— Ещё. — В свете сверкнувшей молнии Йен выглядел ещё страшнее обычного, хотя просто стоял напротив, скрестив руки на груди. На бледном лице пульсировали чёрные вены.
Я послушно выдернула увязшую в грязи лопату, снова замахнулась и со злостью всадила её в прежнее место. Потом ещё раз. И ещё несколько.
— На шесть пальцев правее, — напряжённо скомандовал Йен таким голосом, будто его в этот момент сосредоточенно душили.
Я чуть повернулась, не понимая, что изменится от того, что я стукну по земле не здесь, а там. Он что, собирается этого дохляка положить в строго определённом месте?
— Я сказал, на шесть пальцев, а не на восемь!
— Ну так сядь и положи их в рядочек, чтобы я точно видела, куда именно бить! — заорала я в ответ, откидывая с лица мокрые волосы, и утирая мокрое лицо насквозь мокрым рукавом.
— Бей!
С воплем, полным ненависти, ярости и прочих сопутствующих чувств, я вскинула лопату уже ноющими и мелко дрожащими руками и, примерившись на глаз, обрушила её на ни в чём не повинную землю. Лезвие со звоном отскочило от скрытого грязью камня, по рукам отдало, и я выронила черенок, схватившись за плечи.
— Да зачем это всё, в конце концов?!
Йен, совершенно белый лицом в свете молнии, на мгновение вперил взгляд в невидимый камень, после чего, искренне проклятый мной, молча ощерился и мгновенно исчез из виду. Я протёрла глаза, осторожно высунулась из-за сарая и оглянулась по сторонам. Двор снова казался пустым и вымершим. Стена дождя в свете молний превращалась в сверкающий слепящий полог и облачками брызг клубилась над раскисшей землёй.
— Эй? — неуверенно позвала я в сырую мглу, пытаясь восстановить зрение после ослепительной вспышки. «Эй» не отозвался. Я присела и нашарила выроненную лопату. Скользкую от грязи ручку, ничтоже сумняшеся, вытерла о штанину, и, перехватив обеими руками наискось перед грудью, вышла из-за сарая.
Красться в одиночку по пустому подворью в разгар грозы с мыслями о том, что где-то здесь бродит неупокоившийся мертвец, и носится живой бесноватый колдун, было не просто страшно, а до одури жутко. Я вертела головой и напрягала слух до предела, силясь, если не увидеть, так хотя бы услышать приближение опасности, но бушевавшая гроза слепила и оглушала. Я прокралась мимо двери сарая, исключительно для успокоения совести подёргала пудовый замок. Тот, как и прежде, был заперт, так что вариант спрятаться в сухости внутри пришлось отбросить с огромным сожалением.
Может, он просто сбежал, оставив меня на растерзание кровожадной нежити? От такой мысли меня потрясло, но не долго. Это было лишено всякого смысла даже для Йена Кайла, чьё поведение уже окончательно убедило меня в том, что я имею дело с одержимым. Вряд ли он, одержимый необъяснимым желанием рано или поздно собственноручно убить меня (ну, положим, не меня, а какую-то загадочную Шантал с лицом, похожим на моё), вот так запросто откажется от этой мысли. Наверняка пошёл выискивать дохляка. Усилием воли взяв себя в руки, я крепче сжала лопату, направив её острием вперёд, глубоко вздохнула и при следующем ударе молнии перебежала от сарая к стене дома. Рядом с жилым, хоть и временно пустующим домом, было необъяснимо спокойнее, чем за скрипучим сараем впритирку к стене в компании неподъёмной дубины и укоризненно пустующего гроба. Да и сидеть лучше на крытом крылечке. Высохнуть не высохну, зато хоть ещё больше не промокну. Я с мрачной иронией оглядела себя и затопала на крыльцо, оставляя на сухих ступенях мокрые следы и потёки. Если после этого я не подхвачу лихорадку по-настоящему, впору прилюдно бить челом в благодарность местной святой, как бишь её?.. Я зябко поёжилась, ещё раз подозрительно оглядев пустой двор, и с кряхтением уселась на верхнюю ступеньку, положив лопату поперёк колен.
* * *
С моего места открывался шикарный вид на дощатый домик уборной. Видимо, хозяин специально так его поставил, чтобы ночью спросонья не заплутать. А так — вижу цель, не вижу преград, верю в себя… Я хмыкнула и замерла, подозрительно прислушиваясь к внутренним ощущениям. Тело, улицезревшее стратегически важный объект, тут же напомнило о том, что неплохо бы его посетить. Перед выходом от Сусанны я неосмотрительно выпила большую кружку горячего сбитня с творожным калачиком, и первое время разлившееся внутри приятное тепло действительно грело. Но потом я вымокла до нитки и не замёрзла только благодаря тому, что сначала постоянно подпихивала гроб, потом махала лопатой, а дальше просто отчаянно боялась, а от этого, как известно, бросает в жар не хуже. Теперь сырой холод набросился на меня с удвоенной силой, а сбитень переварился и всё настойчивее требовал выхода наружу. Я закинула ногу на ногу, обхватила себя за плечи и нахохлилась. Справлять нужду возле крылечка было стыдно, а в уборную, по дороге к которой уже один раз кого-то укокошили, меня сейчас не загнало бы даже внушение Йена.
Тем более, что какое-то время спустя из-за этой самой уборной один за другим донеслись два душераздирающих вопля. Я подскочила, чуть не издав третий. Балансировавшая на одном колене лопата взлетела и со звоном шлёпнулась на нижнюю ступеньку. Я стояла, широко расставив ноги, растопырив руки, вытаращив глаза, и понятия не имея, что делать. Бежать? Звать на помощь? Сесть и ждать, кто выйдет из-за уборной, и, в зависимости от этого, прицельно размахивать лопатой либо вприпрыжку нестись до безопасного строения с естественной целью?
— Гордана! — Это имя ошеломило меня. Сказанное… нет, выкрикнутое его голосом. — Гордана, сюда! Быстрее! — Йен кричал с такой яростью и отчаянием, что я, мигом позабыв все страхи и подстёгиваемая ужасом мелькающих в воображении картин, скатилась с лестницы, подхватила лопату и понеслась к домику, из-за которого то и дело мелькали руки и ноги борющихся человека и мертвеца.
— Руби!!! — заорал Йен, когда мне оставалась буквально пара шагов до угла. Я преодолела их одним прыжком и, зажмурившись, с мученическим стоном рубанула занесённой лопатой. Раздался чавкающий хруст, лезвие воткнулось во что-то твёрдое снаружи и мягкое внутри, вокруг растёкся тошнотворно сладкий запах. Не открывая глаз, я со всхлипом выпустила лопату, и отвернулась, закрыв лицо руками.
— Да вы оба долбанутые! — раздался в наступившей тишине потрясённый незнакомый голос.
— Будешь так ругаться при приличной девушке, я тебе башку оторву, — спокойно пообещал Йен, судя по слегка приглушённому голосу, обращавшийся к кому-то за спиной.
Приличная девушка, вовсю представлявшая себе живописно раскроённый лопатой череп с лезвием, застрявшим в его содержимом, рывком отняла руки от лица и медленно повернулась. Фонарь со слабо светящимся сгустком внутри, криво подвешенный поверх мотка верёвки на гвоздь в стене, давал скудный дрожащий свет. Йен Кайл, скрестив руки на груди, как ни в чём не бывало, опирался плечом на угол уборной. Под ногами у него валялась лопата, вместо лезвия заканчивавшаяся… разбитой тыквой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});