Читать интересную книгу Долг - Абдижамил Нурпеисов

Писатель терпеливо и настойчиво шел в потемках истории по следам своих предшественников, все дальше углубляясь, искал, собирал по крупицам факты в основном из уст стариков-сказителей, иногда случайно! находил какие-то еле уцелевшие в памяти народа осколки той далекой, неведомой жизни. Большую правду о своем народе, столь редкой трагической судьбы, он слагал из крупиц, по капельке, подобно великой труженице пчеле.

«С этими воспоминаниями приходилось обращаться бережно и осторожно, — признавался сам Аэузов, — так запоздалый путник, отыскав в пепле костра, оставленного давно ушедшим караваном, тлеющий уголек, бережно и осторожно раздувает его, вызывая своим дыханием огонь. Восстанавливать по этим рассказам давно ушедшую жизнь было так же трудно, как по облику шестидесятилетней Айгерим представить себе всю прелесть ее девичьей красоты, пленившей когда-то Абая».

Ауэзов всю жизнь изучал Абая. И не только как будущего литературного героя своих романов, пьес, либретто. Немало положил он труда и усилий чисто исследовательского свойства — об Абае им написан ряд научных исследований и монографий. Мало того, он ввел в программу университета специальный курс изучения творчества Абая. Ко всему этому следует еще добавить редкое сочетание его стоического терпения с высокой культурой писателя, с его собранностью и организованностью, что стало в конечном счете одним из главных залогов его несомненного успеха и победы в создании целой галереи образов.

Я допускаю мысль, что Ауэзов с первых рассказов, незаметно прошедших в Казахстане, знал (знал наверняка!) о своем великом призвании и верил в свою литературную звезду, которая засияет потом для духовного расцвета нации. Ауэзов, как никто другой, верил в себя, в свои силы, но он не был самоуверенным. Трезвость ума способствовала подспудно выработке еще одного, столь необходимого как для писателя, так и для полководца качества — осторожности. Не опасливость и оглядка, а трезвая оценка возможностей нужна им для того, чтобы сдерживать себя от соблазна легких побед.

Ауэзов был писателем в высшей степени требовательным к самому себе. Он взялся за эпопею только лишь после того, как стал человеком, наиболее глубоко посвященным в творчество и жизнь Абая. И лишь тогда он отважился взяться за одиссею казахской степи. За несколько лет перед тем как основательно сесть за роман «Путь Абая», он, как бы еще раз пробуя свои силы, накануне столетия со дня смерти Пушкина написал одну главу из конца второй книги эпопеи, получившую потом название: «Как запела Татьяна в степи». Итак, он своим многолетним трудом создал абаевско-ауэзовский мир. Соприкасаясь с его эпопеей, читатели с удивлением и восторгом открывают для себя этот большой и волшебный мир — мир бессмертных, истинно народных характеров и образов, глубоких жизненных ситуаций, широких, потрясающе ярких картин жизни — высокие образцы подлинного мастерства.

Мысленно прослеживая мучительные пути создания первой казахской эпопеи, легко убедиться в том, что писатель брался за перо лишь тогда, когда он «достигал полного духовного слияния с каждым из основных действующих лиц, с каждым из наиболее типичных персонажей» (Ромен Роллан). Без такого полного и проникновенного постижения внутренней сущности героев, без фактического слияния с их мироощущением невозможно вообще постичь во всей глубине самую суть эпохи — духовную, нравственную, философскую и социальную сущность нации — в один из наиболее противоречивых моментов в ее истории.

Непреходящая заслуга Ауэзова не исчерпывается лишь созданием классических образов. Он воскресил для нас целую эпоху в нелегкой жизни народа как реалист, строго соблюдая при этом правду. Благодаря его эпопее сызнова ожили в нашей памяти все картины абаевской эпохи, начавшие уже тускнеть и забываться. Вот почему народ благодарен писателю, воссоздавшему, кроме всего, широкую панораму, где охвачены все аспекты жизни с ее всевозможными обрядами, обычаями, нравы, религия, судопроизводство. И поэтому прав был академик Сатпаев, когда характеризовал этот роман «как подлинную энциклопедию всех многогранных сторон жизни и быта казахского народа во второй половине XIX столетия», и поэтому многочисленные читатели полюбившегося им романа дружно согласились с определением ученого. И действительно, эпопея Ауэзова помимо своих несомненных литературных достоинств представляет еще и научную ценность. А это одинаково важно и для читателя, и для ученого, занимающегося историей, экономикой, этнографией и юриспруденцией казахского народа середины XIX века. Ибо, перефразируя высказывание Ключевского, можно уверенно сказать об эпопее «Путь Абая», что в ней больше истории, чем в истории самого Абая.

