Читать интересную книгу Иван Грозный - Казимир Валишевский

Все это делала опричнина или, по крайней мере, принимала во всем этом участие. Но, по донесению политического агента польского короля,[36] без таких приемов террора Иван не мог бы удержаться на престоле. Когда царь собственной рукой поразил Ивана Петровича Шуйского, он имел в руках документ, уличавший этого боярина в том, что он в сообществе с другими обязался предать его польскому королю, как только последний проникнет на московскую территорию.

Некоторые отрицали существование борьбы между царем и защитниками старого порядка. Но подготовление подобных покушений и есть борьба. Иначе слова не имеют никакого смысла. Эта упорная и дикая борьба была доведена до крайности и с той, и с другой стороны. Одна сторона утеряла чувство долга и чести, другая чувство жалости.

Однако ожесточенность борьбы не исключала примирения с совершившимся фактом, покорности перед силой, что составляет характерную черту русского национального духа. Это обмануло многих наблюдателей. Отправленный Иваном в 1576 г. к императору Максимилиану князь Сугорский был задержан в пути тяжелой болезнью и говорил: «Если бы я мог подняться!.. Жизнь моя ничто, царствовал бы мой государь!».

– Как вы можете служить так усердно тирану? – спросил его герцог Курляндский.

Сугорский ответил:

– Мы, русские, преданы царям и милостивым, и жестоким.

Для пояснения он рассказал, как один боярин был посажен по приказанию царя на кол. В течение 24 часов он терпел эту ужасную пытку, не переставая говорить с женою и детьми, и все время повторял: «Господи, помилуй царя!» Карамзин передает этот факт.[37]

Противники Ивана, метя ему в сердце, попадали в тыл. Царь не довольствовался тем, что отражал удар за ударом. Даже в народной поэзии, относящейся к Грозному с большим снисхождением, часто подчеркивается, что царь не соразмерял ни своих милостей с заслугами, ни казней с преступлениями.[38] Как призрак, стоящий над грудой трупов на кровавом фоне северного сияния, Иван не представлял собой исключительного явления. В своей стране он лишь продолжал традиции прошлого, воскрешая приемы Ниневии и Вавилона, когда с жестокостью переселял массами народ из Новгорода в Москву, из Пскова в Рязань. Уже Василий практиковал эти приемы по отношению к некоторым семьям, переселяя их из тех же областей в центральные части государства, посылая на их место другие семьи из бассейна Волги. За тридцать лет до опричнины Максим Грек уже говорил о мнимых преступлениях, вменяемых невинным, и о наказании их. Когда хотели обвинить кого-нибудь, агенты государевы подбрасывали ему в дом труп убитого или краденые вещи, и суд произносил свой приговор.

В свой век Иван имел пример и подражателей в 20 европейских государствах. Нравы его эпохи оправдывали его систему. Посмотрите на Италию. Прочтите Бурхарда, хладнокровно писавшего свои протокольные заметки в среде Александра VI и семьи Борджиа. Прочтите иронически-снисходительные донесения венецианского посланника Джустиньяни или циничные мемуары Челлини. Перенеситесь в Феррару, к наиболее цивилизованному двору всего полуострова. Там вы увидите кардинала Ипполита д'Эсте, соперничающего в любви со своим братом Джулио и приказывающего вырвать ему глаза в своем присутствии. Просмотрите протоколы giustizie того времени. Ужасы Красной площади покажутся вам превзойденными. Повешенные и сожженные люди, обрубки рук и ног, раздавленных между блоками… Все это делалось средь бела дня, и никого это ни удивляло, ни поражало. Перенеситесь в противоположную сторону материка, в Швецию. Там вы увидите Эрика XIV с его Малютой Скуратовым, любимцем Персоном, выходящими из знаменитой кровавой бани 1520 г., когда 94 епископов, сенаторов и патрициев были казнены в Стокгольме. На престоле, наконец, Иоанн III. Персон наделал много зла. По приказу нового короля его вешают, не сразу душат и при этом дробят ему руки и ноги и, в конце концов, пронзают грудь ножом. Не забывайте и о Нидерландах. Хотя погром Льежа, о котором я уже говорил, произошел столетием раньше, но он все-таки мог быть уроком для Ивана. Он мог даже на таком расстоянии вдохновиться примерами Хагенбаха, правителя Эльзаса, действовавшего в духе системы Карла Смелого. Быть может царю рассказали о знаменитом празднике, на котором приглашенные мужчины должны были узнать своих жен, раздетых донага и с лицами, закрытыми вуалью. Тех, кто ошибался, сбрасывали вниз с лестницы. Можно напомнить капитуляцию Монса, условия которой были нарушены в 1572 г. наместником Альбы Нуаркармом. 11 месяцев победители предавались там кровавым эксцессам. Можно напомнить о 20 000 граждан Гарлема, переколотых в следующем году герцогом, в то время как Филипп II в официальном письме предлагал награду за убийство Вильгельма Оранского. Не забудьте и инквизиции и 40 протестантов, сожженных 12 марта 1559 г. в Велладолиде, а также Варфоломеевскую ночь во Франции. Вспомните Генриха VIII английского, его казематы и виселицы. Голова епископа рочестерского Фишера гнила на решетке лондонского моста, в то время как король в белом шелковом одеянии вел к алтарю Анну Сеймур на другой день после того, как он приказал обезглавить Анну Болейн!

