Читать интересную книгу За свободу - Роберт Швейхель

Он похвалялся, что может добыть городу мир с крестьянами, и гейльбронский магистрат поймал его на слове. Только в одном пункте градоправители, несмотря на все усилия Флукса, остались непреклонны. Крестьяне требовали, чтобы город выставил для пополнения их сил хорошо вооруженный отряд и непременно под гейльбронским флагом. Магистрат же из страха перед Швабским союзом не решался. Желая оставить себе на всякий случай лазейку, он не дал Флуксу никаких формальных полномочий на переговоры с крестьянами, чтобы, если ветер переменится, иметь возможность отпереться. А уж что касается формирования отряда, раз уж нельзя было отвильнуть, отцы города тоже всеми силами старались найти выход, чтобы, на худой конец, свалить всю ответственность на Флукса.

И выход нашелся. Магистрат отказался сформировать отряд, но разрешил Гансу Флуксу вербовать добровольцев, причем дал им белое знамя без черного орла на серебряном поле, красовавшегося на гербе города Гейльброна. Добродушный Ганс Флукс чуял ловушку, но из тщеславия и любви к родному городу полез в нее. И вот он шествовал вместе со Светлой ратью вдоль берега вниз по течению Неккара. Под белым шелковым знаменем гейльбронского отряда выступали и две горожанки: одна в блестящих латах и с копьем на плече, другая — с башмаком, символом крестьянского союза, — на шесте. Энтузиазм и энергия женщин склонили в Гейльброне чашу весов на сторону крестьян.

Звуки рога, донесшиеся от ворот замка, прервали тяжкие размышления Геца. За окном уже сгущались сумерки, но хозяин разглядел во дворе своего амтмана, слезавшего с лошади. Через минуту тот переступил через порог, весь мокрый от дождя.

— Что, любезнейший, видно важное дело привело тебя сюда в такую собачью погоду и в такой поздний час?

— Дело-то, конечно, важное, ваша милость, и, надо надеяться, не плохое. Меня прислал к вам крестьянский совет. Он свидетельствует вашей милости свое нижайшее почтение и просит вас прибыть завтра поутру в гундельсгеймский трактир. Им нужно безотлагательно побеседовать с вашей милостью.

Румяное лицо рыцаря побагровело. Опершись правой железной рукой в перчатке на край стола, он обдумывал ответ. Амтман не сводил с него глаз.

— Говорят, почти все дворянство между Якстом и Кохером вступило в крестьянский союз, — произнес он вполголоса. — А ты знаешь, что им от меня надо?

— Так точно, ваша милость. Несмотря на ливень, Иорг Мецлер собрал всю Светлую рать на круг, и канцлер Гиплер говорил им о том, каким блестящим успехом увенчается их дело, если их поведет такой опытный в ратном деле вождь, как вы, благородный рыцарь, и, напротив того, какой ущерб они понесут, если вы присоединитесь к их врагам.

— И все крестьянское воинство ответило на это криками одобрения? — с насмешливой гримасой вставил Гец.

— О нет, ваша милость, — отвечал смутившийся амтман. — Не обошлось и без возражений. У них, мол, крестьянская война, заявили некоторые, и им дворян не нужно. А один даже крикнул, с позволения вашей милости: «Если он может причинить нам ущерб, почему бы нам его не повесить?» И только после того, как выступили Иорг Мецлер и шультгейс совета Рейтер, предложение господина канцлера было принято.

— Бьюсь об заклад, что повесить меня хотел Рорбах! — сказал, усмехнувшись, Гец.

— С дозволенья вашей милости, он уже ушел с неккаргартахскими ребятами в Маульброн, чтобы, соединившись с тамошними крестьянами и с баденцами, ударить на Штуттгарт. Вокруг Тюбингена уже заварилась каша. А рорбахский отряд пока что подался домой в Бекинген: с них пока добычи хватит.

— А ты, как я вижу, отлично осведомлен, — довольно сухо заметил Гец. Амтман ответил, что все это он узнал от Мецлера.

— А вейнсбержцы остались у себя в долине, чтобы не выпускать из виду свой город и Гейльброн, — добавил он.

Продолжая внимательно слушать, Гец наполнил кубок и протянул его посланцу со словами:

— В сырую погоду первое дело — держать нутро в тепле. Выпей, любезный, и передай совету, что я прибуду. Как по-твоему, придется ехать? Или есть другой выход?

Но амтман другого выхода не знал и был рад, что может вернуться к крестьянам с добрыми вестями.

На следующее утро Гец фон Берлихинген отправился в Гундельсгейм. Погода прояснилась, но холодный ветер разгуливал по долине. Однако рыцаря все время бросало в жар.