IV

Талант нуждается не столько в похвале, сколько в справедливости. Талант, как прекрасный дар природы, принадлежит народу, той нации, которой обязан писатель своим призванием и жизнью. Ибо талант — проявление лучшего качества народа. Недаром талант испокон веков считался самым лучшим достоянием и бесценным богатством нации.

В оценке творчества талантливых сынов казахские литераторы должны прежде всего учиться великодушию и справедливости у русских. И тогда мы сумели бы у себя пересмотреть с современной позиции творчество некоторых несомненно одаренных писателей и поэтов и по-новому осмыслить и оценить их произведения. Не говоря о других, по неведению и невежеству некоторых литераторов долгое время приписывались Ауэзову какие-то грехи в идеализации прошлого. Говорить сейчас об этом излишне. В оценке литературы и искусства сейчас мы стали несравненно объективнее, честнее и историчнее. В своем мировоззрении и творчестве Ауэзов был гуманистом и интернационалистом. В своих лучших произведениях он неизменно воспевал дружбу народов.

Вообще все наиболее талантливые и образованные сыны нашего народа — и Чокан, и Ибрай, и Абай — проповедовали идею дружбы народов. Еще в начале XIX столетия они видели невозможность приобщить свой народ к европейской культуре без подлинной дружбы с русским народом.

Духовное тяготение к свету и знанию наблюдалось и среди простого народа. Если присмотреться внимательнее, то нетрудно увидеть, что дружба двух наших народов уходит своими корнями в далекое прошлое, хотя в те времена обширная земля казахов, по образному выражению казахского поэта Олжаса Сулейменова, «огромной каторгой плавала на маленькой карте». Передовые люди русской интеллигенции тогда еще проложили первые тропинки дружбы в нашу степь. Они не знали казахского, а казахи — русского языка. Но общечеловеческий гуманизм быстро находит дорогу в сердца простых людей. С ссыльным Достоевским дружил и переписывался Чокан Валиханов, которому великий русский писатель советовал быть «просвещенным ходатаем своего народа». Двадцатишестилетний Чокан, блестящий офицер, был членом Императорского Русского Географического Общества. Что касается Михаэлиса, сосланного в степь по мотивам неблагонадежности политических взглядов, то он дружил с Абаем, не раз бывал, гостил в его ауле. Долголетняя дружба двух передовых людей своего времени не могла не оставить своих следов в истории казахского народа. Михаэлис приобщил казахского поэта к передовой русской культуре и литературе. По совету своего русского друга Абай постоянно читал журнал «Современник» и увлекался трудами философов и классиков русской, европейской литературы. Известный американский путешественник и журналист Джордж Кеннам писал об Абае этого периода с восхищением: «Мне рассказали об одном пожилом казахе Ибрагиме Конобае[9], частом посетителе библиотеки и читающем Милля, Бокля, Дрэпера и других. При первой же встрече он удивил меня просьбой рассказать об индукции и дедукции. Он, оказывается, сильно заинтересовался английским и западноевропейскими философами. Когда мы дважды говорили о книге Дрэпера «Из истории общественной мысли в Европе», он обнаружил большое знание предмета»[10].

Абай блестяще переводит стихи Пушкина, Лермонтова, Крылова, Гете, сочиняет музыку на стихи Гете «Горные вершины» и на письмо Татьяны к Онегину. Благодарный Абай всю жизнь хранил тепло в своем сердце к русскому другу — Михаэлису, который как бы взял казахского поэта «за руку, повел на какую-то вершину, показал оттуда стоянки всех народов всех времен и объяснил: что все люди — сородичи, пусть хоть дальние». Потом с вершины просвещенного своего ума поэт мог заявить о себе в полный голос: «Мне радостно, что я не только сын казаха, но и сын всего человечества».

Спустя полвека, когда Ауэзов приступил к своей главной книге, он выбрал одной из главных тем эпопеи именно дружбу Абая с Михайловым, прототипом которого был Михаэлис; не думаю, что это было случайно. Гуманист Ауэзов прекрасно понимал духовную значимость интернационального единения людей благородных помыслов.