Читать интересную книгу Ленин - Антоний Оссендовский

Владимир Ульянов-Ленин. Фотография. 1918 год

В сотнях статей унизительный мир был представляем, как благодеяние новой власти, намеревающейся дать России возможность передышки и набирания новых сил. Обманывали и оглупляли легковерных рабочих и темных крестьян обещаниями близкой революции в Германии и объединения с товарищами с Запада, откуда Россия будет черпать новые богатства для быстрого развития страны и соперничества с «прогнившей Европой».

Эха эти умолкли.

Обедневшая, обезлюдевшая Москва влачила нищее существование, а хлопающая на ветру красная хоругвь коммунизма как бы отсчитывала, наподобие формы контролирующего аппарата, постоянно новые и новые потоки крови, выливаемой ЧК на улицу Большая Лубянка и Арбат.

На рынках и площадях блуждали мрачные, оборванные, исхудалые фигуры бывших чиновников, офицеров, интеллигенток, порой аристократок, которые не успели скрыться в Крыму или за границей. Мужчины продавали на улицах остатки имущества, папиросы и газеты; пожилые женщины – какую-то выпечку, сласти, приготовленные дома, молодые все чаще – собственные тела. Милиция и военные патрули охотились на убогих, обнищавших «спекулянтов», отбирали их нищий заработок и бросали в подвалы ЧК, где гнали под извергающий пули пулемет, установленный в грозном оконце полуподвала. Никто не имел времени заниматься мелкими делами, наказывать тюрьмой и кормить в период постоянного голода. Проблемы улаживались быстро и навсегда. Пулемет в течение целой ночи плевал пулями…

Черный автомобиль за городом выбрасывал из своего чрева новые груды трупов.

Время от времени улицами Москвы мчались изысканные лимузины с комиссарами в кожаных куртках и с неотъемлемыми папками подмышкой, знаком власти над жизнью и смертью поверженного и угнетаемого общества.

По ночам сновали подобные голодным волкам патрули, врывались в квартиры напуганных до смерти граждан, проводили обыски, забирали с собой мужчин, женщин, детей, гнали их на мытарство и смерть.

После нападения власть брали другие группы. Были это бандиты, которые, выдавая себя за комиссаров, входили в дома, устраивали беззакония и грабежи, сражались с милицией и с отчаявшимися жителями истерзанной столицы.

Церковные колокола молчали, а на площадях и улице Кузнецкий мост военные оркестры шумно играли «Интернационал». Церкви, музеи, университеты стояли закрытыми, опустошенными, но в театрах и театриках самые лучшие артисты с недавним любимцем царя Федором Шаляпиным во главе пели, играли, танцевали и давали представления перед уличной толпой, пьяными от крови солдатами, темными и преступными подонками, вынырнувшими со дна российской жизни.

Ленин после памятной ночи, проведенной у Дзержинского, не выезжал из Кремля. У него были надежные сведения, что в Москве рыщет неуловимый Борис Савинков, смелый террорист, приготавливающий покушения. Доказывали это почти ежедневно находимые трупы убитых комиссаров и агентов правительства.

На Дзержинского и Федоренко, едущих переодетыми, на одной из людных улиц напала группа поляков, убив бывшего жандарма и ранив председателя ЧК. Тайная еврейская организация истребляла своих земляков, работающих в Московской ЧК, которой руководил хитрый и жестокий Гузман. Молодой офицер Клепиков, неотлучный товарищ Савинкова, меткими выстрелами убивал людей в кожаных куртках способом непонятным, избегая погонь и засад.

Троцкий, Каменев, Рыков и Бухарин не имели смелости показаться без сильного эскорта за стенами охраняемого латышами и финнами Кремлевского дворца.

Начали ходить страшные для новых правителей вести. Возник какой-то неизвестный еще союз спасения родины и свободы, готовящий восстания и мечтающий о захвате Москвы, раздавленной кровавыми руками Ленина, Троцкого и Дзержинского, а также Петрограда, где безумствовал Зиновьев. ЧК схватывала то и дело новые сотни, тысячи виновных и безвинных людей и уничтожала их колесами своей окровавленной машины.

В Москву доходили протесты из-за границы, на которые Совнарком отвечал полными оговорок и фальши нотами, продиктованными Лениным, а Гузман завершал нападения. Он убил английского капитана, несколько французских семей. Наконец, поручил своему агенту Блюмкину, чтобы тот спровоцировал покушение эсеров на немецкого посла в Москве, барона Мирбаха.

