Читать интересную книгу Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

А где же я сам-то прятал медальон? В ботинке, пушке и ночном горшке. Очевидно, ни одно из этих мест не подходило под определение «на виду». Я склонился, чтобы приподнять покрывало с кровати, но сопровождавшая меня девушка остановила мою руку. Понятно, что они ждали, когда же я замечу подвеску, подтвердив свое право найти ее. И тогда простота моей задачи стала очевидной. Взбодрившись, я окинул комнату более откровенным взглядом. Подразумевалось, что принадлежащая мне вещица спрятана на видном месте. На шее, на столе, на…

Среди украшений.

Если и есть нечто всеобщее в человеческой цивилизации, так это любовь к золоту. Никогда не показывая на улицах свои прелести, эти женщины, однако, с удовольствием увешивали себя драгоценностями, стараясь покрасоваться перед Юсуфом и друг перед другом; все они обожали кольца, бусы, всевозможные ручные и ножные браслеты, серьги, диадемы и поясные цепочки. Туалетный столик скрывался под блестящим каскадом золотых украшений, напоминавших уменьшенную копию сокровищницы в трюме «Ориента». Именно там, среди всего этого великолепия, брошенный, как медяк в таверне, скромно поблескивал мой медальон, прикрытый собственной цепочкой. Бин Садру и Силано, конечно, не удалось найти его здесь, а остальным до него не было никакого дела.

Когда я выудил его из общей кучи, из-за моей неловкости тяжелый браслет с подвесками с громким звоном упал со столика.

Я застыл. Этот звук разбудил старших наложниц. Одна из них, приподняв голову с кровати, вздрогнула при виде меня и вскочила, быстро накидывая уличную паранджу.

Она резко что-то сказала. Девушка раздраженно ответила ей. До меня донеслись лишь шипящие тона разразившейся между ними перебранки. Я начал отступать к окну. Старшая наложница жестом велела мне положить медальон обратно, но вместо этого я надел его на шею и спрятал под рубаху. Похоже, они на это не рассчитывали. Старшая наложница заорала как резаная, и еще несколько женщин принялись стенать и причитать. Тогда из-за двери раздался крик евнуха, а снизу донеслись голоса охранников. Послышался лязг металла. Пора было удирать.

Я бросился к окну, но старшая женщина преградила мне путь, размахивая руками в широких рукавах, точно огромная черная летучая мышь. Я оттолкнул ее в сторону, не обращая внимания на то, что ее острые ногти ощутимо полоснули по моей шее. Она упала, продолжая отчаянно вопить. Тут зазвенел какой-то колокольчик и послышался сигнальный выстрел. Они могли поднять на ноги весь город! Схватившись за раму, я высадил ударом ноги половину деревянной решетки. Ее куски с треском упали на улицу. Я вылез из окна и начал скользить вниз по веревке, а на подходе к земле увидел, что возле открытой задней двери уже собрались слуги, вооруженные дубинками и палками. Сверху, из гарема, тоже доносились мужские голоса. Продолжая спускаться, я почувствовал, что кто-то начал тянуть веревку обратно.

— Прыгай! — заорал Ашраф. — Я поймаю тебя!

Откуда ему знать, какой я тяжелый? Кроме того, я рассчитывал, что нам еще может пригодиться купленная мною сегодня веревка. Выдернув из-за пояса томагавк, я рубанул по веревке над головой. Она оборвалась, и я пролетел последние тридцать футов, приземлившись с глухим стуком на что-то мягкое и вонючее. Под окном стояла уличная тележка, которую подкатил Ашраф, чтобы смягчить мое падение. Соскочив на землю, я перебросил через плечо остатки веревки и приготовился к драке.

Ашраф выстрелил из мушкета, и один из наступавших от задней двери слуг повалился набок. Вооружившись своей винтовкой, я выстрелил во второго мужчину, потом завопил, как индеец, и расколол голову третьего томагавком. Остальные в смятении отступили. Мы с Ашрафом бросились в противоположную сторону, перепрыгнули через низкую ограду и понеслись по извилистым улочкам.

Охранники Юсуфа пустились в погоню, наугад стреляя нам вслед. Я задержался и перезарядил винтовку. Ашраф вытащил свою саблю. Теперь нам оставалось только выбраться из города.

— Эй, да вон же они!

Нам навстречу спешил французский военный патруль. Мы выругались и, развернувшись, побежали обратно. Услышав, что французам приказали стрелять, я схватил Ашрафа и увлек его за собой на землю. Очень вовремя — над нашими головами просвистело несколько пуль. Впереди тоже звучали крики и стоны, подсказавшие нам, что эти выстрелы поразили людей Юсуфа.

Под прикрытием дымовой завесы мы отползли к краю улицы и прижались к стене дома. Теперь вокруг нас завязалась отчаянная перестрелка, сопровождаемая воинственными криками.

— В какую это вонючую дрянь я приземлился? — шепотом спросил я Аша.

— В ослиный навоз. Ты попал в то, что франки называют merde,[56] приятель.

