и лукавое, не сиесте (Быт. 2, 17). А сие
не снесте есть узаконение поста и воздержания»
(Свт. Василий Великий. Беседа 1,2–3 //
Святитель Василий Великий. Творения. Т. 1. С. 866). Также: «Пост — добрая стража души, надежный сожитель телу, оружие людей доблестных, училище подвижников. Он отражает искушения, умащает подвизающегося в благочестии; он сожитель трезвости, делатель целомудрия» (Там же. С. 37).
152 Глагол παιδεύω, который в приведенном выше месте Пс. 140, 5 передается как «наказывать», имеет более распространенное значение «воспитывать»; это значение мы и используем.
153 Подобным образом мы переводим фразу εν μικρά θλίψει τη; στενής διαίτης. Следующую за тем цитату из Ис. 26, 16 (εν θλίψει μικρά ή παιδεία σου ήμιν) можно передать как «в малом притеснении (стеснении) — воспитание Твое для нас».
154 Глагол βραδυφαγέω (есть медленно) употреблялся в древней аскетической письменности для обозначения одного из аспектов воздержания. Так, Антиох Монах замечает: «Поститься значит не только есть медленно, но и есть скудно (οΰ μόνον το βραδυφαγήσαι, άλλα και το βραχυφαγήσαι)» (PG. Т. 89. Col. 1453).
155 Так цитирует это место Священного Писания свт. Феолипт.
156 Это выражение(ως μυσταγωγώ) подразумевает духовное наставничество и руководство. См.: Lampe G. W. Я. Op. cit. Р. 891.
157 См. 1 Кор. 3, 16; 2 Кор. 6, 16. Подобное обозначение верующих прочно вошло в святоотеческую письменность, начиная уже с мужей апостольских. Ср. у св. Игнатия Богоносца: «Будем все думать так, как если бы Он Сам (Господь. — А. С.) был в нас, чтобы мы были Его храмами, а Он в нас Богом нашим» (Писания мужей апостольских. М., 2003. С. 338). Блж. Феодорит, изъясняя 1 Кор. 3, 16, замечает: «Ибо если храму, построенному из дерев, воздаем подобающее чествование, то гораздо справедливее посвящать Богу храмы словесные. Должно же заметить, что храмами Божиими назвал тех, в ком обитает благодать Духа» (Творения блаженного Феодорита Кирского. М., 2003. С. 227).
158 Ср. 2 Кор. 6, 16. См. на сей счет рассуждение преп. Макария Египетского: «Итак, братия, да узнает каждый из нас, что мы погубили, и да повторит плач пророка: ибо на самом деле наследие наше перешло к чужим, и дома наша — к иноплеменным (Плач. 5,2) из-за того, что преслушались мы заповеди, исполняя свои желания и услаждаясь нечистыми помыслами. Ведь ум, отступив от заповедей, занят теми дурными помыслами, которыми он одержим, и погрязает в них. Потому душа далеко отстоит от Бога, и поистине мы сделались сиротами (Плач. 5,3), не имея Отца. Значит, пусть имеющий душевный труд подвизается в том, чтобы очистить лукавые замыслы и всякое превозношение, восстающее против познания Божия (2 Кор. 10, 5), и [если] так нудит он себя сохранять незапятнанным храм Божий, приходит Обещавший и Рекший: вселюсь и буду ходить (2 Кор. 6, 16). Тогда душа, изгнавшая лукавого и войско его, получает обратно свое наследие, удостаивается соделаться храмом Божиим (1 Кор. 3, 16–17) и наконец воцаряется» (Преподобный Макарий Египетский. Духовные слова и послания. Собрание типа I / Пер. А. Г. Дунаева. М., 2002. С. 442–443).
159 См. Мф. 21,12; Мк. И, 15; Лк. 19,45; Ии. 2,14–16.
160 Сходная мысль выражена и Златоустым отцом: «Как невоздержанность в пище бывает причиной и источником бесчисленных зол для рода человеческого, так пост и презрение (удовольствий) чрева всегда был для нас причиной несказанных благ. Сотворив в начале человека и зная, что врачевство весьма нужно ему для душевного спасения, Бог тотчас же и в самом начале дал первозданному следующую заповедь: от всякого древа, еже в рай, снедию снеси: от древа же, еже разу мети доброе и лукавое, не спеете от него (Быт. 2, 16–17). Слова: “это вкушай, а этого не вкушай” заключали некоторый вид (εικων) поста. Но человек, вместо того чтобы соблюсти заповедь, преступил ее; поддавшись чревоугодию, он оказал преслушание и осужден был на смерть» (Свт. Иоанн Златоуст. Полное собрание творений. Т. IV, кн. 1. С. 3).
161 Ср. рассуждение свт. Григория Паламы (ученика свт. Феолипта), который развивает аналогичные мысли следующим образом: «Многие, возможно, обвиняют Адама за то, что он так легко был убежден лукавым советом, отверг Божию заповедь и через это отвержение произвел в нас смерть. Впрочем, не одно и то же — прежде опыта желать вкусить от какого-либо смертоносного растения и жаждать съесть [плод] его уже после того, как на опыте познано, что оно смертоносно. Поэтому каждый из нас куда более достоин порицания и осуждения, чем тот Адам. Впрочем, разве то древо не в нас? Разве теперь не имеем мы заповедь от Бога, запрещающую вкушать от того древа? Оно находится в нас не таким точно образом, [как это было в раю,] но заповедь Божия и ныне пребывает в нас. Тех, кто подчиняется ей и желает жить по ней, она освобождает и от наказаний за их собственные грехи, и от прародительского проклятия и осуждения, а тех, кто и теперь ее отвергает, предпочитая ей прилог и совет лукавого, [ожидает] отпадение от той [блаженной] жизни и пребывания в раю, а также падение в грозную геенну вечного огня» (см. наш перевод: Святитель Григорий Палама, архиепископ Фессалоникийский. Сто пятьдесят глав, посвященных вопросам естественнонаучным, богословским, нравственным и относящимся к духовному деланию, а также предназначенным к очищению от варлаамитской пагубы // Богословские труды. Сб. 38.2003. С. 66).
162 Последняя фраза свт. Феолипта (ό λοιπός ορμαθός εν τη διανοία κινούμενων) показывает, что он, как и многие отцы Церкви, видел корень всех страстей в разумном начале человека. Ибо согласно распространенному святоотеческому учению, «страсть можно определить как сильное и длительное желание, которое властно управляет разумным существом, фактически проявляясь не иначе, как при условии слабости “разума” (του νου), то есть, иначе говоря, духа». Поэтому «именно худое делание разума является почвою, необходимым условием, существенным фактором происхождения, развития и укрепления страсти. Отсюда центральным, фундаментальным, главным слагающим и образующим ее элементом является “помысл” (ὁ λογισμὸς)» (Зарин С. Аскетизм. С. 241, 242).
163 См. Мф. 13,25. Эти «плевелы» являются для человека постоянной опасностью. На сей счет авва Евагрий замечает: «Лукавые бесы исследуют все наши жесты и не оставляют неисследованными ничего из того, что касается нас: ни как мы лежим, ни как сидим, ни как стоим, ни как говорим, ни как идем, ни как глядим — все внимательно они исследуют, всё употребляют в дело и весь день размышляют о