ярости. — И ты, безумец, уничтожил его… Ради чего? Ответь мне — ради чего?! 
Последние слова старик проревел ничуть не хуже раненного Хозяина Небес. Он вонзил посох перед собой и огромный столп яркого, лунного света ударил в небо. Он пронзил собой облака и, казалось, дотянувшись до самой красавицы ночной царицы, превратился в огромного аиста.
 Птица — символ и тотем секты, раскрыв крылья, укрыла ими воистину огромную территорию в десятки километров. Её клюв, достигший длины в десятки метров, божественным копьем смотрел прямо в грудь Хаджару.
 — Учитель, — Хашим, с яростью смотревший на стоявшего перед ним мечника, услышал слабый голос за своей спиной.
 — Спокойнее, юный Жао. Битва еще не закончена и…
 — Для нас закончена, Учитель.
 — Что ты такое говоришь?! — возмутился Хашим. — последователь света Луны не сдается до тех пор, пока…
 — Мы… не сдаемся… учитель, — с трудом прошептал слегка тучноватый Чидо.
 — Мы лишь… хотим… в последний раз… — пожилая Хуши уже почти не могла говорить. И её голоса почти не было слышно на фоне бушующей в небе стихии. — Сразиться… с вами… плечом… к плечу.
 Хашим понял, что намеревалось сделать трое его учеников.
 — Нет, я запрещаю вам…
 Вперед подался Жао. В первый и последний раз в своей жизни он позволил себе перебить учителя — своего первого наставника, затем Учителя и патриарха секты.
 — Пока вы живы, Учитель. Жива и секта.
 С этими словами он положил ладонь на плечо Хашиму. Трое учеников старика, улыбнувшись ему в последний раз, исчезли в ярком, как утренняя звезда, пламени. Огненный шар, такой яркий, что на миг озарил долину Лунного Пика вторым солнцем, ночью принеся свет полудня, влился внутрь Хашима.
 Аист, зависший в небе над Хаджаром, из сосредоточия лунного света обернулся потокам серебряного огня. Его пронзительное “Кья” огненными волнами пронеслось по гранитному небу. Оно, в буквальном смысле, сожгло бурю. Стих гром, исчезли молнии.
 На миг в долине повисла тишина.
 Хаджар, взмахнув рукавами одежд, сорвал с пояса ленту-пояс и, ловким взмахом, создал из неё ножны. Королева Мэб будто знала, что мечнику, меч которого жил внутри его собственной души, они могут потребоваться.
 Заложив Синий Клинок в ножны доспехов Зова, Хаджар выпрямился. Он стоял ровно и спокойно. Так, будто над ним не нависла техника объединенной мощи четырех сильнейших адептов Лунной Секты.
 — УМРИ! — взревел потерявший всяческое самообладание Хашим.
 Хаджар лишь смотрел на то, как яростно опускает перед собой звенящий посох старец, и как чудовищный, огненный аист, сложив крылья, оставляя за собой полосу выжженного неба, падает ему на голову.
 — Ты спросил ради чего я уничтожил все, что было тебе дорого, — Хаджар согнул колени и занес ладонь над рукоятью. — Чтобы уцелело то, что дорого мне.
 И он сорвался в рывке.
   Глава 992
  Шел дождь. Дул ветер. Сезон дождей и северные ветра никогда прежде не приходили на территорию долины Лунного Пика. Но все меняется… все, когда-то, меняется.
 Гора, которая несколько эпох возвышалась посреди долины, исчезла.
 Её горделивые пики, пронзавшие высокие облака, превратились в груду камней, разбросанных по окрестностям.
 Её величественные храмы, в которых последователи Лунного Света в мире и покое постигали путь развития и самих себя, превратились в историю, облеченную стать былью и зарасти ворохом легенд и преданий.
 Посреди руин, в кратере, величиной с городскую площадь, в коричневом озере из дождя и грязи, лежал старик. Он прижимал правую руку к ране на груди. Из-под сухой, старческой ладони, толчками била алая кровь.
 Его волшебный посох, разломленный на две части, лежал рядом.
 Над самим стариком возвышался молодой воин. Он так же прижимал ладонь к ране на боку, но, все же, стоял прямо, хоть и опирался на вонзенный в землю меч.
 Его волосы разметались. Под порванными одеждами доспехами проглядывались жуткие ожоги и синяки.
 Но все же — именно он стоял на ногах. И именно он сегодня уйдет отсюда тем, кто выжил. Тем, чья история еще не окончилась и кому еще не пришло время стать легендой.
 — Почему ты не отдал копье, старик? — прошептал Хаджар. — почему не согласился стать частью войска…
 Хашим закашлялся. Кровавая улыбка пересекла его старое, но все еще красивое лицо. Почти уже не видящие глаза смотрели в черное небо бури.
 — Для чего, юный воин… чтобы сражаться со своими братьями и сестрами?
 — Чтобы не произошло всего этого! — в сердцах выкрикнул Хаджар. Он покачнулся и, едва не упав, оперся спиной о стену кратера.
 Он все так же держался за меч, погруженный в коричневую воду. На её поверхности уже появились первые лужицы алого цвета.
 — Жизнь — странная вещь… Северный Ветер, — Хашим страшно кашлял. Слова давались ему с трудом. — Ты… уничтожил все… что было мне дорого… убил всех… кого я любил… и я лежу в грязи и крови и умираю… но почему-то мне кажется… что тебе… больнее, чем мне.
 Не так давно, Хаджар бы добил старика, чтобы тот не мучался и отправился на поиски вечно падающего копья. Но теперь… он стоял на павшим патриархом и ему казалось, будто кто-то поместил ему в грудь, где-то слева, чуть поодаль от солнечного сплетения, разбитое стекло.
 И оно резало его изнутри. И боль была такая, какую Хаджар еще никогда не испытывал.
 Он схватился рукой за грудь. Пытался вздохнуть, но получалось с трудом. Через раз. Так, будто это он, а не Хашим, был смертельно ранен.
 Из недр его души появились однажды высеченные там слова. Слова о том, что, обретя вторую половину души, он получит силу, но сила эта будет сопряжена с опасностями. Что те чувства, что он раньше испытывал станут острее. И то, чего он раньше не ощущал, станет для него явным.
 — Болит, — прошептал Хаджар. — Как же сильно болит…
 Хашим лежал на спине. Его взор был обращен к небу.
 — За что людям воевать… юный Хаджар? — шептал умирающий Хашим. — За землю? Её так много, что каждый… может построить себе… дом. За еду? Если… работать сообща… никто не останется голодным. Чтобы защититься? Когда мы… едины… то, перед кем нам