Поднимаясь по лестнице, он столкнулся со своим старым соратником Максом Штумпфом фон Швейнсбергом, выходившим из трактира с только что полученной им охранной грамотой в кармане, выданной ему собравшимся там крестьянским советом.

— В добрый час, новый господин главнокомандующий! — приветствовал он Геца.

— Избави меня боже! — ответил тот со вздохом. — К черту это дело! А почему бы тебе не взяться за это? Будь другом.

— Да ведь они хотят тебя, а не меня! — воскликнул Макс Штумпф. — И, ей-богу, ты должен это сделать, Гец, в интересах всего дворянства, которое будет вечно тебе благодарно. Не отказывайся, прошу тебя, Гец.

— Если б ты знал, чего это мне будет стоить! Нет, никто этого не знает! Я иду туда, как на голгофу! — И с меланхолическим видом он протянул другу руку.

— Дорогой мой, нам всем приходится приносить жертвы в эти тяжелые времена. Но ведь ты спасаешь дворянство! — воскликнул фон Швейнсберг ему вслед.

Гец застал крестьянский военный совет[105] в полном сборе. В совет входили семь человек, не считая главного военачальника Иорга Мецлера, канцлера Гиплера, шультгейса Ганса Рейтера и Ганса Флукса. Члены совета радушно встретили Геца.

После того как Вендель Гиплер изложил предложение совета, Гец с горячностью стал убеждать канцлера уволить его от такой чести. Его обязательства перед Швабским союзом, князьями и дворянами не дают ему права согласиться. Что же касается «Двенадцати статей», то они идут вразрез с его совестью и он их никогда не примет. Все с жаром уговаривали его, один Гиплер молчал. В его умных глазах светился насмешливый огонек, и Гец избегал встречаться с ним взглядом.

— Я не лицемерю, — заверял Гец, бия себя железным кулаком в закованную в панцирь грудь. — Принять ваше предложение я не могу.

— В таком случае благоволите уделить мне минуту для приватного разговора, — заговорил наконец Вендель Гиплер. — Надеюсь, что смогу предъявить вам такие доводы, перед которыми отпадут все ваши возражения, уважаемый господин рыцарь.

Они прошли в небольшой сад позади трактира, и канцлер тотчас приступил к делу.

— Вы согласитесь со мной, господин фон Берлихинген, что идеи Зиккингена неосуществимы. Крестьянина не подденешь на дворянскую республику. Но и крестьянская республика — чистейшая утопия. Она стала бы добычей первого попавшегося авантюриста, который сумел бы использовать неопытность крестьянства в делах высокой политики. Нет, почтеннейший рыцарь, ни одно сословие не должно господствовать над другим. В государстве, которое мы стремимся построить, крестьяне, дворяне, горожане будут обладать равными правами и иметь над собой лишь одного владыку — императора. Вот почему мы и желаем, чтобы вы привлекли на нашу сторону дворянство.

— Но после того, что произошло в Вейнсберге, это совершенно невозможно! — воскликнул Гец.

— Полноте, так ли это? — возразил Гиплер и привлек его на скамью под грушевым деревом. — Дворянство никогда не забывает о своих интересах. Пожалуй, ничего, кроме этих интересов, оно никогда не признавало, чем и довело государство до гибели. Конечно, любезнейший господин Гец, дворянство должно быть заинтересовано в возрождении империи, и оно поможет нам воссоздать подлинно свободную Германию. Но его потери от уничтожения крепостной зависимости, барщины, феодальных поборов будут с лихвой возмещены за счет земельных угодий церквей, капитулов, монастырей и Тевтонского ордена.

— Ах ты, черт! — невольно вырвалось у рыцаря восторженное восклицание.

— Церковь должна быть лишена своих владений, и, как я полагаю, у нее их столько, что хватит с избытком вознаградить дворянство за все жертвы, понесенные им во имя общего блага, а также чтобы сделать крестьянина свободным собственником своего участка. А что до князей да баронов, то крестьяне и дворяне заставят их отказаться от привилегий и подчиниться законам свободного государства. В противном случае они подвергнутся изгнанию, а их имения будут объявлены общественным достоянием. Каково ваше мнение на этот счет, почтеннейший господин Гец?

— Клянусь святым Вельтеном, дело подходящее! — с жаром воскликнул тот. — То есть, я хочу сказать, дворянство на это пойдет. Но император? Император? Этот Карл!

— В качестве главы этого свободного государства император только выиграет в силе и могуществе. Правда, этот богомольный испанец едва ли годен для этой роли. Но в Германии императоров избирают, и, слава богу, еще не перевелись немецкие князья, одаренные мудростью, кротостью и справедливостью, чтобы внимать нуждам своего отечества, князья, стоявшие у колыбели Реформации и простирающие над нею и поныне свою оберегающую длань. Однако углубляться сейчас в эти вопросы нет нужды.