— Ты не «сама виновата»! — вырвалось у него. — Ты ни в чем не виновата и не смей себя накручивать! Это все уже кончилось и постепенно забудется, как страшный сон. Не думай об этом больше... — Сам тут же понял, что совет едва ли выполнимый, тем более что завтра вся эта история появится в газетах.
Рене погладила его по плечу.
— Хорошо, что ты приехал, — голос ее оставался все таким же безрадостным. — Тебя все не было и не было, а я сидела, думала об этом... думала, а потом, когда лимузин в аварию попал, мне стало страшно. Ведь если и с тобой из-за меня что-нибудь случится — я даже знать не буду.
— Знаешь что — пойдем-ка спать! — сказал Тед, вставая и пытаясь потянуть ее за собой. — Завтра, на свежую голову, все в другом свете увидится...
Может быть, лучше получится утешить именно так? Обнять, прижать к себе, назвать всеми теми именами, которые он так часто придумывал и так редко говорил вслух. И сделать все, чтобы в ее глазах снова загорелись знакомые искорки, и заставить забыть то, что пора забыть — чтобы не мучилась несуществующей виной...
— Я останусь здесь, — эти слова вернули его на землю. — Мне лучше сейчас побыть одной.
Он не был уверен, что это действительно лучше, и хотел возразить, но осекся под взглядом виноватых каштановых глаз.
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Утро, к сожалению, не заставило Рене увидеть все в другом свете.
В планы Теда входило разбудить ее пораньше и перетащить в свою постель, сонную и еще не успевшую очухаться.
Увы — гостиная встретила его растопыренной постелью без признаков живого объекта в ней. Живой объект обнаружился на кухне — в обществе кружки с какао и собачонки. Замкнутое печальное лицо, виноватые глаза, не оживившиеся даже при виде прикольных голубых трусов с розовыми поросятами...
— Привет! — Он решил вести себя так, будто ничего не произошло. — Ты чего так рано? — Подошел, притиснул к боку и поцеловал в пушистый затылок.
— Не знаю, — голос по-прежнему тусклый, — не спится чего-то. Хотела с собакой сходить, но боялась тебя разбудить, у меня вся одежда в спальне.
А почему никто не поинтересовался его мнением? Может, он и не возражал бы, чтобы его разбудила некая особь женского рода! Непонятно почему, вроде бы и некстати — но настроение у Теда было самое легкомысленное, если не сказать хуже.
— М-м? — как всегда, тихонько, на ухо... и волосы так вкусно пахнут...
Все его гордые планы были разрушены одной короткой фразой:
— Не надо, не сейчас... — еще и поморщилась, словно к ней на колени лезет пес с испачканными лапами.
А почему, собственно, не сейчас? На взгляд Теда, именно сейчас было самое время! Но сказать что-либо на эту тему он не успел.
— Ты не возражаешь, если я дам твой телефон Ренфро? — спросила Рене, вставая. — А то у него может возникнуть что-нибудь срочное.
Он вздохнул, кивнул — а что еще остается делать? — и отправился в ванну. Говорят, в подобной ситуации неплохо помогает холодный душ...
Вернувшись, Тед обнаружил, что Рене сидит рядом с телефоном, глядя перед собой. Лишь, когда он подошел сзади и положил ей руки на плечи, подняла на него глаза.
— Я должна сказать родственникам сама, не хочу, чтобы они узнали, — Рене сглотнула, — из газет.
Утренние газеты пестрели заголовками вроде «Неожиданная развязка дела о разводе».
Минимум информации, зато максимум домыслов — надо же чем-то подогреть интерес читателей! Суть сводилась к одному: Виктор Торрини подозревается в двоеженстве. А домыслы... Репортеры еще не пронюхали, кто именно настоящая жена Виктора, а потому выдвигали самые разные предположения, называли даже имена каких-то актрис и манекенщиц. То, что Мария — простая деревенская девушка, с грехом пополам окончившая шесть классов, никому и в голову не приходило.
Тед не собирался предоставлять им недостающие сведения, он хотел лишь одного — уберечь от их назойливого внимания Рене...
На первый взгляд, она выглядела вполне нормально: элегантная, деловитая, с отработанной светской полуулыбкой. Ответила на вопросы полицейского — весьма корректные и носившие скорее формальный характер; немного побеседовала с мэтром, выслушала сообщение о том, что признание ее брака недействительным не займет много времени, одобрила заявление для прессы и любезно распрощалась.
Пожалуй, никто, кроме Теда, и не заметил бы чуть сдвинутые брови, все тот же тусклый голос — и взгляд, сосредоточенный на чем-то, видимом только ей.
За то время, пока они были в конторе, кто-то, похоже, успел известить газетчиков, где именно находится вновь ставшая «объектом сенсации» мадемуазель Перро.
Свора репортеров, столпившихся у входа, заставила ее отшатнуться и беспомощно взглянуть на Теда. Но в следующую секунду она уже взяла себя в руки и, когда он шагнул вперед, расчищая дорогу, все с той же светской маской на лице невозмутимо прошествовала к машине, не отвечая на выкрикиваемые вопросы и вздрагивая от бьющих прямо в глаза вспышек. Встать у нее на пути никто не осмелился.
Дома она молча переоделась и легла на диван, уткнувшись лицом в обивку и подтянув колени к животу. На приглашение пообедать помотала головой.
— Спасибо, мне чего-то не хочется...
Побродив по квартире, Тед в конце концов обосновался на кухне и от нечего делать приготовил спагетти в соусе — запах такой, что и мертвого разбудит! Авось учует и придет... Но есть пришлось в одиночестве.
Весь день в доме царило скорбное молчание, прерываемое лишь хлюпаньем собачьего языка — после изрядной порции спагетти пес каждые полчаса бегал пить — и вздохами, доносившимися с дивана. К вечеру Тед не выдержал — присел на корточки, подсунул под Рене руку, обхватывая и притягивая к себе, и шепнул:
— Солнышко... ну хоть бы ты у меня поплакала, что ли! — лишь потом сообразив, что она лежит на правом боку и не слышит.
Повернувшись, она обняла его за шею и положила голову на плечо. Ноги быстро затекли от неудобной позы, но он сидел неподвижно, боясь сдвинуться с места и спугнуть ее.
— Расскажи мне все, — голос был тихим, еле слышным. — Я должна знать...
— Зачем?
— Расскажи, пожалуйста...
Тед колебался лишь пару секунд.
— Подвинься! — растянулся рядом с ней, делая вид, что еле помещается и вот-вот скатится с дивана. Рене тут же (как и было задумано) обхватила его обеими руками, придерживая и прижимая к себе.
Все так просто... а он уже несколько часов не знал, как подойти и что сказать, чтобы она не лежала одна, уткнувшись носом в стенку. А на самом деле нужно было просто подойти...