Мы испытали сильное облегчение. К этому времени к нам присоединился Юджин. Няньки и Клемент считали, что нам следует разбиться на две или три группы. Мы так и сделали. Я отправилась с одной молоденькой няней, девочкой лет четырнадцати по имени Луси.
Неожиданно я вспомнила о подземных галереях. Я никогда не была там. Часть их обрушилась, и Бруно говорил, что ходить туда опасно. Когда он был мальчиком, один монах во время обвала был там похоронен заживо.
Я думала об этом, когда бежала к подземелью.
Я говорила Хани, чтобы она и близко не подходила к подземным галереям и прудам. Но когда дети хотят привлечь к себе внимание или чувствуют себя несчастными, они часто нарушают запреты.
Для того чтобы попасть в галереи, нужно было спуститься в подземелье по каменной лестнице. Юная нянька осталась наверху. Но я так беспокоилась о Хани, что не чувствовала страха.
Спускаясь, я звала ее по имени. Попав в темноту после яркого солнечного света, некоторое время я ничего не видела. Неожиданно внизу из мрака появилась темная фигура. У меня по спине пробежала дрожь. Я сделала шаг вперед — ступеньки не было, и я упала вниз, перелетев через две или три ступеньки, и оказалась на сырой земле.
Надо мной склонилась темная фигура. Я закричала.
Голос произнес:
— Дамаск!
Надо мной стоял Бруно, и я почувствовала, что он разгневан.
— Что ты здесь делаешь?
— Я… я упала.
— Вижу. Зачем ты пришла сюда?!
— Хани пропала, — ответила я. Он помог мне подняться на ноги. Меня трясла дрожь.
— С тобой все в порядке? — спросил он. В его голосе чувствовалось беспокойство, и я с возмущением подумала: «Он беспокоится не обо мне, а о ребенке, которого я ношу».
Я неуверенно произнесла:
— Да, со мной все хорошо. Ты не видел Хани? Она пропала. — Казалось, Бруно не расслышал моих слов.
— Я просил тебя не ходить в эти туннели, — сказал он.
— Я никогда прежде и не ходила. Я думала, что там заблудился ребенок, поэтому и пришла сюда.
— Ее здесь нет. Я бы увидел ее, если бы она была здесь.
Он взял меня за руку, и мы вместе стали подниматься по лестнице. Когда мы выбрались наверх, он внимательно оглядел меня и сказал:
— Никогда больше не спускайся вниз. Это опасно. Я спросила:
— А как же ты, Бруно?
— Я знаю эти туннели. Я изучил их, когда был еще мальчишкой, и я очень осторожен.
В то время я слишком беспокоилась о Хани, чтобы задавать вопросы, но позднее мне захотелось их задать.
Мы с нянькой вернулись в дом. Хани все еще искали. Я была в отчаянии, когда мальчуган, живший в одной из пастушеских хижин, принес записку. Хани была в избушке матушки Солтер. Не могу ли я поскорее забрать ее домой?
Без промедления я отправилась в лесную избушку. Как и прежде, в очаге горел огонь и на нем стоял черный от копоти котелок. У огня сидела матушка Солтер. Казалось, она не изменилась с тех пор, как я впервые увидела ее. Возле нее у очага сидела Хани. Лицо ее было грязным, платье запачкано. Я вскрикнула от радости и подбежала к ней. Я хотела обнять ее, но она отстранилась. Я чувствовала, что за нами наблюдает матушка Солтер.
— Хани! — воскликнула я. — Где ты была? Я так испугалась.
— Ты думала, что потеряла меня?
— О, Хани, я думала, что с тобой случилось что-нибудь ужасное.
— Тебе все равно. У тебя есть Кэтти и еще будет маленький. Я сказала:
— О, Хани, я не смогу пережить разлуку с тобой. Она угрюмо произнесла:
— Переживешь. Кэтти ты любишь больше.
— Хани, я люблю вас обеих.
— Ребенок так не думает, — сказала матушка Солтер надтреснутым голосом.
— Она ошибается. Я была вне себя от беспокойства.
— Тогда забирай ее. И люби ее больше.
— Пойдем, Хани, — сказала я, — ты ведь хочешь пойти домой, не правда ли? Ты ведь не хочешь остаться здесь?
Хани оглядела комнату, и я видела, что она очарована тем, что увидела.
— Рекин любит меня.
— Спот и Падинг тоже тебя любят, — сказала я, назвав клички двух наших собак.
Хани, довольная, кивнула. Я взяла ее за руку, и она не сопротивлялась. Она продолжала разглядывать комнату, и поскольку она не умела скрывать своих чувств, я поняла, что она сравнивает ее со своей уютной детской в Аббатстве. Она хотела вернуться домой, но не желала так легко уступить мне победу. Она была маленькой ревнивой собственницей. Некоторое время я принадлежала только ей, и она не желала ни с кем делиться.
— Когда дети подрастают, всегда так, — сказала я матушке Солтер.
— Лучше заботься о Хани.
— Я и так это делаю.
— Для тебя же будет лучше, если ты будешь делать так и впредь.
— В угрозах нет необходимости. Я люблю Хани. Подобная ревность — обычное дело. Как она попала сюда?
— Я слежу за этим ребенком. Она убежала и заблудилась в лесу. Я узнала об этом и послала мальчика разыскать ее. Он привел ее ко мне.
Взгляд старухи был затуманен. Рот улыбался, но глаза оставались холодными.
— Я узнаю, если она в чем-либо будет нуждаться, — продолжала она.
— В таком случае, вы знаете, как хорошо заботятся о ней.
— Забирай ребенка. Она устала. Она знает, как найти меня, если ей понадобится.
— Ей никогда это не понадобится, пока я забочусь о ней.
Когда мы покидали избушку, я крепко сжимала руку Хани.
— Никогда, никогда больше не убегай, — сказала я.
— Я не буду, если ты будешь меня любить, любить больше всех, больше, чем Кэт больше, чем нового малыша.
— Я не могу любить тебя больше, Хани. Нет такой любви на свете. Я могу любить тебя также.
— Я не хочу нового ребенка и рассказала об этом бабуле Солтер.
— Но тогда вас будет трое. Трое лучше, чем двое.
— Нет, — твердо ответила Хани, — лучше всего, когда ты — единственная.
Я отвела ее домой, смыла с нее грязь, дала большой кусок хлеба с орехами, только что испеченного для нее Клементом, который сделал наверху большую букву «Х». Это обрадовало ее, она вновь была счастлива.
Но, когда Хани легла спать, у меня начались схватки, и той же ночью произошел выкидыш.
Моя матушка, узнав о случившемся, тотчас же пришла и привела с собой повитуху.
— Это был бы мальчик, — сказала повитуха. Я не хотела ей верить. Она относилась к тому типу женщин, которые все превращают в трагедию. Она знала, что мы ждали сына.
Повитуха сказала, что это большое счастье, что я вообще выжила, и этим я обязана ее искусству. В течение недели я была прикована к постели, и у меня было время подумать. Я не могла забыть лицо Бруно, когда он узнал, что случилось. Наверное, у короля был менее грозный вид, когда он склонялся над постелью бедной королевы. Мне даже показалось, что в этот момент Бруно ненавидел меня.
Я много думала о Бруно. Я вспоминала о том, как ночью из окна видела его возвращающимся из подземелья. Но зачем он ходил туда в тот день, когда я искала Хани? Если там в любой момент может произойти обвал, то для него это так же опасно, как и для любого другого.