Ленин, читая энергичные протесты в чужеземных газетах, щурил глаза и смеялся, говоря:

– Все это мнимые штучки! Европа напилась крови и все снесет, вынесет и со всем примирится! Прежде всего, боясь нас, бросая громы проклятий, кокетничает с нами, как старая проститутка! Вспомните, как умоляюще и угодливо заглядывали нам в глаза представители Франции капитан Саду, английский агент Локарт, американец Робинс, подосланный послом США? Не удалось им удержать от подписания мирного договора и помешать в организации армии для революционных целей, следовательно, они мечутся и угрожают. Но скажу я вам, товарищи, достаточно поманить их пальцем и объявить, что хотя мы не признаем у них наличие «царя в голове», однако, дадим им концессию на Кавказе или Урале, и в тот же момент прибегут они и начнут вилять хвостами, как собаки!

В Кремль приходили груды писем и прошений с просьбами о помиловании людей, умирающих в тюрьмах и приговоренных к смерти. Прошения эти чаще направляли Ленину, некоторые – жене всевластного диктатора.

Однажды Крупская пришла к мужу и несмелым голосом начала говорить:

– Слышала, что Дзержинский, Володарский, Урицкий и Гузман допускают невиданные жестокости. Хотела попросить, чтобы ты заинтересовался этими делами, так как это все же ужасные вещи, невыносимые, позорящие пролетариат, народ, власть.

Ленин опустил голову. Крупская заметила, что около ушей мужа выросли мощные желваки.

Резким движением повернул он к ней искривленное гневом и отчаянием лицо и крикнул тонким голосом:

– Только я могу все вынести… все в себе подавить, а они, враги народа, заслуживают милосердия?! Естественно! Я должен стиснуть сердце, день и ночь отбрасывать от себя черные, ужасные мысли, так как это Ленин, изверг, палач, сумасшедший, а они бедные, безвинные, обиженные! Уйди прочь и не смей говорить мне о помиловании!

Максиму Горькому, нападающему на ужасное ЧК, он ответил резким письмом и раз и навсегда принудил писателя не только к молчанию, но также к лицемерным объяснениям жестокости российского народа.

В своих газетах диктатор опубликовал заявление, чтобы не обращались к нему и его жене по делам людей, заключенных в тюрьму, потому что эти просьбы не будут приносить результата.

В марте пришли первые донесения о вооруженных восстаниях против власти Советов. Долгий период гражданской войны, нерешительно и вяло поддерживаемый прежними союзниками, начал Ярославль, после долгой борьбы утопленный в крови повстанцев, потому что, кроме убитых в битвах, было казнено по приговору военно-полевого суда три с половиной тысячи офицеров.

В Пензе военнопленные – чехи, – сформировав под командованием генералов Чечека, Сыровоя и Гайды свои полки, начали поход на Урал.

Бунтовали казаки на Дону, Кубани, в Оренбурге, в Забайкалье. Выплывали на историческую арену известные фамилии белых вождей: Корнилов, Каледин, Краснов, гетман Дутов, Деникин, Врангель.

Деморализованные солдаты и своевольные толпы рабочих, входящие в состав Красной Армии, отступали всюду и в беспорядке стягивались к Москве. На западе, севере и в Сибири начинали действовать генералы Юденин, Миллер, Алмазов, Колчак, гетман Семенов и грозный безумец и мистик, «белый Дзержинский», – Унгерн фон Штернберг.

Порабощенный народ поднимал голову. Все поджидали избавителей и были готовы оказать помощь им.

Совнарком потерял голову. Товарищи прибегали в панике к своему вождю и кричали, рвя на себе волосы:

– Приходит последний час! Смерть идет… Что скажете, Владимир Ильич? Что с нами будет?

Ленин усмехался дерзко и говорил:

– Что будет? Вас белые повешают за злодейство и убийство, меня за идею, и всех вместе – за шею! Не хотите этого? Ну, тогда нужно закончить с притворством великих администраторов. Беритесь за работу, товарищи, так, как это было в дни революции Октябрьской! Троцкий, хороший организатор, пусть берет Тухачевского, Брусилова, Буденного, Блюхера, Фрунзе и Эйхе, пусть во что бы то ни стало создает настоящую армию, агитирует, привлекая в наши ряды всяческими способами и обещаниями немецкий, австрийских, венгерских военнопленных и бывших царских офицеров, пусть начинает войну оборонительную и наступательную! Мы должны провозгласить военный коммунизм и бросить лозунг: «Все для войны во имя победы пролетариата!».

– Контрреволюция располагает значительными силами и будет поддержана Францией, Англией и Японией, – заметил Каменев. – У меня есть сведения от наших агентов Иоффе, Воровского, Литвинова, Радека, что интервенция уже стала делом решенным в Париже и Лондоне. Говорят даже о возможности блокады с целью заморить Россию голодом.