ухаживает! Значит, срослось у них всё вчера, вокруг посторонней суки он бы так увиваться не стал. Кобели породы Чёрного защищают лишь потенциальных матерей своего потомства, так что колхи надо выхаживать. Ветеринаров кликните.
Ветеринары откровенно боялись входить в клетку к бойцовому псу, так что Кравену пришлось вооружить их электрошокерами и заверить, что он держит наготове энергетическую сеть. Впрочем, опасения оказались напрасны: врачам ничего не грозило, Чёрный не проявил ни малейшей агрессии и без единого рыка позволил им осмотреть свою даму.
- Умная псина, понимает, что его колхи помочь хотят, - прокомментировали собравшиеся у клетки работники вольеров.
Все напряглись, когда колхи громко взвизгнула от укола, но чёрный кобель и тут не попытался наброситься на людей в белых халатах, только заворчал предупреждающе.
- Что с ней? Будет жить? - спросил Кравен.
- Перенести бы её к нам в бокс и под капельницу положить, - неуверенно предложили ветеринары, не отвечая прямо на вопрос управляющего.
Их уклончивость была расценена совершенно верно, и Кравен нахмурился, мысленно мечтая добраться до прежних владельцев колхи и свернуть им шеи за то, что довели собаку до серьёзной болезни, подрывающей планы самого Кравена.
- Давайте перенесём в бокс, - неохотно согласился он.
- А пёс позволит? - боязливо оглянулись на чёрного хозяина клетки ветеринары.
Пёс не позволил. Как только принесли носилки, кобель ощетинился, заревел, как медведь, вмиг выгнал врачей вон из клетки и яростно набрасывался на любого, кто пытался войти в дверцу. Работники вольеров матерились и спрашивали у управляющего разрешения усыпить пса или опутать его энергетическими сетями. Кравен задумался и приказал оставить собак в покое:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
- Колхи нам нужна исключительно как самка для Чёрного. Если сейчас разлучить их на длительный срок, то кобель может потом не признать её своей подругой. С учётом же глупости и отсутствия инстинкта самосохранения у этой рыжей суки, он на второй раз может всё-таки затрепать её, особенно, если у неё к тому времени кончится «брачный сезон». - Кравен обернулся к ветеринарам и уточнил: - Я же верно понял, что вы не даёте гарантии выживания собаки при перемещении её в бокс?