Читать интересную книгу Заговор генералов - Владимир Понизовский

В массе начались колебания. За кем же пойдет трудовая Москва?

Последнее, что довелось услышать Антону от Пятницкого, — это исход голосования в Московском Совдепе. Голосовали уже глубоко за полночь.

— Общими силами меньшевики и эсеры добились перевеса: провели резолюцию против стачки.

— Так что же, все сорвалось?

— Шалишь! Мы решили обратиться к самим рабочим.

— А если казаки и юнкера устроят провокацию? Вспомните пятый год или июль.

— Будем соблюдать выдержку. А перегнут палку — и мы напомним им пятый год. Скажу тебе по секрету: обсуждали мы и такую возможность. Еще с апреля у нас на заводах созданы отряды Красной гвардии, партийные дружины, восстановлены боевые рабочие дружины — и на «Михельсоне», и на Военно-артиллерийском, на «Проводнике», «Бромлее», «Гужоне», на «Динамо»… Они тоже приведены в готовность и на завтрашний день получат оружие. Но ни один боевик до приказа не выйдет с этим оружием на улицу.

— Если все же дойдет до этого — и мне найдите дело, — сказал Путко. Чему-чему, а стрельбе по целям я научился.

— Не горюй, твоя наука еще пригодится. Пока же твоя забота — держать уши торчком. Ты уже выудил немало нового и важного.

В устах Пятницкого это было высшей похвалой.

— Локауты, заводы на замок — пусть рабочие и их дети мрут с голоду эту политику Путиловых да Прохоровых мы раскусили давно, — продолжал он раздумчиво оценивать сведения, добытые Антоном. — Но вот точный срок одновременного удара: конец августа — начало сентября… С чем это связано?.. Попытайся уточнить.

Он оглядел собеседника:

— Не возьму в толк: чего это Милюков обхаживает тебя, словно девицу?

— Как-никак сын бывшего коллеги.

— Эмоциями объясняешь? Ишь какой этот Павел Николаевич чувствительный!.. Да у него таких профессорских сынков в кадетской партии пруд пруди. Не-ет, зачем-то именно ты ему понадобился… Договоримся так: что бы он тебе ни предложил — соглашайся. Коль Юзеф послал тебя лазутчиком во вражеский стан, не дай промашки! Вот твоя стрельба по цели.

Они простились с петухами: Пятницкий жил в Марьиной роще, и здесь, как в деревне, кукари-пономари подняли перекрик с цепными псами на заре.

Антон только задремал, как поднял его негромкий стук в дверь номера:

— Вы уже встали, мой друг? Если есть желание, не составите ли старику компанию на завтрак? Жду вас внизу, в ресторане.

Он быстро привел себя в порядок. Сбежал по лестнице в кафе, нашел столик, за которым, проглядывая ворох газет, сидел Павел Николаевич.

— «Я гусар молодой…» — добродушно улыбаясь, напел профессор. Он был свеж, надушен, напомажен и весь лучился расположением. — Опять, юный Дон-Жуан, даю голову на отсечение, шалопутничали до рассвета?

«Следит он за мной, что ли?» — подумал Путко.

Профессор понимающе, отечески подмигнул: мол, одобряю. А когда подали кофе, сливки и булочки, посерьезнев, сказал:

— Антон Владимирович, я хотел бы попросить вас об одной немаловажной услуге.

— Буду рад.

— Не торопитесь с ответом. Моя просьба может показаться супротивной вашим представлениям о кодексе офицерской чести… Но поверьте, не собственного живота ради, жив я заботами о судьбе отечества…

Профессор тяжко вздохнул:

— Наступает поворотный момент в истории России… Может быть, вечевой колокол призовет завтра или послезавтра… Может быть, через две недели… Но каждый из нас должен быть готов откликнуться на его призыв…

— Я слушаю вас с нетерпением.

— Есть мудрая русская пословица: «Криком изба не рубится, шумом дело не спорится». Вы, конечно, кое-что уловили из вчерашней беседы у хлебосольного Петра Петровича в Беляеве-Богородском. Не буду перегружать вас бременем излишней ответственности, поэтому не стану объяснять всего… Скажу лишь одно: для выполнения нами замышленного нам нужна армия. Деньги, оружие, возбуждение общественного мнения — все в наших руках. А вот армия…

— На Спиридоновке я видел высший генералитет, — заметил Путко.

— Вы правы. И вы верно улавливаете ход моей мысли, — мягко качнул седой головой профессор. — Но генералы непосредственно не командуют теми, в руках у кого ружья. Генералы командуют офицерами, а уже офицеры — нижними чинами, правильно?

— Совершенно верно, господин профессор. Но позволю себе уточнить, нижними чинами командуют младшие офицеры.

