Пуся наконец оторвался от дивана и отправился на кухню перекусить. Я тоже почувствовал голод, но времени на завтрак уже не оставалось.
Ладно, куплю парочку пирожков с лотка у «Приморской», по-студенчески, благо желудок гастритом не тронут, тьфу-тьфу-тьфу! Там продают очень вкусные пирожки с капустой.
Главное в планах – претворить их в жизнь.
Через четверть часа я уже с аппетитом поедал пирожки, шагая ко входу в метро. А еще через полчаса выбрался на поверхность в Озерках, на северном склоне холма, который громко зовется Поклонной горой. На расположенном поблизости рынке купил скромный букетик из четырех гвоздичек. До морга отсюда было недалеко, и я отправился туда пешочком.
Надо привыкать к новому социальному положению – безлошадного. Боюсь, машину мы теперь сможем купить нескоро. Хотя, собственно, кто мешает мне выставить счет клиенту? Я ведь утратил машину, находясь на боевом посту…
Когда я подошел к моргу, Константинов был уже там. Увидев меня, он и бровью не повел. Сдержанный, подобающий моменту кивок, сдержанный же, указующий в сторону входа жест…
Черт, может быть, я все-таки ошибаюсь! Может быть, стоит за толпой марионеток некий неведомый мне кукловод, который и дергает за ниточки, заставляя арлекинов плакать и смеяться, любить и ненавидеть, жить и умирать? Может быть… Нет, не может быть! Прочь сомнения, да здравствует решимость! Ищущий да обрящет!
Я огляделся.
Перед входом в морг толклись с полсотни человек. Завернутые в газету гвоздики немилосердно жгли мне руку. На похоронах всегда так, цветы выглядят уместными только возле гроба.
Я развернул цветы, скомкал газету и бросил ком в пасть мусороперерабатывающей машины, замаскированной под архитектурную колонну, поддерживающую широкий навес, выстроенный на случай питерской непогоды, которая не признает ни свадеб, ни похорон. Машина негромко заурчала.
Раскланиваясь со знакомыми (растерянный Громадин, равнодушный Брызгалов, спрятавший глаза за черными очками Ромодановский, строгая секретарша Елена Владимировна, Анита Зернянская с ненавистью во взгляде), я прошел в утробу морга, в зал прощаний.
Здесь тоже было людно. Гроб покоился на укрытом черной материей постаменте. Крышка была, естественно, закрыта. Рядом со скорбными лицами стояли несколько человек. Две женщины – пожилая и помоложе, лет тридцати, – вытирали слезы. Видимо, мать и сестра. Хотя молодая могла быть и не сестрой, а еще одной любовницей. По-моему, Кавказец был мужчина хоть куда и вполне мог успевать на два фронта. А то и поболе… Я положил на постамент свои гвоздички, немного постоял, слушая тишину, всхлипывания и шарканье подошв по цементному полу, и вернулся на улицу.
Тут не было ни всхлипываний, ни тишины. Вокруг негромко переговаривались, как обычно и бывает на похоронах – без шуток и восклицаний.
Мужские голоса…
– Как же так, мать-перемать? Я же с ним ездил как-то, он ведь был классный водила.
– То-то и оно, мать-перемать. Это же как тонут обычно. Не умеющие плавать не тонут, потому что далеко в воду не лезут. Так же и с машинами. Когда уверенность превращается в самоуверенность, жди беды, мать-перемать. К тому же ездят с отключенными подушками. Русский человек без риска не может. А в Карачарове еще и кавказской крови намешано…
Матерные слова, произносимые тихо, представляются мне в русской речи чем-то инородным. Как кошачий мяв под водой.
Мужские голоса замолкали, стали слышны женские…
– А кто там возле гроба – молодая плачет?
– Подружка еще со школы. Говорят, замуж за него хотела, а он десять лет канитель разводил.
– Ну так у него Шантолосова была. Слышали, наверное?
– Слышала. Но, говорят, Шантолосовой он не очень-то и нужен был. Так, воронку подставить, когда засвербит. Эти богатенькие бл…ди…
Кумушки оглянулись на меня и примолкли.
Я отыскал глазами Константинова.
Антон Иваныч выглядел как огурчик – черный костюм, черная рубашка, черный галстук. На лице – трагизм, уверенность в себе и чувство собственного достоинства.
Я подошел:
– На меня сегодня было покушение.
– На вас? – удивился он. – Когда? Где?
– Ночью. На сорок втором километре Приозерского шоссе.
– Стреляли?
– Нет. Все как в предыдущих случаях. Спровоцированная автомобильная авария, вылет с дорожного полотна. Машина вдребезги плюс пожар. А мне попросту повезло. Иначе бы послезавтра и меня следом за Карачаровым. – Я кивнул в сторону зала прощаний.
– Рад, что вы остались живы. И поздравляю! Значит, расследование движется в правильном направлении.
По толпе вокруг пронеслась волна возбуждения – все будто качнулись в сторону проезжей части. Я оглянулся. Это прикатила Полина. Она как раз расплачивалась с таксистом. Потом выбралась из машины. Одетая в темное, с черной косынкой на смоляных волосах, с букетиком белых и желтых хризантем, она показалась мне беззащитной и жалкой, как подраненная птица. Прижав худенькими ручками букетик к груди, она двинулась к дверям зала прощаний, прямая, будто в позвоночник ей вогнали лом. На ходу она бросала по сторонам быстрые взгляды, и я счел за лучшее показаться ей на глаза, иначе бы ее поведение показалось присутствующим как минимум странным, если не сказать хуже. Увидев меня, Полина едва не улыбнулась – я физически ощутил, с каким трудом она справлялась с мышцами лица. Но – справилась…
– Вы на поминках будете? – спросил Константинов.
Он все еще стоял рядом со мной и тоже смотрел на Полину. В какой-то момент чувство собственного достоинства на его лице сменилось жалостью к самому себе, но, переведя взгляд на меня, он снова превратился в неприступную крепость на направлении главного удара.
– Да, обязательно.
– Там и расскажете про вашу аварию.
Полина скрылась в дверях.
Я не пошел следом и не пронаблюдал за ее встречей с родственниками покойного. Зачем? Вряд ли это дало бы дополнительную информацию для подтверждения версии, которая сложилась у меня, пока я дремал в вагоне монорельса.
Потом Полина вышла из зала прощаний и направилась прямо ко мне, я снова глянул на Константинова.
Его физиономия была непроницаемой.
Полина приблизилась, и мы обменялись церемонными поклонами. Казалось, все вокруг разглядывают меня. Ведь наверняка многие из них уже знали, что смертью директоров занимается частный детектив, а те, кто еще не знал, скоро узнают.
– Не подхватите меня, Максим? Я сегодня без машины.
– Я – тоже, – сказал я.
Тут же влез Константинов:
– Я с удовольствием предложу вам свою, Полина Ильинична.
По лицу Полины можно было легко увидеть, где она видела АНТа-25 вместе с его машиной, поэтому теперь влез я:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});