уверена, что я это сделал сам?
48
«Вставай, королева мух. Есть дела, которые нужно сделать».
Открыв глаза, Делейн увидела, что красная машинка из спичечного коробка огибает шрамы на ее колене. Она лежала совершенно неподвижно и смотрела, как кареглазый водитель направляет машинку по ее бедру, длинные пальцы проводят по смятому подолу шорт, по твердому гребню бедра. Рядом с ней лежал на боку Колтон, полностью поглощенный своим занятием.
– Доброе утро, – сказала она, когда он добрался до ее ребер. Она перекатилась на спину, потягиваясь, и смотрела, как шины скользят по ее футболке к пупку. – Я рада, что ты меня разбудил. Мне нужно вернуться в кампус сегодня.
Казалось, он не слышал ее. Мягко сказал:
– Спроси меня о трех вещах, которые являются правдой.
– Что, прямо сейчас?
– Да.
– Хорошо. – Она подложила руку под щеку. – Три истины. Иди.
– Первая. – Он опустил машину ниже. – Я глубоко, ужасно, тошнотворно… одержим тобой.
– Я уже это знала, – сказала она и вырвала машину из его рук. – Так что это пустая трата правды.
Он выхватил ее обратно, притягивая Лейн к себе. Они покатились вместе, пока она не оказалась на нем, упершись коленями в матрас. Медленно она собрала короткие волосы в хвост. Он смотрел, как она это делает, и у него невольно сжалась челюсть.
– Два, – сказал он. – Я знал, где ты живешь, потому что иногда стоял ночью возле твоего дома.
Она замолчала. Ее волосы выбились из хвоста, обрамляя овал лица.
– Когда?
– Когда мы были детьми. – В горле у него запершило. Он возился с машиной, его руки были беспокойны. – После льда.
«Подожди. Не беги. Я знаю тебя. Я знаю тебя».
– Почему ты прекратил? – Ее зрение затуманилось. Руки стали тяжелыми.
– Потому что, – сказал он, – ты все преследовала и преследовала меня. Выходила на улицу, полусонная, как будто чувствовала, что я там. Сначала это казалось безобидным. Я не знал, что ты можешь пострадать.
Она закрыла глаза и вспомнила яркий свет фар «Бьюика», визг тормозов, разбудивший сонную темноту. Ее колени были в крови, в груди не хватало воздуха. Мальчик, за которым она гналась, исчез, поглощенный темнотой.
– Это был ты. – Она откатилась от него, прижав колени к груди.
– Да. – Он сел, переместившись так, что они оказались лицом к лицу в спутанном гнезде простыней.
– Все это время я думала, что схожу с ума. Я думала, что все это мне приснилось. Но все это время это был ты.
– Так и было. – Потом спросил: – Ты сердишься на меня?
– Уже нет, – сказала она.
– Но сердилась?
Это был простой вопрос, но она обнаружила, что на него нет простого ответа. Она вспомнила, с какой непримиримой грустью она просыпалась после беспробудного сна, укладываясь в свою постель с темной пустотой рядом. То, как она продолжала смотреть в лес, желая увидеть лицо маленького мальчика из тени, который смотрел ей в ответ. Принц тьмы, король теней, маленький, скорбящий мальчик, которому не к кому вернуться домой, кроме нее.
Она вдруг почувствовала себя в высшей степени нелепой из-за того, что не узнала его сразу. Абсурдно, что она не узнала его с того самого первого момента в лифте. Смешно, что она потратила годы на бегство, бегство за ним в темноте только для того, чтобы столкнуться с ним при свете дня.
– Я скучала по тебе, – тихо сказала она, – когда тебя не стало. Разве это не глупо?
– Нет. – Он не стал уточнять, да она и не нуждалась в этом. Они оба провели целую жизнь, тоскуя по чему-то непонятному. А теперь они были здесь, и у нее было еще сто вопросов к нему. Тысяча. Они нахлынули все разом. Она не обращала на них внимания.
– Какова третья правда?
– Я убил своего брата. – Он закрыл глаза.
– Ты не убивал. – Она потянулась к нему и одумалась, пальцы вцепились в футболку. – Колтон, ты не убивал. Он утонул.
– Он утонул. Но это была моя вина. Когда я ушел под лед, он бросился за мной. Он даже не потратил время на то, чтобы снять все свое снаряжение. – Он открыл глаза, и в его взгляде была старая, унылая печаль. – Может быть, если бы я был прямо там, прямо на поверхности, он смог бы ухватиться за меня и вытащить.
– Ты не смог бы помочь, – сказала она. – Никто не выбирает тонуть.
Его улыбка не коснулась его глаз.
– Я умирал. Я чувствовал это. Боль прекратилась. Все погрузилось во тьму. Я больше не мог видеть даже солнца. А потом вода вокруг меня истончилась. Открылась дверь, и я прошел через нее. Я оставил своего брата умирать.
– Пока я не нашла тебя через неделю, – сказала Делейн, вспоминая.
– Для меня это была не неделя. – Он размял костяшки пальцев, словно растирая больное место. – Это было дольше. Это было бесконечно. Я тонул, снова и снова, мои легкие были полны льда. Умирал на повторе, пока время не потеряло всякий смысл. Оно остановилось. На дни. Годы. Вечность. Пока однажды это не прекратилось.
– Что случилось? Что изменилось? – У нее заболела грудь.
Он посмотрел на нее так, словно только сейчас понял, что разговаривал не с собой.
– Это уже четвертая правда, – заметил он.
– Так скажи мне четыре правды.
На этот раз его улыбка была искренней.
– Я увидел тебя, – сказал он. – Ты стояла передо мной с камешком в руке.
– Не пойми меня неправильно, – сказала Адья, как только Делейн наконец-то смогла собраться и прибыть в студенческий центр кампуса, – но ты выглядишь иначе.
– Как это иначе? – Она опустилась на свободный стул рядом с Маккензи, на ходу разматывая шарф.
– Это стрижка. – Маккензи потягивала шоколадное молоко через соломинку и оценивала ее, прищурив один глаз. – Могло быть и хуже, я думаю. По крайней мере, ты не сделала себе челку.
На другом конце стола Адья отложила вилку, раздражаясь.
– Дело не в стрижке. Лейн, когда я видела тебя в последний раз, ты выглядела так, будто готовилась играть роль «голодной викторианской вдовы» на осеннем празднике театрального факультета.
– Вообще-то, это обидно, – нахмурилась Делейн, доставая из сумки черствый круассан.
– Может быть, – сказала Адья. – Но это правда. Раньше ты была вся сжатая, бледная и потная, как будто тебя лихорадило.
– А сейчас? – Делейн отрывала куски круассана, ее аппетит пропал.
– Я не знаю. – Адья провела ногтями по алюминиевой банке своего напитка. – Сейчас ты как будто в высоком разрешении, а остальные застряли в низком.
Медленное движение крыльев начало трепетать в ее венах. Затем раздался