чтобы те затем перечислили 100 тыс. долларов из своей прибыли в партийный фонд[716]. Очевидно, что, когда Министерством внешней торговли по подобному поводу руководит де-факто заместитель заведующего Международным отделом ЦК КПСС, являющийся автором инициативы и всей подготовленной документации[717], — это внеэкономические способы принуждения и по факту — волюнтаризм.
Все эти три страты не были связаны между собой через процесс конвертации рубля, а управлялись директивно — через Политбюро и Совмин СССР. Соответственно экономической и политической логике каждый из получателей иностранной валюты старался увеличить свою долю от общего валютного бюджета и не имел рациональных оснований для балансировки своих интересов с «общегосударственными», что в итоге создавало ситуацию перманентного дефицита валюты и чрезмерного «резервирования» оной или купленной на нее продукции в руках более сильных игроков. Например, министерства, особенно оборонные, могли закупать большое количество импортного оборудования, пока у них была политическая возможность выбить средства на него, но потом совершенно не торопились вводить его в действие, поскольку его не надо было окупать во внутренней, рублевой экономике[718].
Неэффективная ценовая политика и инфляция
Ведь хлеб и мясо является монополией государства, как и водка.
(Из выступления на совещании в Госплане по вопросам АПК[719])
В отличие от многих других аспектов советской экономической политики, в которых мотивацию ключевых экономических агентов нам приходится восстанавливать по фрагментарным или косвенным источникам, по теме политике ценовой у нас имеется два компетентных и, как нам кажется, вполне достоверных источника личного происхождения. Первый источник — это мемуары упоминавшегося выше председателя Госкомцен СССР (1965–1974) Владимира Ситнина, работавшего в Госбанке и Минфине на различных должностях с 1928 года. В своих не слишком продолжительных, но насыщенных воспоминаниях он выстраивает лично известную ему последовательность реформирования кредитной и финансовой системы с конца 1920-х годов по 1960-е годы, оговаривая при этом некоторые аспекты ценовой политики[720].
Во многих аспектах его работу продолжает бывший советский премьер-министр Валентин Павлов, восходивший по той же карьерной траектории с 25-летним отставанием. Он занимал в 1960–1980-е годы поочередно посты начальника ключевых отделов Министерства финансов СССР, Госплана СССР (отдел финансов, себестоимости и цен, 1979–1986), первого заместителя министра финансов (Ситнин был им в 1960–1965-м, Павлов в 1986-м), председателя Государственного комитета СССР по ценам (Павлов в 1986–1989-м), министра финансов СССР. Вскоре после перестройки, в 1995 году, опубликовал весьма подробные и убедительные мемуары. В них от лица фактически ключевого движителя и идеолога финансовых реформ в стране он изложил основную проблематику советской финансовой политики этого периода и рассказал о мерах, которые предполагались (и в итоге частично принимались) для ее корреляции[721].
Павлов считал себя (на 1995 год) убежденным рыночником и действительно принадлежал к кругу прогрессивно настроенных молодых финансистов 1960-х годов. Пройдя все посты в советской финансовой иерархии, Павлов в мемуарах кратко, но жестко сформулировал суть советской ценовой политики:
Полезно взглянуть на сталинскую экономическую стратегию ускоренной индустриализации в целом. …Она базировалась на бесплатной природе и на эксплуатации избыточной дешевой рабочей силы. Такие установки реально воплощались прежде всего в стоимостной структуре народного хозяйства: нулевые цены на землю и полезные ископаемые, низкие цены на жилье, низкий уровень зарплат и пенсий — зато очень высокие цены на конечную продукцию промышленности, в том числе на добротный ширпотреб. Все это сводило жизненный уровень населения почти к физиологическому пределу. Понятно, что при такой ценовой структуре — а она, как известно, в несколько смягченном виде сохранилась к началу восьмидесятых годов — никакие экономические рыночные реформы невозможны[722].
Согласно Павлову, в советской ценовой политике наблюдались четыре системы диспропорций, которые мы можем охарактеризовать как отраслевую, мотивационную, потребительскую и регионально-индивидуальную.
Первая стала результатом сталинской индустриализации, при которой приоритет отдавался развитию машиностроения. Чтобы оно развивалось, конечные цены на его продукцию были высокими, а прибыль отрасли достигалась за счет дешевизны (или нулевых цен) на ресурсы, труд и сельскохозяйственную продукцию. Машиностроительные заводы получали по низким тарифам сырье, электроэнергию, воду, тепло. Они платили низкие зарплаты рабочим и обеспечивали их принудительно купленным у колхозников по низким расценкам продовольствием. Но государству или конечным потребителям они продавали свою продукцию по государственным расценкам, которые были явно завышенными, неконкурентоспособными в нормальной экономике. Это обеспечивало им прибыль в размере не менее 40 %[723].
По расчетам устроителей подобной системы, из этой прибыли финансировалось дальнейшее увеличение и технологическое обновление производства, усовершенствование старой и изобретение новой продукции. На деле же предприятия крайне неэффективно использовали имеющиеся дешевые ресурсы. Они не имели стимула к реальному технологическому обновлению, занимаясь бесконечным увеличением объемов производства, например держали у себя огромное количество малооплачиваемых рабочих, особенно на подсобных производствах, вместо того чтобы уделять внимание их технологической модернизации и сокращению расходования ресурсов. Большое количество рабочих и низкая их зарплата вели к необходимости увеличивать расходы на «соцкультбыт», то есть социальный пакет для работников: строить душевые, клубы, спортивные сооружения, а главное, бесплатное заводское жилье, что уводило ресурсы предприятий совсем не туда, куда хотелось бы политикам[724].
Проблему низких зарплат и мотиваций к труду мы можем назвать второй, мотивационной диспропорцией. Павлов считает, что к 1970-м зарплата перестала быть основным фактором труда, поскольку в затратах предприятия на работников стала составлять менее половины от общих расходов, а более половины стал составлять соцкультбыт и другие подобные расходы. Низкие зарплаты демотивировали. Они заставлять искать лучших условий, а не более усердно трудиться, чтобы выработать большую сумму. Низкие зарплаты не позволяли развиваться рынку потребительских товаров, особенно дорогих и сложных, снижая спрос на них у населения. Низкие зарплаты не позволяли государству повышать цены на базовые продовольственные товары — хлеб, молоко, соль и т. п., а также часть промышленных потребительских товаров. Вместе с тем эти товары уже давно, как минимум со второй половины 1960-х годов, продавались либо по себестоимости, либо ниже ее.
Государство должно было дотировать сельское хозяйство, мукомольную и пекарскую промышленность[725].
Заместитель Павлова по АПК в Госкомцен (1988–1989) Алексей Краснопивцев приводит следующие данные из концепции повышения цен 1987 года. В целом розничные цены на хлеб, сахар и растительное масло не менялись с 1954 года, на мясные и молочные продукты с 1962 года[726]. К 1986 году государственные дотации на продовольствие по сравнению с 1966-м выросли с 4 до 60 млрд рублей. По хлебу расходы государства превышали розничную цену в 1,2, по молоку в 1,8, по картофелю и овощам