— Дорогой мой, вы как будто читаете мои мысли, — Милюков с удивлением и удовольствием посмотрел в лицо поручика. — Именно к этому я и веду. Следует уточнить также, что не все генералы и обер-офицеры в чести у солдатской массы… Да-да, после пресловутого «Приказа № 1» приходится считаться и с этим… Поэтому наша надежда — на молодежь. На таких бравых и преданных молодых офицеров, как вы!

«Вот он к чему клонит!..» — Антон изобразил на лице смущенную улыбку:

— Что вы, Павел Николаевич!..

— Не скромничайте. Ваши два Георгиевских креста говорят сами за себя. К тому же вы не какой-то там Держиморда, Скалозуб — вы можете найти общий язык с «серой скотинкой», не так ли?

— Думаю, могу. С солдатами на батарее у меня самые добрые взаимоотношения, — не согрешил против истины поручик.

— Следовательно, если вы им приказываете: «Стреляйте, братцы!», или как там по-военному…

— У нас коротко: «Огонь!» — рявкнул Путко, да так громко, что все сидевшие в ресторане встрепенулись.

— Хо-хо! Ну и голосок! — рассмеялся Милюков. — Живо представил себе! Хо-хо!.. Только прошу вас, потише. Иначе они все залезут под столы. Когда вы приказываете, они стреляют?

— Конечно.

— Именно это мне и хотелось услышать: когда понадобится, вы им прикажете — и они будут стрелять.

— Во врагов России, — уточнил поручик.

— Конечно, — подтвердил Милюков. — Не в нас же. Он допил свой кофе и начал набивать трубку:

— Но это, к сожалению, еще далеко не все… Если бы каждый молодой русский офицер рассуждал так же, как вы… Но вспомните, Антон Владимирович, в вечер нашего знакомства вы сами сказали, что влияние идей Ленина все шире распространяется в армии и даже затронуло молодых офицеров. Вот в чем беда. Ныне, после июльского большевистского путча, над офицерами-большевиками, как вы знаете, во многих частях устраиваются суды чести: их изгоняют из полков и предают военно-полевым… военно-революционным трибуналам. Поэтому многие, переродившиеся в душе в большевиков, внешне до поры до времени не высказывают открыто своих взглядов. Но знать их — злейших и опаснейших врагов!.. — он невольно возвысил голос, и с соседнего столика на них оглянулись, — знать их нам необходимо.

Профессор снова испытующе посмотрел на Путко:

— Они затаились. Но в доверительной беседе со своим коллегой, фронтовиком…

— Вы хотите мне предложить!.. — краска гнева залила щеки Антона.

Милюков положил свою руку на его ладонь и с неожиданной силой прижал ее к скатерти:

— Да, именно это я и хочу. — Голос его также обрел неожиданную твердость. — Поэтому я и начал нашу беседу со слов о кодексе офицерской чести. Форма кодекса неизменна. Но содержание изменилось. Ныне изменились все понятия о нравственности, этике, морали. Речь идет о жизни и смерти. Не только вашей или моей. Вспомните девиз французских дворян: «Теряю жизнь, но сохраняю честь!» И речь моя — о чести и жизни России!

Антон, пока разглагольствовал профессор, взял себя в руки. Подумал: «Вот так же склоняли к „сотрудничеству“ жандармы и охранники…»

Милюков, наблюдавший за ним, уловил перемену:

— Я понимаю, какая борьба происходит в вашей душе… И мне это глубоко импонирует. Я сразу понял, что вы — глубокая и честная натура. Но сегодня каждый должен сделать выбор… Сугубо доверительно скажу вам: подобных молодых людей, взявших на себя сей тяжкий нравственный груз, у нас не так уж и мало. Они есть в каждой дивизии, во многих полках и дивизионах. Некоторым из них мы посоветовали даже надеть на себя личину большевиков.

«Горячо, горячо!..» — повторил про себя Антон детскую присказку. Кто эти молодцы, согласные на роли осведомителей и провокаторов?

— Наверное, вашим доверенным не следует действовать разрозненно… Чтобы можно было объединить усилия… — он как бы размышлял вслух.

— Вы правы, — отозвался Милюков. — В нужный момент доверенное лицо найдет вас. И вам мы дадим кое-какие связи.

Он грустно усмехнулся:

— Как в добрые старые времена: пароли, явки. Мы должны быть готовы ко всему.

Окутал себя душистым облаком табачного дыма.

— Это на будущее. Но есть заботы и неотложные. Нашими совместными усилиями с правительством и ВЦИК на Государственное совещание большевистская делегация не допущена. Однако не исключено, что отдельные представители ленинской партии просочились через армейские и фронтовые делегации как члены армкомов и прочих «комов», — он кашлянул на этом ненавистном слове. — Нам нужно узнать: кто да кто, и в нужный момент обезвредить.