В этот день Берлин явно почувствовал тревогу. С ночи на 30 и по 31 июля германский канцлер бомбардирует Вену шестью телеграммами, отменявшими одна другую, в которых даются неискренние советы продолжать переговоры с державами. Неискренние потому, что в них повторяется все тот же основной мотив: «Если Вена откажется от всяких предложений – невозможно будет свалить на одну Россию одиум войны, которая может вспыхнуть».
Толкнуть Россию на первый шаг, свалить на нее одиум – вот главная задача…
В то же самое время параллельно идут несколько иные разговоры и выносятся другие решения.
30 июля австрийский военный агент в Берлине Бинерт, по поручению начальника немецкого Генерального штаба фон Мольтке, телеграфирует генералу Конраду: «Всякая потерянная минута усиливает опасность положения, давая преимущество России… Отвергните мирные предложения Великобритании. Европейская война – это последний шанс на спасение Австро-Венгрии. Поддержка Германии вам абсолютно обеспечена».
А в ночь на 31 июля сам Мольтке телеграфировал: «Берегитесь русской мобилизации. Надо спасать Австро-Венгрию. Мобилизуйтесь немедленно против России. Германия мобилизуется».
Того же числа вечером состоялось совещание венского правительства, о котором в протоколе говорится: «Его величество… заявил, что остановка военных действий против Сербии невозможна… Его величество одобрил предложение – старательно избегать принятия английского предложения, но формой ответа засвидетельствовать наши примирительные настроения».
И в тот же вечер император Франц-Иосиф подписал указ о мобилизации остальной части армии, сосредоточив ее против России в Галиции.
Так венценосцы и государственные деятели центральных держав соперничали друг с другом в лицемерии и попирали элементарные понятия человеческой морали, толкая в пропасть свои монархии.
* * *
Россия не была готова к войне, не желала ее и употребляла все усилия, чтобы ее предотвратить.
Положение русских армий и флота после Японской войны, истощившей материальные запасы, обнаружившей недочеты в организации, обучении и управлении, было поистине угрожающим. По признанию военных авторитетов, армия вообще до 1910 года оставалась в полном смысле слова беспомощной. Только в самые последние перед войной годы (1910—1914) работа по восстановлению и реорганизации русских вооруженных сил подняла их значительно, но в техническом и материальном отношении совершенно недостаточно.
Закон о постройке флота прошел только в 1912 году. Так называемая «Большая программа», которая должна была значительно усилить армию, была утверждена лишь… в марте 1914 г. Так что ничего существенного из этой программы осуществить не удалось; корпуса вышли на войну, имея от 108 до 124 орудий против 160 немецких и почти не имея тяжелой артиллерии и запаса ружей. Что же касается снабжения патронами, была восстановлена лишь старая, далеко недостаточная норма в одну тысячу против трех тысяч у немцев.
Такая отсталость в материальном снабжении русских армий не может быть оправдана ни состоянием финансов, ни промышленности. Кредиты на военные нужды отпускались и Министерством финансов и последними двумя Государственными думами достаточно широко.
В чем же дело?
Наши заводы медленно выполняли заказы по снабжению, так как требовалось применение отечественных станков и машин и ограничен был ввоз их из-за границы. Затем – наша инертность, бюрократическая волокита и междуведомственные трения. И наконец, правление военного министра Сухомлинова – человека крайне легкомысленного и совершенно невежественного в военном деле. Достаточно сказать, что перед войной не подымался вовсе вопрос о способах усиленного военного снабжения после истощения запасов мирного времени и о мобилизации военной промышленности!
Невольно ставишь себе недоуменный вопрос: как мог продержаться у власти в течение шести лет этот человек, действия и бездействие которого вели неуклонно и методично ко вреду государства?!
Под влиянием явной нашей неготовности и преимущества наших противников в быстроте мобилизации, планы на Западном фронте, на случай наступления на Россию, носили характер оборонительный. Еще в мирное время сухомлиновская стратегия отказалась от использования выдвинутого передового театра (Польши), упразднив находившиеся там крепости и уведя несколько дивизий в глубь страны.
Мера – вызвавшая в свое время большое возбуждение и в России и во Франции[84]. Последние директивы 1913 г. хотя и были несколько решительнее, но и они носили печать пассивности – и в распределении сил, и в предоставлении главнокомандующему фронтом относить район развертывания армий далеко в глубь страны (на линию Ковно—Брест—Проскуров[85]).
В силу создавшихся международных отношений, австрийская армия, как и австрийская политика, не имели самодовлеющего значения. Наши планы войны на Западном фронте поэтому предусматривали только одну комбинацию – борьбу с соединенными австро-германскими силами.
Вся совокупность реальной российской обстановки и преобладавшие настроения свидетельствуют непреложно, что Россия не желала и не могла желать войны.
Совершенно другая картина наблюдалась в Германии. По оценке и нашего и немецкого Генеральных штабов, Германия уже в 1909 году была совершенно готова к войне. В 1911—1912 годах прошли через рейхстаг законы о чрезвычайном военном налоге, об увеличении контингента и больших формированиях специальных частей. А в 1913 г. состоялось новое увеличение набора, усилившее мирный состав германской армии на 200 тыс. человек, т. е. на 32 %.
Усиливалась значительно и австро-венгерская армия, по мнению ее фактического руководителя генерала Конрада, готовая уже в 1908—1909 годах. Конечно, расценивалась она нами неизмеримо ниже германской, а разноплеменный состав ее со значительными контингентами славян представлял явную неустойчивость. Тем не менее, для скорого и решительного разгрома этой армии наш план предусматривал развертывание 16 корпусов против предполагавшихся 13 австрийских.
Центр тяжести предстоящего столкновения лежал, конечно, в планах Берлина. Задолго до войны, в военной литературе, в переписке военных авторитетов, в секретных докладах и планах германского Генерального штаба совершенно ясно и твердо проводилось не только решительное наступление, как стратегическая доктрина, но и нападение, как историческая и политическая цель.
Германский план войны, окончательно выработанный генералом Мольтке (младшим), предусматривал нанесение первоначального удара главными немецкими силами в 35½ корпусов по Франции и активную оборону четырьмя корпусами Восточной Пруссии. Одновременно должна была ударить на Россию австро-венгерская армия.