Очередная пуля срезала верхушку каменного столбика.

— Нет, пора отсюда сматываться.

Припадая к земле, мы умудрились завернуть за угол. А там уж припустили со всех ног и слегка сбавили темп, только оказавшись на более широкой улице, ведущей в сторону южных ворот. Похоже, нам удалось отделаться от погони.

— Ну вот, теперь мы остались без еды. Черт бы побрал ту крикливую старуху!

— Моисей нашел манну в пустыне.

— А у короля Георга всегда найдется на столе лакомый кусочек, да только нам оттуда ничего не перепадет!

— Да ладно, не расстраивайся.

— А по-моему, самое время.

Мы были уже почти у стен Каира, когда из-за угла показался отряд французской кавалерии. Это был обычный дежурный патруль, и они, пока не замечая нас, двигались в нашу сторону.

— Давай спрячемся в той нише, — предложил Ашраф.

— Нет. Разве нам не нужны лошади? Привяжи-ка лучше конец веревки вон к тому столбу на высоте груди наездника. — Взяв другой конец, я сделал то же самое на другой стороне улицы. — Будь начеку, когда я выстрелю, хватай лошадь.

Я вышел на середину улицы и, глядя в сторону приближавшихся всадников, небрежно помахал винтовкой, чтобы они заметили меня в темноте.

— Кто идет? — крикнул офицер. — Назовите себя!

Я выстрелил, сбив с него шляпу.

Они поскакали вперед.

Я мгновенно скользнул в тень под навес, закинул за спину винтовку и, ухватившись за столб, забрался на подоконник. Кавалерийский отряд на полном скаку налетел на веревку. Первые всадники вывалились из седел, как тряпичные куклы, а задний ряд столкнулся с ними. Лошади, встав на дыбы, сбросили седоков. Отпихнув одного солдата, я вскочил на сбросившую его лошадь. Ашрафу удалось завладеть другой освободившейся лошадью. Вслед нам понеслись пистолетные выстрелы, но в темноте пули просвистели мимо, не причинив вреда. Мы ловко выкрутились из этой переделки.

— Теперь французам придется поломать голову, думая, на чьей же ты стороне, — задыхаясь, бросил Ашраф, когда мы, оглядываясь на орущих кавалеристов, перешли на галоп.

— Так же как и мне.

Мы подъехали к южным воротам.

— Открывайте поживей! Срочные гонцы Бонапарта! — крикнул я по-французски.

Они увидели знакомую упряжь кавалерийских лошадей и лишь после этого разглядели наши арабские наряды. Но тогда нас уже было не остановить. Мы вылетели из ворот и, проскочив мимо стражников, устремились в сторону пустыни. В ночной тьме нас еще долго провожали свистевшие над головами пули.

Вернув медальон, я вырвался на свободу, чтобы отправиться на поиски Астизы и книги Тота и, возможно, стать владыкой мира — по меньшей мере, его спасителем!

И теперь за мной охотились все имевшиеся в Египте бедуины, мамелюки и французы.

Глава 19

Египетская пустыня, начинавшаяся на западном берегу Нила, представляла собой непроторенный океан песка и скал, рассекаемый редкими островками оазисов. На юго-восток от Каира простиралось невысокое плоскогорье, отделяемое от Красного моря туманным горным хребтом, и выглядело оно как гигантская жаровня, пустующая со времен сотворения мира. На горизонте в знойном мареве изнывало выгоревшее до тусклой голубизны синее небо, а пекло, начинавшееся там после полудня, угрожало заживо мумифицировать любого путника. В этих бескрайних песках не встречалось ни водных источников, ни тенистых оазисов, не слышалось птичьих трелей и даже жужжания насекомых. С древнейших времен жрецы, маги и отшельники удалялись туда на поиски Бога. Но я, устремляясь в эти пески, чувствовал, что оставляю его где-то далеко позади, в водах Нила и в пышной зелени родных лесов.

Мы с Ашрафом выбрали такое направление, сознавая, что добровольно туда не сунется ни один здравомыслящий человек. Сначала мы миновали каирский Город Мертвых, скопище мусульманских надгробий, белеющих в ночи, словно привидения. Потом под громкий лай окрестных собак быстро оставили позади полосу полей, зеленеющих на берегах Нила. Задолго до рассвета мы уже уподобились песчинкам в бескрайней и безводной равнине. Ослепившее нас восходящее светило с редкостной медлительностью ползло по небосклону, устроив нам жесточайшую пытку. К седлам отвоеванных лошадей были приторочены фляги, которые мы благополучно опустошили еще до вечера, после чего жажда стала сутью нашего существования. Горячий воздух обжигал горло, а глаза слезились от блеска ослепительного, как снег, песка. Песчаная пыль, запекаясь на губах и ушах, покрывала наши одежды и спины лошадей, и небеса казались тяжким грузом, давившим на спины и головы. Цепочка медальона обжигала мне шею. Мираж озера, уже до боли привычная и жестокая иллюзия, постоянно маячил далеко впереди.