Читать интересную книгу Брет Гарт. Том 4 - Фрэнсис Гарт

С однокашниками он поначалу ладил не слишком; то ли они думали, что он лезет в любимчики, то ли сами невзлюбили его за независимость и замкнутость, которая объяснялась тем, что он рос среди взрослых; то ли просто почуяли в нем чужака — трудно сказать, только вслед за жестокими насмешками дошло и до драки. И тут оказалось, что этот мягкий и застенчивый юноша умеет постоять за себя самым решительным и грубым образом, награждая своих противников ударами и пинками и, в нарушение всех школьных правил драки, пренебрегая великолепными традициями и обычаями, о которых понятия не имел, попросту отколотил нескольких своих сверстников, чаще всего без всяких церемоний. Ввиду чрезвычайности положения одному из старших поручили поставить этого желторотого дикаря на место. Вызов был брошен и принят Кларенсом с быстротой, удивившей его самого. Его противником был восемнадцатилетний малый, намного сильнее и искуснее его. Первым же ударом он разбил Кларенсу лицо в кровь. Но это кровавое крещение, к испугу зрителей, произвело в мальчике мгновенную и отнюдь не благочестивую перемену. Набросившись на противника, Кларенс вцепился ему в горло, как зверь, и, обхватив его за шею, начал душить. Он словно не чувствовал ударов, сыпавшихся на него, и в конце концов поверг ошеломленного натиском противника наземь. Поднялась суматоха, и, чтобы разжать хватку Кларенса, пришлось срочно позвать чуть ли не десяток учителей. Даже после этого он снова рвался в бой. Но противник его уже исчез, и с этого дня Кларенса никто больше не трогал.

Сидя в лазарете перед отцом Собриенте, распухший и забинтованный, все еще словно бы глядя на мир сквозь мрачную кровавую пелену, Кларенс почувствовал мягкую тяжесть руки священника на колене.

— Сын мой, — ласково сказал священник, — ты не принадлежишь к нашей вере, иначе я счел бы своим правом потребовать, чтобы ты мне исповедался. Но как доброму другу, Кларо… как доброму другу, — повторил он, потрепав мальчика по колену, — скажи старому отцу Собриенте только одно, прямо и откровенно, как всегда. Неужели ты не боялся…

— Нет, — ответил Кларенс упрямо. — Завтра я ему еще задам.

— Успокойся, сын мой! Не о нем я спросил тебя, а о чем-то более серьезном и страшном. Неужели ты не боялся… — Он помолчал и вдруг, пронизав своими ясными глазами всю душу Кларенса, до самых глубин, добавил: — …самого себя?

Мальчик встрепенулся, вздрогнул и расплакался.

— Ну вот мы и нашли настоящего врага, — мягко сказал священник. — Превосходно! Теперь с божьей помощью, мой маленький воин, мы будем бороться и победим его.

Пошел ли Кларенсу на пользу этот урок или же с тех пор, как он показал себя, это уже не могло повториться, но только происшествие было вскоре забыто. Ни с кем в школе Кларенс не дружил и не откровенничал, и для него не имело никакого значения, боятся ли его, уважают или же просто относятся к нему с лицемерным подобострастием слабых перед лицом силы. Так или иначе, ничто не отвлекало его от учения. Два года он читал все без разбора и уже знал многое такое, что совершенно избавило его от робости, неловкости и скуки начинающего. Обычная его сдержанность, которая была вызвана скорее нелюбовью ко всему показному, чем неуверенностью в себе, обманула его наставников. Благодаря смелости и уму, над которым никто никогда не властвовал и который не хранил на себе следов прежних влияний, его успехи, довольно поверхностные, представлялись чудом.

К концу первого года он учился лучше всех в колледже и, казалось, был одинаково способен по всем предметам. Тем не менее после предварительной беседы с доном Хуаном отец Собриенте стал несколько сдерживать Кларенса в занятиях, ему предоставили некоторую свободу вопреки правилам и даже советовали немного развлечься. Так, он получил право бывать в соседнем городе Санта-Кдара один и когда угодно. Ему всегда давали достаточно карманных денег, к которым он при своих спартанских привычках и не имея друзей питал глубокое и недетское презрение. Однако одевался он всегда необычайно опрятно и резко выделялся среди других глубокой, не по возрасту, сдержанностью и независимостью, которая была овеяна грустью.

Однажды, праздно бродя по Аламеде, тенистой аллее, посаженной некогда отцами-миссионерами между поселком Сан-Хосе и монастырем Санта-Клара, он увидел вереницу молодых девушек из монастыря; они шли парами по направлению к нему, совершая свою обычную прогулку. Взглянуть на них было заветной мечтой учеников колледжа Сан-Хосе, и добрые отцы, сопровождавшие их, особенно строго пресекали такое любопытство, но Кларенс отнесся к этому зрелищу с полнейшим безразличием пятнадцатилетнего юнца, который с высоты своего возраста считает, что уже не молод и романтика не для него. Он прошел мимо, едва удостоив девушек взглядом, но тут из-под широких полей шляпки, кокетливо украшенной лентами, его взгляд перехватили чьи-то бездонные фиалковые глаза, совсем как в те дни, когда они глядели на него из-под ситцевого капора. Сюзи! Он вздрогнул и хотел заговорить, но она, быстро остановив его едва заметным жестом и многозначительно взглянув в сторону двух монахинь, одна из которых возглавляла, а другая замыкала процессию, сделала ему знак идти следом. Он пошел за ними на почтительном расстоянии, хотя и несколько удивленный. Пройдя несколько шагов, Сюзи уронила платок, и ей пришлось побежать назад, чтобы поднять его. Но, подхватив платок и скромно возвращаясь на свое место, она успела бросить на Кларенса еще один быстрый взгляд. Подойдя к тому месту, где лежал ее платок, он увидел на траве бумажный треугольничек. Из осторожности мальчик не решился поднять его, пока девушки еще не скрылись из виду, и прошел мимо, но потом вернулся. На листке ученическим почерком было торопливо нацарапано несколько слов: «Приходи в шесть к большой груше у южной стены».

Кларенс был в восторге от встречи, но в то же время почувствовал смущение. Он не мог понять, почему нужно встречаться тайно. Конечно, он знал, что, воспитываясь в монастыре, Сюзи должна подчиняться каким-то ограничениям и условностям. Но Кларенс, который был на особом положении и пользовался дружбой учителей, был уверен, что отец Собриенте без труда получил бы для него разрешение встретиться с подругой детства, о которой Кларенс часто ему рассказывал, — с единственной, кто вместе с ним уцелел после давней трагедии. К тому же Собриенте доверял ему, и поэтому такое тайное, пусть и невинное свидание казалось ему чуть ли не предательством. Однако он решился и в назначенный час был у южной стены монастыря, под суковатыми ветвями большого грушевого дерева. В стене была решетчатая дверца, которой, видимо, не пользовались.