это поможет остановить наступление войск, предназначенных перерезать всех парижан. С той же целью на крышах дежурили запасшиеся грудами камней мужчины и женщины. Вооруженные люди заполнили улицы. Невесть откуда взявшиеся бюсты Неккера и герцога Орлеанского таскали по городу, демонстрируя свое уважение к этим лицам. Потом кому-то в голову пришло заставлять прохожих снимать шляпы перед скульптурами. К вечеру народные патрули уже обходились без символических изображений своих кумиров: потрясая пиками, они заставляли кланяться себе всех, кто казался им знатным или богатым.
Весь день Тереза бегала по окрестностям, пытась найти Дени и разобраться в том, что творится. Чем больше она расспрашивала знакомых, тем меньше понимала происходящее. Говорили, что у сада Тюильри немецкие войска графа Ламбеска напали на парижан. Говорили, что хлеб для солдат отравлен и те массово переходят на сторону взбутовавшегося народа. Говорили, что оборванцы вооружаются самочинно. Говорили, что зеленый – это цвет ливрей прислуги герцога Орлеанского, он, дескать, это восстание и финансирует. Говорили, что тюрьмы открыли двери, преступники на свободе. Говорили, что не открыта только Бастилия. Говорили, что надо бы с ней разобраться…
Различия между темным и светлым временем суток исчезли. Всю ночь по улицам вышагивали вооруженные люди с факелами. Следующий день не отличался от предыдущего. Тереза думала, что все самое страшное и необычное уже случилось, до тех пор пока не ощутила доносящийся с севера запах гари и не услышала грохот пушек возле своего дома…
Дени появился тогда, когда сестра уже не чаяла увидеть его живым. Он пришел в разорванной рубахе, пропахшей порохом, с копотью на лице и зеленым листком, приколотым к головному убору.
– Где ты был?! – воскликнула Тереза.
– Прости, что заставил тебя волноваться, сестричка, – ответил Дени. – Но дай-ка мне сначала что-нибудь поесть… а потом уж расспрашивай.
Тереза наложила ему каши. Дени жадно съел несколько ложек, удовлетворенно вздохнул, откинулся на спинку стула и стал рассказывать:
– В общем, дело было так. Когда я слушал этого парня в кафе «Фуа», мне неожиданно пришло в голову, что он прав. Не знаю уж, почему в этом древнем свитке написано про Неккера, но раз его действительно уволили, это, черт побери, ни в какие ворота не лезет! Нельзя же было, в самом деле, сидеть и ждать, когда австриячкины прихвостни перережут всех парижан и разгонят Учредительное собрание! Ладно, подумал я, не выгорело с заклинением, так надо хотя бы город свой отстоять! Ты куда-то запропастилась, видно, пошла домой, а я решил навестить своего приятеля Антуана и рассказать ему, что творится. Потом мы с ним вместе пошли к Барнабэ. Затем втроем отправились к Маглуару. Тот, оказывается, уже знал, что придворные готовились перебить всех сторонников революции, и велел нам пойти к одному кузнецу, который как раз бросил все дела и кинулся ковать пики для патриотов. Пока мы мотались за пиками, стало известно, что в нашей приходской церкви происходит собрание, на котором записывают в…
– Дени! – воскликнула Тереза. – Я уже запуталась во всех этих подробностях! Можешь ты мне по-нормальному сказать, где пропадал эти два дня?!
– Да где я только не был! Когда мы с ребятами вышли из церкви, Антуану пришло в голову, что у нас до сих пор нет зеленых кокард. Маглуар сказал, что можно разрезать юбку его жены. Антуан ответил, что юбка всего одна. Маглуар спросил, почему он жалеет бабские шмотки на патриотические дела. Барнабэ сказал, что лучше им не ссориться, а сорвать, как все, листья с деревьев. Но не успели мы это сделать, как к нам подбежал мальчишка и рассказал, что в предместье Сен-Виктор кучка врагов свободы напала на патриотов…
– Можешь ты мне, наконец, сказать, чем занимался, или не можешь?! Я с ума схожу два дня, а ты вместо объяснений потчуешь меня какой-то белибердой! – вскричала Тереза.
– Ну как чем занимался? – удивился новоявленый патриот. – Сначала мы пошли в Сен-Виктор спасать наших… Потом нам сказали, что все уже кончилось и надо идти к городской заставе, чтоб охранять ее, а не то в наш Париж набегут всякие негодяи. Мы пришли к заставе, но там оказалось, что впускать в город можно всех, а выпускать, наоборот, никого, потому что враги народа побежали, как тараканы, из города, так что их надо переловить…
«Я так и не добьюсь от него ничего путного! – подумала Тереза. – Стоп! Чьи это шаги?»
Спутя секунду в комнате появился Жак.
– Не ждали?! – гаркнул он вместо приветствия.
– Братец! Вернулся! – наперебой закричали Дени с Терезой.
– Бросили меня погибать и думали, никогда не увидите? Нет уж, не на того напали! Вот он я, живой и невредимый! А вы небось считали, что меня уже повесили? А?! Ну-ка, сознавайтесь!
– Ну братик…
– Ну прости…
– Мы тут так истосковались по тебе!
– Тысячу раз пожалели, что бросили одного!
– Только ведь сам посуди…
– …что бы было…
– …если бы мы вернулись!
– Не хотели рисковать своей шкурой! Ну разумеется! Сволочи вы изрядные, что тут скажешь! Только знаете что? Я на вашем месте поступил бы точно так же! А теперь рассказывайте, что было? Вы прочли заклинание?
– Там оказалась какая-то ерунда, Жак.
– В этой бумаге было написано про Неккера, а вовсе не про всевластие!
– Мать вашу! Так я и думал! Что за невезение, черт возьми?!
– Лучше расскажи нам, как ты спасся, – попросила Тереза.
– Да-да! – поддержал младший брат. – Что с тобой было после того, как тебя заловил этот проклятый маркиз?
– Что со мной было? Да этот мерзавец сдал меня полиции, только и всего! Я был уверен, что от виселицы на этот раз не отвертеться, тем более что поместили меня не в какую-нибудь тюрьму, а в Бастилию…
– Но сегодня ее ворота открылись и ты вышел! – обрадовался Дени.
– Ты-то откуда знаешь?
– Как же мне не знать, коли я сам, можно сказать, тебя и освободил!
– Да ну?
– Вот тебе и «да ну»! Сам осадил эту чертову крепость, сам, рискуя жизнью, справился с ее гарнизоном…
– Так! Ну-ка, ну-ка!
– Давай рассказывай!
Тереза между тем, наложила еды старшему брату. Младший съел еще несколько ложек, принял самодовольный вид и начал повествование:
– В общем, нынче ночью ночевал я у своего приятеля Франсуа! Вернее, не ночевал, а соснул самую малость, после того как уже рассвело, потому что аж до семи часов патрулировал наш квартал. Проснулся я, значит, уже где-то за полдень, а Франсуа мне и говорит: наши там Бастилию штурмуют, надо бы поддержать! Как же, говорю, мы их поддержим, если у меня только и есть, что эта пика, а с пикой-то много не навоюешь, особенно против крепости. Вышли мы на улицу, поспрашивали там-сям да и выяснили, что ружья можно взять в Доме инвалидов. Побежали туда. Там – толпа! Ворота сломаны, подвал забит народом, не проберешься. Те, кто еще