Со стороны ферму на подмогу своим уже спешили еще бандиты — двое верховых и за ними следом с полдюжины пеших. Раздался грохот выстрелов, мимо моей головы со свистом пролетела пуля, но все это уже не имело никакого значения. Уитанни прыгнула наперерез скачущим прямо на меня всадникам, лошади испугались, и один из всадников вылетел из седла, будто выброшенный из него катапультой. Гаттьена немедленно позаботилась об упавшем, нанеся ему два убийственных удара передними лапами, отчего голова мародера превратилась в кровавую кашу. Второй всадник, облаченный в великолепные пластинчатые доспехи, отделанные лазурной эмалью и золотой финифтью, попытался достать Уитанни своим длинным мечом, но моя киса играючи увернулась от этого удара и, яростно фыркнув, в мгновение ока стащила воина с коня, ухватив лапами за тяжелый бархатный плащ. Когда рыцарь в роскошных доспехах рухнул в грязь, уцелевшие бандиты вместо того, чтобы попытаться отбить своего командира у гаттьены, бросились врассыпную, бросая оружие. Поле битвы определенно осталось за нами.
Я еще пару секунд глядел вслед улепетывающим в сторону лесополосы мародерам, а потом посмотрел на гаттьену. Уитанни нависла над рыцарем, поставив ему на грудь обе лапы и кровожадно облизываясь. Воин что-то бубнил в свой шлем-саллед — я не мог ни слова разобрать, но догадывался, какие отборные проклятия раздаются сейчас в наш адрес. Убедившись, что вся шайка разбежалась, я подошел к поверженному и концом посоха постучал по его шлему.
— Эй, приятель, — сказал я. — Наша взяла. Нехорошо обижать крестьян.
Присев на корточки, я откинул забрало шлема и увидел мертвенно-бледное, перепуганное лицо человека, который по возрасту был моим ровесником. В его серых глазах был такой несусветный ужас, что я даже пожалел его.
— Пощады! — пролепетал рыцарь, глядя не на меня, а на Уитанни. — Во имя всех высших сил!
— Что здесь происходит? — спросил я самым спокойным тоном.
— Пощады… прошу вас… я заплачу… выкуп, — прохрипел рыцарь, вращая глазами, остекленевшими от страха. — Убери ее, убери, ааааа!
— Я спросил: что тут происходит?
— Меня послали…. Кондотьер Понтормо, наш командир, послал меня… на разведку.
— Капитан Донато Френчи, не так ли?
— Убери зверя, маг! Во имя Вечных!
— Зачем вы подожгли хутор?
— Это все сиволапые, будь… они прокляты. Мы потребовали провизию и сено, они… заартачились.
— И вы их наказали, так? — Я почувствовал тяжелую давящую злобу. — Вот взять сейчас и сказать гаттьене, чтобы она тебе башку открутила, проклятый пес.
— Прошу тебя… не надо! У меня приказ… был. Мы должны были… обеспечить наш отряд провиантом.
— И ради этого ограбить этих бедняг?
— Это всего лишь… жалкие крейоны.
— Это живые люди.
— Мы должны, — лепетал Френчи, — выступить к Роэн-Блайн, чтобы соединиться… с армией Хагена.
— Армия Хагена? Так что же, маршал покинул Набискум?
— Покинул… Ради Вечных, убери же наконец это тварь!
— Маршал Хаген оставил Набискум, — сказал я, захваченный собственной мыслью. — Что ж, это важная новость.
— Убери зверя!!!
— Роэн-Блайн — что это за место?
— Крепость, которую мы должны захватить. Сорок миль на северо-восток отсюда. — Френчи начал икать от страха. — Пощады, маг!
— Уитанни, сторожи его, — сказал я и направился к домам.
То, что я увидел, вызвало у меня самые тягостные чувства. Большой добротный дом, построенный когда-то с любовью и старанием, был почти полностью охвачен огнем — пламя выбивалось из окон, и прогоревшая крыша вот-вот должна была рухнуть. Пылал и дальний от меня овин, вокруг которого бестолково и жалобно блея расхаживали овцы. Тут же потерянно бродило несколько кур, и мне врезался в память петух, которому, видимо, удалось вырваться из лап схватившего его мародера. Я понял это потому, что у бедняги был начисто выдран весь хвост.
Ко мне уже бежал хозяин разграбленной фермы, маленький плохо одетый толстячок средних лет. Опаленные волосы венцом торчали вокруг его испачканной копотью лысины, красные гипертонические щеки были в слезах. Не добежав до меня метра два, толстяк бухнулся на колени и зарыдал.
— Господин! — восклицал он, заливаясь слезами. — Да благословят тебя все высшие силы, господин!
Я не смотрел на толстяка, и не потому, что он был недостоин внимания. Я не мог оторвать взгляд от тела пожилой женщины, лежавшей у входа в разграбленный амбар в жирно поблескивающей черной луже. Ее разбитая ударом кистеня или боевого топора голова была запрокинута, зубы оскалены, и она смотрела на меня мертвым остановившимся взглядом сквозь маску из крови и грязи, покрывшую ее лицо. Здесь же, у входа в амбар, привалившись к бревенчатой стене сидела, сжавшись в комочек, девушка лет двадцати — ее одежда была совершенно разорвана, волосы растрепаны, лицо разбито, и густая кровь тягучими нитями стекала с ее губ на обнажившуюся грудь. Я подошел к ней, глянул ей в лицо — она определенно была в шоке. Я коснулся ее золотым концом посоха: девушка застонала и сползла по стене на землю, продолжая глядеть перед собой невидящими, полными боли глазами. И тут меня охватила такая ярость, что я крикнул:
— Уитанни, убей его!
Капитан Френчи завопил — и его вопль тут же оборвался хрустом и бульканьем, которое я расслышал даже в гуле пожара. Толстяк был уже тут как тут, пытался поцеловать мне руку, но я не позволил ему этого сделать, подхватил, поставил на ноги и встряхнул, пытаясь привести в чувство.
— Я ничем не могу тебе помочь, дядя, — сказал я, выговаривая каждое слово. — Понимаешь, ничем. Прости, опоздали мы.
— Господин! — завывал фермер, размазывая слезы по грязному лицу. — Господин, за что? Я бы… я бы все им отдал. Без… денег. А они… они…
— Это классика моего мира, — говорил я, совершенно не задумываясь над тем, что фермер может принять меня за сумасшедшего, несущего всякий бред. — Жак Калло и его «Бедствия войны», ландскнехты, мародеры, убийцы и насильники. А еще будут Орадур и Хатынь. Ну, папаша Москвитин, также известный как Вильям де Клерк, натворил ты дел!
— Господин! — всхлипывал фермер. — Спа… спасибо тебе!
— Не меня благодари, ее, — сказал я, показав на Уитанни, которая стоя над безжизненным телом капитана Френчи слизывала кровь с лапы. — Если бы не она, всех бы убили, и меня тоже.
— Господин, я за тебя молиться буду. Может, примешь от меня…в благодарность?
Я так посмотрел на него, что он сразу замолчал. Девушка в дверях амбара начала дрожать всем телом, всхлипывать, лицо ее задергалось, и из глаз полились слезы, смешиваясь с кровью. Толстяк, увидев это, бросился к ней, обнял, и они начали громко голосить — шок проходил, горе наконец-то нашло выход.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});