Тони пробралась мимо него в спальню. Сняв куртку, бросила ее на кровать, после чего пошла в ванную.
Вой пилы стих. Когда Тони вышла вновь, мужчина укладывал инструменты. Тони с несчастным видом указала на гостиную.
— Когда вы закончите?
Мужчина пожал плечами.
— Я приду завтра. Может, еще пару недель.
Это были его первые слова, и Тони поразилась музыкальному звучанию его голоса. Говорил он с сильным французским акцентом. Тони посмотрела на него более внимательно. Его черные руки походили на стволы деревьев, бедра в обтягивающих джинсах были узкими и мускулистыми. Тони захотелось продолжить с ним разговор.
— Когда вы придете завтра?
— Утром.
Он закончил укладывать инструменты. Его безразличие задело Тони.
— Выпьете пива перед уходом? — предложила она.
Мужчина посмотрел на нее с чуть большим интересом, однако произнес:
— Нет, спасибо. Я лучше пойду.
— Как вас зовут?
— Пьер.
— Меня зовут Тони. Вы откуда?
— С Гаити. — Пьер наконец улыбнулся ей. — Может быть, я увижу вас завтра?
Тони кивнула. Когда дверь за ним захлопнулась, она пошла на кухню и налила себе выпить. Она снова наладит свою жизнь, поклялась себе Тони. Без Дома. А через секунду разрыдалась.
ГЛАВА 53
Джонни оставался у Эмми месяц. Он подхватил грипп, что помешало ему уехать. Когда ему стало лучше, он все говорил, что уезжает в Лос-Анджелес. Но выглядел он так, будто у него не было сил.
Лето в тот год выдалось раннее: уже в мае стояли жаркие, влажные дни. Как-то в воскресенье они с Эмми сели на электричку до Кони-Айленд, сошли там и заторопились через жаркий, переполненный отдыхающими парк с аттракционами на пляж, словно, поспешив, они могли вернуться на семь лет назад к золотой полоске солнца и песка на пляже в Малибу.
Было так жарко, что они тут же отправились купаться. Лениво покачиваясь на ласковых волнах, Джонни закрыл глаза и стал рисовать перед глазами всевозможные картины, чтобы отогнать навязчивые мысли о спиртном. Самой яркой картиной предстал их роскошный сад в Пасифик-Палисейдс. Джонни буквально вдыхал аромат цветущих апельсиновых деревьев. Он плавал в бассейне, а Эмми ласково махала ему с веранды. Он вспомнил, как она, пританцовывая, спускалась, бывало, по выложенным красной плиткой ступеням к лужайке, вспомнил блеск каштановых волос, сияющие от масла и солнца загорелые ноги. Они занимались любовью в бассейне до захода солнца. Эмми смеялась каким-то его словам. Тогда она постоянно смеялась. Они занимались любовью повсюду. На лужайке. На балконе. На полу в кухне: он ложился на спину, белый кафель всегда сверкал чистотою. Кожа Эмми, когда она сверху прижималась к нему, была такой же прохладной, как кафель под ним. «Ужин готов», — говорила она, когда наступал момент. Иногда, если у них останавливались друзья или служанка была наверху в спальне, он нежно прикрывал ей рот рукою, чтобы приглушить ее крик. Как приятно было наблюдать за ней в эти минуты.
— Почему ты не сказал мне, что АПГ аннулировала договор на съемки «Пылающего леса»? — Эмми лежала на спине, болтая ногами в ласковых волнах.
— Я об этом услышал в тот день, когда ты ушла. Мне казалось, что тебе все равно.
— Да, наверное, так и было, — согласилась Эмми.
После того как они расстались, в Эмми произошли изменения, которые смущали его. Джонни хотелось, чтобы вместо строгого черного купальника на ней были полоски золотистой ткани, которые она с трудом натягивала на все нужные места. Ему хотелось, чтобы она больше смеялась. Ему хотелось, чтобы они любили друг друга.
— Ты когда-нибудь вспоминаешь дом? — внезапно спросил Джонни.
— В Пасифик-Палисейдс?
— Да. Какое было прекрасное время!
Эмми закрыла глаза.
— Странно, — произнесла она. — Я почти не помню тебя там.
— В каком смысле? Я же был там почти все время.
— Нет, не был. Ты там никогда не был. — Но тут же добавила, почти извиняясь: — А вообще-то дом был роскошным. Дому там нравится?
Она открыла глаза и увидела, что Джонни с удивлением уставился на нее.
— Что значит — я никогда там не был?
— Я совершенно не помню тебя там. Ну не странно ли? Потому что ты был там, наверное, наездами.
— Чаще.
— Разве? Смешно, но я не помню. Я помню, что была там одинока.
Через минуту Джонни сказал:
— Я так и не понял, почему тебя так расстроил мой роман с Жаннет. Знаешь же, что это не первый роман.
— Знаю. Романы тебе нужны, как воздух.
— Почти, — пошутил Джонни.
Эмми стала нырять в волнах, которые выглядели дружелюбно.
— Я помню первый день, когда мне в голову пришла мысль уйти от тебя, — сказала она, переводя дыхание. — Тебе не нравился цвет волос Жаннет в одной из твоих картин. В доме у нас были несколько человек из съемочной группы. Ты вывел их на улицу, показал свой новый «порше» и сказал, что ее волосы должны быть точно такого же золотистого цвета.
Джонни рассмеялся.
— Меня поражает не то, что ты развелась со мной, а в первую очередь то, что ты вышла за меня замуж.
Эмми снова нырнула и сделала под водой медленный переворот.
— Это правда, Эм? — спросил Джонни, когда она вынырнула.
— Что?
— Что ты вышла за меня замуж потому, что я был великим режиссером?
— А ты был великим режиссером?
— Ты не ответила на мой вопрос.
— Если сказать тебе, что вышла замуж по любви, ты все равно не поймешь. Для тебя любить людей то же самое, что извлекать из них пользу.
— Я любил тебя, когда просил твоей руки.
— Именно об этом я и говорю.
— Не понимаю.
Она пожала плечами.
— Ты имеешь в виду, что я использовал тебя, а ты меня — нет?
— Ничего более банального придумать нельзя. Возможно, и я использовала тебя. Возможно, любят только тех, от кого есть польза. Кто знает?
— И какая же мне от тебя была польза?
Теперь настала ее очередь смеяться.
— Я помню, как я любил тебя, — рассудительно ответил Джонни. — Я помню, как мы занимались любовью и как я был влюблен. У меня были романы, но я никого не любил так, как тебя.
Эмми поплыла к берегу, Джонни за ней.
— Наверное, ты очень расстроена, — сказал он.
— Чем?
— Мною. Тем, каким я стал.
— Да не очень.
— А, значит, ты рада. Отомстила.
— Нет, дело не в этом.
Он помолчал, затем произнес:
— Я все тот же, каким ты помнишь меня. У меня те же мечты и амбиции, что и в восемнадцать лет. Но в пятьдесят они кажутся смехотворными. Почему это так? Когда мне было восемнадцать, все превозносили меня, как черт знает что, хотя я ничего еще не достиг. А теперь я считаюсь неудачником только потому, что я не пеку каждый год, как блины, грандиозные фильмы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});