class="p1">Чем она ей не угодила? Или дело в истерике, которую Саша закатила в последний день своего пребывания в офисе? Наверняка, крики слышали многие. Или выполняет распоряжение начальника?
Об этом не задумывалась раньше, но теперь внезапно подумала, что мужчина мог запретить пускать ее на порог. Скрывать больше было нечего и терпеть нежеланную женщину рядом – незачем. Он ведь даже ей не звонил в последнее время, а те звонки, которые Саша проигнорировала, вполне могли нести совершенно неожиданную информацию.
А от следующей мысли, пришедшей так же внезапно, стало дурно. Что если эта женщина влюблена в НЕГО? Извращенный Сашин ум не воспринимал иные образы, кроме того, что некогда пропитал кровь, а для других ОН мог оказаться вполне желанным и привлекательным. Странное признание мужчины, сделанное Павлу, осталось где-то за гранью ее понимания, а вот представить рядом другую женщину, преданную ему и влюбленную, было легко. И нестерпимо. Саша тряхнула головой, отгоняя наваждение, и как в прошлый раз перед встречей с Макеевым, прикусила щеку изнутри. Ее не касается. Не должно касаться. У него давно своя жизнь, и вполне логично, что в этой жизни может быть другая женщина, с которой нет общих неприглядных воспоминаний.
– Позвольте, я все-таки подожду. Сегодня.
В глазах кроткой и вежливой дамы полыхнуло откровенное раздражение, однако вслух она больше ничего не сказала. Мотнула головой в сторону пустующего стула в углу кабинета и отвернулась.
Садиться Саша не стала, замерла у окна, спрятав от секретарши расстроенное лицо. Сквозь полузакрытое жалюзи стекло просматривался серый, безжизненный пейзаж, гораздо больше напоминающий позднюю осень, чем зарождающуюся весну. В этом году зима выдалась не холодной, но вот собственное сердце никак не хотело отогреваться. После встречи с Анжелой льда стало еще больше, он словно переполнил всю внутренность, царапая острыми краями незажившие старые раны.
Только у НЕГО этих ран было не меньше, и их большая часть – по ее вине.
Разве любовь причиняет столько страданий? Мгновенья счастья оплачиваются бездной непонимания? Нужно ли такое чувство, если от него не спастись и не избавиться даже спустя годы? Острые шипы прелестной розы, в кровь дерущие пальцы, боль, которая намного сильнее красоты… И любовь ли это вообще?
В кабинет заходили люди, звучали чьи-то голоса, которым вторила мелодичная речь Людмилы, вновь ставшей учтивой и предусмотрительной. А Саша не шевелилась, словно превратилась в тень, незаметную никому. Просто ждала, не отрывая от пустынного двора глаз, всматривалась до слезливой рези в них, и не понимала, чего хочет больше: чтобы ожидание наконец-то завершилось или чтобы продолжалось бесконечно. Ее почти трясло от страха и волнения, но и откладывать разговор еще дальше было невозможно.
Она не вникала в происходящее за спиной, не различала звуков, но один распознала моментально, дергаясь, словно от удара, и заставляя себя развернуться. Скрипучий голос прозвучал, словно прикосновение шершавой руки к обнаженной, нежной коже. Саднение, от которого хочется избавиться или прижаться сильнее, чтобы близостью перекрыть болезненные ощущения.
Мужчина умолк на полуслове, впиваясь в нее глазами, а Саша вмиг забыла все заготовленные слова. Качнулась назад, натыкаясь на подоконник, сглотнула, пытаясь избавиться от перекрывшего горло кома. Губы запеклись, а попытка их облизать принесла новый дискомфорт.
– Я предупреждала, что Вы заняты, Дмитрий Сергеевич… – на взволнованные оправдания секретарши он не отреагировал. Сделал шаг вперед, рассматривая Сашу так пристально, что ей захотелось сбежать. А еще лучше – провалиться сквозь землю. Подальше от его глаз, от того самого взгляда, который когда-то в другой жизни прожигал насквозь, отрезвлял в самолете на пути в Париж, а потом в интимном полумраке роскошного отеля, когда рассыпались в прах ее мечты.
– Что-то случилось?
Даже не поняла, что именно он произнес, поглощенная обрушившейся на нее лавиной ощущений. Их было так много: острых, пронзительных, граничащих с отчаяньем и одновременно преисполненных надеждой быть услышанной.
– Нам нужно поговорить…
Собственный голос тоже сипел: Саша мучительно боялась, что сейчас услышит отказ. Опять вспомнила Анжелу, внезапно понимая эту женщину. Ей тоже, наверное, было страшно, когда она ждала внимания, осознавая, что давно утратила все права. А у самой Саши их и не было никогда: не вдова, не жена – несостоявшаяся невеста, скорее всего, придумавшая то, чего и в помине не было в действительности.
Мужчина взглянул в настороженное лицо своего секретаря.
– Людмила Борисовна, ни с кем меня не соединяйте, – и снова поднял глаза на Сашу: – Идем.
Его кабинет в этот раз показался совсем крошечным, стены словно сдвинулись, сужая пространство до всего нескольких метров, где воздуха на двоих было мало. Саша прижалась спиной к стене, пытаясь унять дрожь в руках и коленях. И вдруг вспомнила едкие шутки, которыми он совсем недавно награждал ее. Это неважно. Ей бы только не разреветься при нем, и без того достаточно позора! Нужно просто сказать обо всем побыстрее – и уйти. Выдавила, уткнувшись глазами в пол, стараясь не думать о том, как она выглядит в его глазах.
– Прости меня…
Никакого чуда не произошло. Тщетные надежды на то, что ее фраза совершит невероятное, не оправдались. Легче не стало, боль нисколько не стихла, а стоящий рядом человек по-прежнему был недосягаем. Хотя он явно не ожидал такого поворота событий. Саша, даже не глядя на него, ощущала цепкий взгляд, который сканировал ее с ног до головы. Или раздевал, как совсем недавно? Смутилась, опуская лицо еще ниже. Пусть думает, что хочет!
– Мне жаль, что все случилось именно так… Что я испортила все твои планы… Я не хотела…
Предательские слезы затуманили глаза, и на этот раз не помогло кусание губ. Соленый вкус во рту лишь усилил рыдания.
Мужчина подошел еще ближе, и, когда заговорил, Саша почувствовала тепло дыхания.
– Тебе не за что просить прощения.
Не поднимая головы, вскинула ладонь, останавливая его.
– Не надо… Я все прекрасно понимаю… И не собираюсь оправдываться – это бесполезно. Сама никогда не прощу себя за то, что случилось… Я хотела сказать… – она рассматривала его ботинки, стрелки на брюках, на мгновенье задумавшись о том, кто их отглаживает. Есть ли в его жизни хоть кто-то близкий? Снова подумала о женщине в приемной, не зная, как правильно толковать ее роль, но тут же оборвала себя. И заставила поднять глаза.
Черная пропасть… Сделай лишь один шаг – и разобьешься. Пустота, безысходность и могильный холод – как все это может умещаться в одном взгляде? И нет никаких мыслимых сил преодолеть подобное… А ее слова – жалкие и такие невесомые на фоне этой