В той исторической среде, из которой вышли эти кровавые призраки, они получают свое воплощение в русском царе. Если мы примем в расчет различие в культуре, Иван не покажется слишком далеким от цивилизованного христианского мира Европейской эпохи.

Если нравы эпохи оправдывали жестокость на Западе, то то же приложимо и к Ивану. Курбский, задавший тон хулителям царя, был заинтересованной стороной в этом деле. Он был представителем непокорного меньшинства. Масса же выражала свое настроение при помощи поэтического народного творчества, и мы уже знаем дух его. Народ не только терпел Ивана, но восхищался им и любил его. Из толпы его сотрудников он удержал только два имени – Никиты Романовича Захарьина и палача Малюты Скуратова. История мало знает о первом. Брат царицы Анастасии, как и Сейс, свидетель террора во Франции в XVIII веке, умел жить. Легенда сделала из него героя, изобразив его отказывающимся от милостей царя и заботящимся об установлении более мягких законов для народа. Та же легенда отдает предпочтение Малюте Скуратову, как истребителю бояр и князей.

Этот демократический инстинкт властно обнаруживается во всех воплощениях народного слова и раскрывает нам тайну опричнины, ее идею и легкость, с которой Грозный навязал ее одним и вызвал сочувствие большинства. В сценах народного творчества, где встречаются бояре и крестьяне, первые играют всегда незавидную роль – это или плуты, или дураки. В одной легенде рассказывается о загадке, которую должен был разгадать государь. От этого зависела его судьба. Вельможи, призванные царем на помощь, не могли ему помочь, выручил же его крестьянин. Легенда производит царя из простой семьи и придает его власти народное происхождение. После смерти одного царя народ идет на реку со светильниками, чтобы окунуть их в воду и потом зажечь. Царство достанется тому, кто первый зажжет свой светильник. «Пойдем на реку, говорит Ивану один боярин, если я стану царем, я дам тебе волю». – «Пойдем, отвечает Иван, если я стану царем, велю снять тебе голову». Иван получает корону и сдерживает свое слово.

В этом вся народная философия. О войнах, которые вел Грозный, народ, по-видимому, не сохранил никаких воспоминаний. В административных же реформах народное сознание подметило только нивелирующую тенденцию.

В народных песнях говорится, что царь обещает содрать кожу с бояр и князей и сварить их живьем.

Грозный очень религиозен, но, выслушав обедню, он велит рубить головы князьям и боярам.

Это самое существенное в народной поэзии, относящейся к личности и деятельности Ивана. Быть может, ошибаются те, кто думает, что в борьбе с боярами Иван защищал основные начала русской жизни – православие, самодержавие, народность. Во всяком случае, он боролся за единство русской земли. Как мы уже видели, Курбский в своей привязанности к православию и национальности не уступал самому ярому фанатику из своих крестьян. Преданность самодержавию вряд ли можно признать характерной чертой русского духа того времени. Память о прежнем вечевом устройстве еще не могла окончательно исчезнуть в XVI веке. Но Курбский и подобные ему, заводя сношения с Польшей, изменяли своему государю и отечеству. Измена является основным мотивом народной поэзии, воспевающей Ивана. Измена везде преследует царя и, раздавленная двадцать раз в крови, она снова возрождается, принимая различные формы.

Оправдывая всеобщим предательством жестокости Ивана, народная легенда по-своему объясняет происхождение зла. Народная логика не последовательна. Покорив себе всех земных царей, Иван требует от них дани. Те отвечают: «Мы дадим тебе дань и еще пришлем двенадцать бочек золота, только отгадай три загадки». Мудрость обычных царских советников, бояр и князей, оказывается бессильной. Царю помогает в его затруднении простой плотник. За находчивость Иван обещает ему бочку золота. Но вместо золота Иван насыпает в бочку песку. Тогда плотник, угадавший обман так же легко, как он разрешил заданные царю загадки, предсказывает Ивану заслуженное наказание. Он сказал, что царя постигнет то, в чем он сам согрешил. От него пошла измена по русской земле и сам он будет больше всего от нее терпеть.[39]