— Знать-то знаешь, да не понимаешь, — проворчал Бо.
— А вот и понимаю!
— По-моему, теперь время для колыбельной, — сказала Берри.
— Нет, нет, еще рано! — запротестовал Готорн. Хог явно колебался, а Вит мечтательно посмотрел на Берри.
Ремо, сидевший на полу у очага с объевшимся енотиком на коленях, вдруг резко поднял голову.
— Что там? — тихо спросил его Даг.
— По реке в лодке плывет Страж Озера.
— В такую-то погоду? — фыркнул Бо. — Этому дураку давно следует быть на берегу, вытащить лодку и спрятаться под ней. Да еще и привязать лодку покрепче, если у него есть мозги.
Даг молча кивнул, но напряг свое внутреннее зрение. Действительно, там был Страж Озера, и в таком жалком состоянии, какого и следовало ожидать. Их Дар соприкоснулся, и лодочка изменила курс, борясь с поднятыми ветром волнами.
Ремо широко раскрыл глаза. Он спустил енота на пол и поднялся на ноги.
— Это Барр!
За скрипом уключин и ударом в корпус баржи последовал стук кулаком по доскам.
— Ремо, идиот! — донесся хриплый голос Барра. — Будь ты проклят! Я же знаю, что ты там! Подай мне руку, пока я не замерз насмерть!
16
Фаун в панике следила, как Ремо, взяв фонарь, вышел наружу; Даг и Вит следом за ним отправились на заднюю палубу, не обращая внимания на ветер и дождь. Хог нерешительно топтался у люка, пока Бо, оставшийся сидеть у очага, не велел ему или выйти, или войти, но не загораживать проход, подобно глупому коту; Хог вернулся в каюту, где в нетерпении подпрыгивал на месте Готорн. Маленький енот предпочел спрятаться среди груза, а Берри убрала скрипку в кожаную сумку и сунула ее под свою койку.
Снаружи донесся спор, потом все перекрыл низкий голос Дага:
— Просто привяжи ее к поручням. Разберемся с лодкой утром. Если в нее и попадет вода, не важно: она и так уже наполовину затоплена.
Еще несколько ударов, кряхтение, тихие проклятия… Вит распахнул люк и передал внутрь спальный мешок, сумку, лук со снятой тетивой и колчан, завернутые в одеяло, и два объемистых мешка, все совершенно мокрое. Хог сложил их на полу в кучу. Вит вернулся в каюту вместе с Дагом и незнакомым Фаун Стражем Озера, с которого так и текла вода. Последним вошел Ремо, поставил на стол фонарь и прислонился спиной к люку, с мрачным видом скрестив руки на груди.
Вновь прибывший встал перед очагом, тяжело дыша; он явно был совершенно измучен и замерз. Его прилипшие ко лбу волосы, заплетенные в жалкую косицу, могли бы оказаться, когда высохнут, рыжеватыми. Он стянул с широких плеч насквозь промокшую меховую куртку и сжал ее в руках, словно не зная, куда положить, а может быть, просто в растерянности. Команда «Надежды» таращила на него глаза кто с изумлением, кто с сомнением; парень неуверенно оглядел всех и перевел взгляд на очаг: яркий огонь явно был сейчас для него самым желанным зрелищем.
Значит, это и есть Барр. Фаун постаралась подавить немедленно возникшую неприязнь: она не могла забыть рассказ Ремо о том, как тот обошелся с хорошенькой дочкой фермера. Впрочем, совращение, если и имело место, могло быть делом обоих участников. И Барр проявил смелость, спасая речников, чуть не утонувших на порогах. Похоже, этот парень любил риск, хотя сейчас и выглядел унылым.
Очевидно, продолжая разговор, начатый еще на палубе, Барр взглянул на Ремо и сказал:
— Я уж боялся, что не догоню тебя еще через сотню миль!
— А зачем тебе вообще понадобилось догонять меня? — угрюмо спросил Ремо.
— Как это — зачем? Я же твой напарник!
— Больше не напарник. Я ушел из отряда.
— Ну да, никому ни слова не сказав! Амма с Исси добрый час поджаривали меня на медленном огне — они-то думали, что я в курсе. Только как я мог узнать? С помощью магии? Ты передо мной в долгу и за это, и за те три сотни миль, что я проделал на лодке за три дня.
— Если ты отправился из Жемчужной Стремнины, — поправила его Берри, — то это двести миль, если только ты не двинулся кружным путем. — Уперев руки в бедра, она с явным сомнением смотрела на парня.
Барр отмахнулся от ее слов.
— Этих проклятых миль все равно было слишком много. — Он расправил плечи, издавшие легкий треск, встряхнул свою куртку и положил ее у очага, потом повернулся спиной к огню, упершись руками в колени. Это были большие и сильные руки, заметила Фаун, хотя сейчас они были все в мозолях от непрерывной гребли и посинели от холода. — Должен признаться: я порадовался, что не нашел тебя плавающим лицом вниз. Утром можем двинуться обратно.
— Куда это — обратно? — кисло поинтересовался Ремо.
— В Жемчужную Стремнину, дубовая башка. Если ты вернешься со мной сейчас, Амма пообещала снова взять нас в отряд. — Выражение лица Барра говорило если не о триумфе, то по крайней мере о большом достижении.
Ремо сжал губы.
— Я не собираюсь возвращаться.
— Ты должен вернуться! Амма с Исси и так спустили с меня шкуру, как будто я виноват в том, что ты сбежал!
— Так оно и было, — безжалостно ответил Ремо.
— Ну, теперь это вода, которая утекла через пороги. Важно другое: если я привезу тебя обратно, то нам все простят. Я не хочу сказать, что все сразу станет гладко, но рано или поздно кто-то другой вызовет гнев Аммы — так всегда случается. — Барр улыбнулся, и в других обстоятельствах его улыбка могла бы показаться очаровательной.
— Но не на этот раз.
— Ремо, ты говоришь глупости. Куда тебе податься, кроме как обратно?
— Дальше. — Ремо кивнул на Берри. — Думаю, что хозяйка Берри, на пол которой ты налил столько воды, позволит тебе переночевать под крышей, если ты вежливо попросишь. Утром ты отправишься вверх по реке, а я — вниз. Все очень просто.
— Да нет же, Ремо, какое там просто! Если я не притащу тебя обратно целым и невредимым, Амма поклялась, что навсегда выгонит меня из отряда! Я не шучу!
Фаун начала понимать, как обстоят дела. Барром двигало не только беспокойство о напарнике; парень должен был спасти свою и так уже подпорченную шкуру.
Ремо посмотрел на Барра с яростью.
— Я тоже не шучу.
Барр смотрел на него с искренней растерянностью человека, все свою жизнь полагавшегося на свое обаяние, когда это обаяние вдруг перестало работать.
Даг молча наблюдал за всем со стороны. Прежде чем препирательства пошли по новому кругу, он спокойно вмешался:
— Лучше вытри свое оружие, дозорный. Твой лук уже начинает коробиться от сырости.
Барр сделал растерянный жест — как если бы он хотел возразить против этого вмешательства, но не осмелился. Он настороженно посмотрел на Дага.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});