Внезапно я услышала голос Ника, полный ледяного презрения:
— Какого черта? Я приказал не впускать никого.
— Но это ваша жена и…
— Да хоть сам черт или бог. Выстави ее за дверь к такой-то матери. Пусть убирается.
— Она не хочет уходить и требует встретиться с вами немедленно.
— Ха! Она требует! А мне плевать. Я сказал — никого не пускать! Чем она отличается от других?
Я не выдержала, толкнула дверь его кабинета.
— А тем, что я имею право поговорить с собственным мужем.
Ник отшвырнул Серафима и тот быстро ретировался к двери, оставляя нас наедине.
— Какие гости, — сказал Ник и скользнул по моему лицу колючим взглядом, — охрана все же впустила бывшую королеву братства?
Он отхлебнул виски из горлышка бутылки и посмотрел на меня исподлобья. Пьян. Как всегда. Иначе и быть не могло. Как же больно на него смотреть. Особенно сейчас, когда он настолько близко и в тот же момент далеко. Я истосковалась по нему. Только сейчас, увидев, почувствовав, услышав его голос, я поняла, что наконец-то способна дышать. Мой зверь. Нисколько не изменился. Всклокоченные волосы, распахнутая небрежно синяя рубашка, кожаные штаны и неизменные сапоги, начищенные до блеска. Зарос. Щетина не ухожена. Глаза сухо блестят. И все равно красив…Каждый раз иначе…Каждый раз до боли режет глаза. Взгляд немного затуманен алкоголем.
— Какого черта ты пришла? Я тебя не звал. Или ты принесла мне подписанные бумаги лично?
Боже как я скучала по его голосу…, сердце готово было выскочить из груди, я невыносимо захотела броситься к нему, заставить посмотреть на меня, выслушать. Это же мой Ник…Мы столько прошли вместе, столько пережили. Он не чужой мне и он наверняка страдает. Ему больно и плохо.
— Я пришла поговорить с тобой, — сделала шаг навстречу, но он смерил меня взглядом полным презрения.
— Я знаю, зачем ты пришла. Давай избавимся от нудных и ненужных предисловий. Ближе к делу — ты подписала бумаги о разводе? Если нет — закрой за собой дверь с другой стороны.
Но я не послушалась, все еще уверенная в себе, в наших чувствах, убежденная, что все еще могу управлять им…и как всегда заблуждающаяся.
— Ник, посмотри на меня, неужели ты ничего не замечаешь?
Он усмехнулся сделал несколько глотков, волосы упали ему на лицо и он смахнул их назад рукой:
— А что я должен заметить? Платье? Прическу? Ничего нового я не вижу. Давай избавь нас обоих от истерик. Ты подписала бумаги? Я терпеливо ждал целую неделю.
Он сел в кресло, так до боли знакомо закинул ногу за ногу и закурил сигару. Мне сесть не предложил.
— Я не подписала твои бумаги и не собираюсь их подписывать. Я хочу поговорить с тобой.
Ник тяжело вздохнул, словно давая мне понять насколько его раздражает все что я говлрю.
— А я нет. И, по-моему, я дал тебе это понять более чем красноречиво. Нам не о чем разговаривать.
Я стиснула пальцы еще сильнее, мне непреодолимо хотелось его встряхнуть, заставить сбросить эту ледяную маску, посмотреть мне в глаза.
— Я все вспомнила, Ник. Все.
Он резко повернулся ко мне, и на мгновение мне стало невыносимо жарко. Его глаза…эти синие бездонные глаза в которых я растворялась и теряла саму себя. Надежда вспыхнула где-то внутри глубоко в сердце, запорхала нежными крылышками.
— И что я должен сделать, по-твоему? Запрыгать от восторга? Мне плевать на то что ты там вспомнила.
Я сделала глубокий вздох, все еще не теряя надежды убедить, сказать все что так сильно хотела.
— Ты ушел, потому что я стала другой, потому что больше не мог мне доверять, но все изменилось, я вспомнила, Ник. Все вспомнила.
— И что?
Все такой же равнодушный взгляд, никакого интереса. Его больше занимали виски. Ник демонстративно рассматривал янтарную жидкость, приподняв бокал к свету, струящемуся из окна.
— Ты правда думаешь, что я ушел из-за того что ты стала другой? Ты плохо меня знаешь, Марианна. Если бы я не хотел уйти, для меня бы это не имело значения. Я просто больше не люблю тебя. Этого достаточно? Не хочу тебя, не думаю о тебе.
Удар, пощечина, нож в сердце, лезвием по венам. Я задержала дыхание.
— Ты наказываешь меня, — сказала тихо, но он засмеялся в ответ.
— Не льсти себе. Я уже давно потерял интерес к наказаниям. Точнее тебя мне больше наказывать не за что. Марианна, подпиши бумаги. Просто сделай это. И все. Избавь себя от унижения.
Он затянулся сигарой и пустил колечки дыма в сторону окна. Посмотрела на его длинные пальцы — он больше не носит обручальное кольцо. Тронула свое и оно обожгло мне кожу.
— Ник, посмотри на меня — это же я.
Он усмехнулся уголком чувственных немного бледных губ, но так и не повернулся ко мне:
— Ты. Конечно ты, Марианна. Со зрением и слухом у меня все в порядке и я не настолько пьян, чтобы считать тебя галлюцинацией.
Возникла пауза, за это время он успел закурить еще одну сигару.
— Ник…я правда все вспомнила…Сэми вернул мне чувства и воспоминания. Я вернулась, я такая же, как и раньше. Не гони меня, дай нам шанс, Ник.
Он сделал глоток из бокала.
— Черт…паршивый виски.
— Черт возьми, ты не понимаешь? Я все помню.
— Прекрасно понимаю. То, что ты вспомнила все, не значит, что я все забуду.
Медленно повернулся ко мне и посмотрел в глаза, вот и исчезло равнодушие, но почему-то мне от этого не легче. Всегда поражалась насколько тяжелый у него взгляд. Как камень на шее утопленника.
Я сделала шаг к нему, но он остановил меня:
— Не подходи. Оставайся там, где стоишь.
Но я сделала еще шаг и еще, пока не подошла настолько близко, что от его запаха закружилась голова. Тут же возникло дикое желание обнять его, сломать стену отчуждения, целовать его щеки покрытые щетиной, его ледяные глаза, отогреть его сердце, отдать все, что чувствую сама. Пусть захлебнется вместе со мной.
— Ты не можешь вот так все зачеркнуть?
Он резко встал с кресла и теперь возвышался надо мной как скала.
— А кто мне запретит? Ты?
Прозвучало унизительно, да он и не пытался со мной говорить деликатно. Наоборот каждое слово было направлено на то чтобы унизить еще больше.