— Отличная идея, — подхватываю я.
Там, где меня не будет на линии огня. Например, на Луне.
Пока Мэдс и Ричард идут к автобусу, я в рекордное время собираю товар, предоставив гостьям развлекаться. Сказать, что я сконфужена, — значит, изрядно преуменьшить. Ричард Ломэкс тайком подрабатывает маляром? Трудно сказать, что я это предвидела.
Но слава Богу, он не стриптизер. После такого зрелища мне наверняка понадобился бы психиатр.
Женщины танцуют, в воздухе не умолкают восторженные взвизги, я тащу в микроавтобус последнюю коробку. Ждать больше смысла нет. Сейчас выбью окно и начну грузить барахло. У Ломэксов было двадцать минут на то, чтобы убить друг друга или договориться.
По крайней мере брызг крови на стеклах я не вижу.
— Кэти! — кричит Мэдс, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. — Прости, что не помогла прибраться, но…
Голос у нее обрывается, и она бросает взгляд на мужа, в запачканной краской одежде.
— Нам нужно было кое-что прояснить.
— Вижу, — бодро отвечаю я, запрыгивая внутрь и притворяясь идиоткой. — Что тут у вас? Или лучше не спрашивать?
— Ох, Кэти! — выпаливает Мэдс, расплываясь в улыбке до ушей. — Все просто прекрасно. Ричард обнаружил мои карибские буклеты и тоже решил заработать денег, чтобы устроить романтический отпуск. Нам пришла одна и та же идея! Это ли не доказательство, как мы любим друг друга?
— Я понял, что Мэдди несчастлива, — вступает Ричард, — но не знал, что делать. Потом увидел объявление «Требуется маляр» и решил, что смогу подработать, отвезти Мэдди на Санта-Лючию и извиниться за собственное равнодушие. Я подрабатывал всего несколько месяцев, но скопил достаточно. Хотел сделать сюрприз…
— Ты вовсе не равнодушен! — восклицает Мэдс, хватая мужа за руку и прижимая ее к своей груди. — Дурачина этакий! Я-то думала, ты завел любовницу и хочешь меня бросить. Мечтала поехать на Карибы, чтобы вернуть тебе интерес к браку…
— Но я и не терял интереса! — возражает Ричард. — Я очень тебя люблю! Просто мне показалось, что я недостаточно для тебя хорош, и чем дольше я молчал, тем хуже становилось. Ты казалась такой несчастной, и вокруг было столько секретов, что теперь я даже не знаю, с чего начать.
— Например, деньги на гардеробе, — напоминаю я. — И загадочная записка от Изабеллы.
— Ты искала на гардеробе? — Рич стонет. — В моем доме нет безопасных мест! И в записке нет ничего загадочного, просто у тебя богатое воображение. Я получил ее после того, как впервые поработал маляром. Изабелле шестьдесят лет, и я красил ей спальню ко дню рождения. Она дала мне пятьдесят фунтов на чай и порекомендовала друзьям. Чудесная женщина.
Мэдс целует его в нос.
— Так здорово, что никакой любовницы нет. Не знаю, с чего ты взял, что недостаточно для меня хорош. У тебя потрясающее тело.
— Видимо, физический труд пошел мне на пользу, — объясняет Ричард, сажая жену на колени. — Должен признать, я действительно доволен собой. Но пора наконец остановиться. Когда я увидел вас сегодня, то испытал настоящий шок. Представляете, если бы на вашем месте оказался епископ? — Он живо представляет эту сцену и бледнеет. — Да меня бы, наверное, отлучили от Церкви, если бы узнали, что я подрабатываю маляром, а моя жена продает эротические игрушки. Конечно, деньги — вещь хорошая, но для жены священника это слишком рискованно.
— Согласна, — быстро отвечаю я. — И прошу заметить, я всего лишь помогала.
— Я, честно говоря, не в том положении, чтобы сердиться, — горестно говорит Ричард, — поскольку сам не отличался искренностью. Но пора поставить точку, пока у нас не начались неприятности или пока кто-нибудь из твоих приятелей-папарацци не напечатал «разоблачения».
— Они мне не приятели! — возражаю я. — Я не виновата, что все с ума сходят по Гэбриелу.
Ричард поднимает бровь, и я готовлюсь к очередной нотации, но он просто вздыхает.
— Право, Кэти, на сей раз я не могу тебя винить. Но, — добавляет он, обращаясь к жене, — нам нужно поговорить, Мэдди. Хватит гадать о чувствах друг друга.
Судя по тому, как Мэдди смотрит на мужа, я могу сделать вывод, что меньше всего ей сейчас охота разговаривать. У нее полный салон эротических игрушек, а в объятиях — загорелый Ричард, и, по-моему, пора мне ретироваться. Супруги бросают друг на друга такие взгляды, что автобус вот-вот воспламенится.
В последнее время в жизни было достаточно неловких моментов, чтобы я научилась понимать, когда мое присутствие нежелательно.
— Я заберу машину, — говорю я, хватая ключи и вываливаясь из салона. — А вы, ребята, э… догоняйте.
Но Мэдс и Ричард слишком заняты поцелуями и не отвечают. Вряд ли сейчас я чего-то от них добьюсь. Чувствуя себя старой девой, выхожу из автобуса и шагаю к машине.
По пути в Трегоуэн я размышляю над событиями вечера. Разве не стала бы жизнь намного проще, если бы Мэдс сразу открыла Ричарду свои чувства? Тогда он, в свою очередь, признался бы, что несчастен, — и вуаля!.. Ни ссор, ни слез, ни необходимости подрабатывать. Теперь они спокойно могут лететь на Карибы, и все будут довольны, особенно я, поскольку больше не придется бояться, что Ричард раскроет секреты жены.
Припарковавшись и направляясь по дорожке к дому, я невольно задумываюсь о том, что моя жизнь тоже стала бы намного проще, будь я честнее в своих отношениях. Если бы я хорошенько задумалась над тем, что представлял мой роман с Джеймсом, то, возможно, не пришлось бы несколько лет впустую тратить эмоции. Если бы у меня хватило смелости признаться Олли в своих чувствах, то… кто знает? Уж точно не надо было бы притворяться подружкой Гэбриела Уинтерса и лгать всему свету.
Мне очень неприятно.
Честно говоря, день ото дня становится все хуже.
Нужно что-то делать.
Войдя в дом, я наливаю большой стакан вина и выхожу с ним в сад — точнее, на травянистый пятачок, который называется садом. Мэдди трудно назвать любительницей природы. Земля поросла вьюнком и ежевикой, единственные цветы здесь — шиповник и пышные настурции, которые ползут по каменной стене. Сидя на крыльце, я вдыхаю соленый воздух, в котором чувствуется острый аромат дымка, и смотрю на отражения огней в воде. Из «Русалки» появляется парочка. Держась за руки, молодые люди ненадолго останавливаются, глядя на гавань. Видимо, слова не нужны.
Я вспоминаю о Мэдди и Ричарде, которые сейчас целуются, сидя в микроавтобусе, и о Гэбриеле и Фрэнки, которые развлекаются в «Приюте контрабандиста», и чувствую себя страшно одинокой.
Допиваю вино и лезу в карман за мобильником. К черту. Позвоню Олли. В конце концов, что терять?