— Ты знаешь, сделанного нельзя отменить. Так что лучше не притворяться, будто ничего не было.
Я открываю рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но, к собственному изумлению, произношу следующее:
— Просто не знаю, что еще с этим делать.
Мой голос звучит жалобно и почти по-детски. Как хорошо, что в комнате темновато!
— Мне тоже из-за этого неудобно, — сухо произносит он, обращаясь, кажется, к очагу.
— Догадываюсь, — соглашаюсь я.
— Однако сдается, не меня одного стрела святой Ардвинны поразила.
Святая Ардвинна считалась небесной покровительницей любви. Так вот что, оказывается, он усматривает между нами? У меня внутри вновь трепещут бабочки — что это, отчаяние или радость?
Я против воли вспоминаю фальшивое подношение, сделанное в Сен-Лифаре всего несколько дней назад.
— Нас обоих связывают обеты и долг перед другими святыми, — напоминаю ему. — Наши сердца не принадлежат нам, чтобы кому-то их отдавать.
Он поворачивает голову и глядит на меня:
— Это вам в монастыре такое внушают? Что боги требуют себе сердца, бьющиеся у нас в груди?
— Боюсь, именно такого ждет от меня обитель, — говорю я. — Нас обучают искусству соблазнения и любви, но считается, что наши сердца должны нерушимо принадлежать только Мортейну.
— Трудно мне согласиться с воззрениями вашего монастыря, — говорит Дюваль. — Если твои наставницы правы, тогда зачем вообще даны нам сердца?
И медленно-медленно, словно боясь, как бы я не шарахнулась в испуге, он тянется и берет мою руку, неизвестно каким образом выбравшуюся из-под покрывала. Когда наши пальцы переплетаются, мое сердце в очередной раз начинает панически метаться, отчаянно колотясь о ребра. Мое плечо дергается было — надо отнять руку, — но сердце велит ему оставаться на месте.
Ладонь у него теплая и твердая. Мы сидим и молчим. Не знаю уж, что происходит у него в голове, — моя не способна родить ни единой связной мысли. Спустя долгое-долгое время Дюваль пожимает мою руку, потом наклоняется и целует ее. Губы теплые и мягкие, и я тотчас вспоминаю, как они касались моего рта, моего горла. Он очень неохотно поднимает голову, и меня пробирает озноб.
— Быть может, — произносит он, — когда все это кончится.
— Быть может, господин мой, — эхом откликаюсь я.
Он еще раз пожимает мне руку, потом гибким движением поднимается на ноги.
— До завтра. — И он выходит за дверь, оставляя меня одну в темноте.
Я сознаю, что поступила в точности так, как желал бы мой монастырь, но эта мысль почему-то приносит очень слабое удовлетворение.
ГЛАВА 34
На другое утро, прибыв в солярий герцогини, я в сопровождении одной из старших фрейлин прохожу во внутренние покои, где живет Изабо. Юная принцесса сидит в постели, обложенная подушками, и держит в руках куклу. Рядом с ней чашка горячего молока с медом. На щеках Изабо горят красные пятна, темные глаза кажутся остекленевшими: у нее жар.
— Доброе утро, сударыня, — застенчиво здоровается она.
— Доброе утро, госпожа моя, — кланяюсь я, подходя. — Господин Дюваль велел побыть с вами, пока ваша сестра заседает с советом.
Такое спокойное времяпрепровождение вполне мне подходит: плечо заживает, но до полного выздоровления еще далеко.
— Да, сударыня, пожалуйста, побудь со мной, — говорит Изабо.
Я присаживаюсь на табурет у постели и судорожно соображаю, о чем бы поговорить с ребенком.
— Вы, наверное, уже предвкушаете Рождество? — спрашиваю я наконец и тут же прикусываю язык.
Это ведь будет ее первое Рождество без отца.
— Сестра обещает пир и шествие ряженых, — с живостью отвечает она.
Я вежливо удивляюсь:
— В самом деле?
Она кивает:
— А ты придешь?
— Если будет на то воля герцогини, конечно приду!
— Ты обязательно получишь приглашение. Она очень полюбила тебя. — Тут на девочку нападает жестокий приступ кашля. Узкие, худенькие плечики сводит судорога, а когда приступ проходит, я вижу испарину у нее на лбу. — Только лекарей не зови! — умоляющим тоном произносит она.
— Ни за что их не позову, — обещаю я, отводя волосы с ее лба, и это правда, потому что, судя по всему, дворцовые врачи все равно для нее ничего сделать не могут. И не только они; искорка жизни в ней едва тлеет. — Милая Изабо, если позволите, я предложу лекарство, привезенное из монастыря, где я воспитывалась. Возможно, вас будет клонить от него в сон, но вот кашель оно очень здорово унимает.
Она отвечает:
— Я уж лучше посплю, чтобы только лекарь с пиявками не приходил!
— Вот и хорошо, — говорю я, вытаскивая фиал с «лаской Мортейна».
Это, конечно, яд, но малыми его дозами сестра Серафина излечивала юных девушек от сходных болезней. Я сама видела, как он помогает против кашля и легочной лихорадки, ибо дает возможность больному отдохнуть от кашля и погружает его в целительный сон.
Я очень аккуратно отмеряю две капли — ни в коем случае не больше! — в чашку с медовым молоком и взбалтываю содержимое.
— Вот, — говорю я, протягивая чашку. — Выпейте все.
Она берет чашку и доверчиво осушает ее до дна, потом возвращает мне:
— Я думала, будет горько, а стало только слаще.
Я отвечаю:
— Это потому, что мы не верим, будто лекарства должны быть обязательно горькими и противными.
Она улыбается, и я почему-то радуюсь этой улыбке куда сильней, чем следовало бы. Мне бы обратить больше внимания на приглушенные голоса за стеной. Дорого я дала бы за возможность подслушать, что они там обсуждают. И даже если не разобрать слов, с удовольствием послушала бы интонации.
Но я смотрю в полузакрытые глаза Изабо и отчетливо понимаю, что не оставлю ее в одиночестве ловить ртом ускользающий воздух.
Я вновь опускаюсь на табуретку, и она спрашивает:
— Ты сказки какие-нибудь знаешь?
Ужасно не хочется разочаровывать малышку, но так уж случилось, что сказок я не знаю совершенно. У нас дома их никогда не рассказывали. А то, о чем повествовали нам в монастыре, уж точно не предназначено для ее невинных ушей. Я уже собираюсь покачать головой, но тут кое-что вспоминаю. Эту историю очень любила рассказывать Аннит; может, она понравится и Изабо?
— Ты слышала повесть о том, как святая Аморна похитила сердце святого Мортейна?
У девочки округляются глаза.
— Мортейна? Святого покровителя Смерти? — шепчет она.
Я спохватываюсь:
— Это совсем не страшная история, обещаю тебе. Это история истинной любви.
— Вот как! — с облегчением произносит она. — Тогда рассказывай скорей, я внимательно слушаю!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});