Никто не признавался.
– Ну что ж, по крайней мере, она думает, что на этом все закончится, – прошептала Пиа. – Вот она удивится!
– А как вы доставите ее к Эмерсону? – спросила Лорен. За это она не отвечала.
– Селина ее отвезет. Она сказала Сэмм, что у них с Эмерсоном есть для нее сюрприз, но они хотят сказать ей обо всем лично.
– И Сэмм поверила?
– Совершенно. Она думает, что они решили пожениться, и решила во что бы то ни стало их отговорить.
Позднее Нейчур зажала ее в угол между столом и стеной. Она ослепительно посветлела, голубые глаза стали ярче на фоне загара, привезенного из Акапулько.
– Не верю, что Селина заграбастала Эмерсона, – пожа-
ловалась Нейчур. – Она не в его вкусе, уж больно костлявая. Ему нравятся птички с мясцом, вроде меня, например.
– А ты с ним знакома? Нейчур облизнулась:
– Нет, но собираюсь познакомиться.
Лорен почувствовала, что неприятностей не избежать.
Как только Лорен смогла уйти из офиса, она стремглав помчалась в апартаменты Эмерсона, проверить, все ли в порядке. На ней была юбка в складку и простой голубой свитер, волосы зачесаны назад и заплетены в толстую косу. Совершенно очевидно, что у нее не останется времени забежать домой и переодеться во что-нибудь более нарядное. Ну и ладно! Никому нет дела до того, как она выглядит, ведь она на заднем плане и, главное, должна делать свою работу.
Селина была уже там, она плавно скользила по комнатам и отдавала приказания. Четверо слуг Эмерсона мрачно повиновались. Им не нравилась ни одна из его знакомых, которые появлялись одна за другой и пытались наводить свои порядки.
– Слава Богу, ты появилась! – воскликнула Селина. – Иди и поговори с ответственными за стол. Проверь, все ли у них в порядке и все ли получается. И, Лора, ты уверена, все знают, что явиться надо ровно в восемь?
– Обо всем договорено. Но, между прочим, меня зовут Лорен, а не Лора.
– Да как бы ни звали, – и Селина махнула рукой с великолепным маникюром.
«Сволочь», – подумала Лорен, спеша на кухню, чтобы переговорить с поварами.
Члены свиты Эмерсона слонялись с недовольным видом по комнатам, им не нравилось, что Эмерсон наприглашал гостей и устраивает вечеринку.
Покончив дела на кухне, она посмотрела, все ли в порядке с цветами, уточнила с грозным на вид телохранителем список приглашенных и, наконец, смогла уделить немного времени самой себе.
Запершись в ванной комнате для гостей, она взглянула на себя в зеркало. Неужели она собирается таким образом тратить свою жизнь? Устраивать вечеринки для желающих повеселиться? Ведь она же мечтала стать знаменитой нью-йоркской актрисой. Сейчас же она просто маленький, незначительный винтик в механизме обслуживания других людей. Невидимая Лорен Робертс.
Кто-то попытался войти. Она пренебрегла, пусть подождут., Но кто-то все громче барабанил.
Она с сердцем распахнула дверь и очутилась нос к носу с Эмерсоном Берном.
– Вы кто? – спросил он требовательно.
– Лорен, – ответила она, подавляя сильное желание дотронуться до растрепанной гривы его золотистых кудрей. – Из агентства «Сэммс». Я организую здесь вечеринку. Неужели вы не помните? Мы ведь уже знакомы.
Он тряхнул медовой гривой и взял ее за руку:
– Следуй за мной, я хочу, чтобы ты кое-что послушала.
– Простите?
– Не спорь, – сказал он, твердо ухватив ее и таща за собой по коридору, устланному ковровой дорожкой, в глубину квартиры в самодельную студию звукозаписи. – Садись и слушай.
«Интересно, за кого он ее принимает, что так по-хозяйски покрикивает на нее?»
– Мистер Берн, – сказала она, – у меня нет времени слушать вас. Я стараюсь все устроить сегодня вечером как можно лучше и должна следить, чтобы приготовления шли как следует.
– Но это, черт возьми, моя квартира. И я сегодня выступаю на этой хреновой вечеринке, так что садись и слушай.
Он говорил точь-в-точь как Нейчур. Наверное, они действительно пара, раз говорят к тому же с одинаковым лондонским акцентом.
Она неохотно села на стул, а он подошел к системе и нажал пару кнопок. И комната вдруг наполнилась звуками.
Она сразу же узнала голос – этот манящий, хриплый, самоуверенный голос. Ей, наверное, было тринадцать, когда Берн появился на виду и взял Америку штурмом своей знаменитой, своей единственной песней «Пропащие дни и безумные женщины».
Теперь это была песня о любви, но не романтического плана, она была груба и жестка и называлась «Женщина-змея».
– Послушай и скажи, что думаешь об этом, – сказал Эмерсон, шагая взад-вперед по комнате.
Она пристально смотрела на его обтянутые кожей ноги.
– А какое это имеет значение, что я думаю?
– Но ты же публика, – сказал он, говоря медленно и тщательно выговаривая слова, словно она была идиоткой. – Ты девушка с улицы. Ты не станешь целовать мне задницу, а скажешь все, как есть. – И он повернул усилитель, и от шума и грохота она едва не выскочила вон. Но слова взбудоражили ее чувства.
Она любит меня за деньги.И любит меня за силу.И даже чертовски любит за большую автомашину.Змея, женщина-змея.И любит, конечно, за рок-н-ролл.Змея, женщина-змея.Но есть у нее цель:О, да! У нее цель одна:Монеты, монеты,Секс и конфеты.Вот ее цель:Монеты, монеты,Секс и конфеты.Ко мне же эта шлюха холодна!
Песня явно не принадлежала к числу лучших.
Он снял звук и уставился на нее:
– Ну?
– Это… о'кей, – сказала она и пригладила юбку.
– «О'кей», – повторил он, – «о'кей», – словно это было ругательство. – Ты что, оглохла? – И он повысил голос: – Это мой новый гвоздь, клянусь Христом. Это же мой новый, замечательный хит!
«Очевидно, правда его не интересует. Может быть, надо было соврать и сказать, что лучше у него еще ничего не было? Да, к черту, почему я должна врать?»
– Мне не понравилось, – сказала она. – Мне не нравится, что вы называете женщин шлюхами. И если это песня о любви, то почему в ней так мало нежности?
– А ты кто такая, черт тебя побери! – закричал он. – «Женщина-змея» – одна из моих лучших записей.
– А вы кто такой сам, черт возьми, – яростно ответила она. – Я вам не какая-нибудь бессовестная прихлебатель-ница, которая обязана восхищаться всем, что вы делаете. Я думаю не так. Вы спросили, что я думаю, и получили ответ.
– Убирайся, к черту отсюда, – рявкнул он. – Ты только в дерьме понимаешь.
Она была просто в бешенстве, но что она могла поделать. Сейчас должна начаться вечеринка, и ей надо проследить, чтобы все сошло гладко.
Стараясь сохранить чувство собственного достоинства, она вышла.
– Я знал, что все пройдет удачно.