21 июля 1953 года Штеменко обратился с письмом к Хрущеву, в котором уверял последнего в том, что он «…абсолютно не причастен к антипартийным и антигосударственным действиям подлейшего преступника Берия». В этом письме Штеменко пишет:
«Я вместе со всеми честными людьми нашей Родины с чувством возмущения и негодования проклинаю этого презренного врага народа и вместе со всеми членами нашей партии целиком и полностью одобряю решение ЦК КПСС и Президиума Верховного Совета СССР по делу Берия. Я присоединяю свой голос к многомиллионному голосу нашего народа, выражающего горячую благодарность Президиуму ЦК КПСС, своевременно и решительно разоблачившему и обезвредившему подлого провокатора, предателя и авантюриста Берия».
Далее Штеменко убеждает Хрущева в том, что с «этим самым Берия, будь трижды проклято его имя», у него, Штеменко, и контактов-то почти никаких не было: во время первой поездки он подчинялся генералу Бодину,[170] от которого получал указания и которому докладывал обстановку, а вторая поездка длилась всего 10 дней, тогда Берия в основном занимался оказанием помощи фронту в вопросах снабжения. Активных боевых действий на фронте в тот момент не было, обе стороны сидели в обороне, и он, Штеменко, был как бы не у дел.
В конце письма Сергей Матвеевич пишет: «С Берия я вместе не работал, как другие, ему непосредственно подчинен не был, и каких-либо фактов, разоблачающих его, не имел».[171]
А вот к открытию суда факты, выходит, нашлись.
Ничего хорошего о Берия Штеменко в суде, естественно, не говорил, и его показания также легли в основу обвинения Берия в предательстве и измене родине.
Для Штеменко в суд привезли раскрашенные разными цветами по всем правилам общевойсковой тактики схемы, карты, таблицы, которые были составлены в Генштабе еще на следствии как приложение к заключению специалистов по оперативному управлению войсками. Все это было развешано на специальных штативах в кабинете члена военного совета МВО, оборудованного под судебный зал, накануне допроса Штеменко.
В начищенных сапогах, под ремнями, моложавый, подтянутый Штеменко, со своими знаменитыми «буденновскими» усами, «вооружившись» длинной указкой, начал «исправляться» и четко, «по-генштабовски» докладывать оперативную обстановку в битве за Кавказ в 1942 году (суд идет, напомню, в 1953 г.). Начал, как и предусмотрено всеми правилами военного дела и оперативного искусства, с положения сторон, потом перешел к характеру боевых действий, задачам войск, решениям — короче, как на заслушивании у министра обороны. Здесь Сергей Матвеевич, конечно, был профессор, даже, наверное, академик.
Члены суда со строгими лицами внимательно слушали докладчика и его сложную оперативную терминологию, но, кроме Конева и Москаленко, абсолютно ничего не понимали. Виду, конечно, не показывали, недовольно покачивая головами.
Вот как записаны показания Штеменко в протоколе судебного заседания:
«В это время на Кавказе было много войск НКВД, но в бою участвовало очень мало.
Берия заменил не опорочившего себя генерала Сергацкова, командовавшего 46 армией, генералом Леселидзе. Эта замена в напряженный период обороны также не способствовала усилению обороны. Следует еще отметить, что Берия, которому было поручено осмотреть укрепления, отнесся к этому поверхностно, превратив это лишь в показательное мероприятие. Машины, на которых ехал Берия и сопровождавшие его лица, быстро проехали вдоль рубежей, и естественно, при таком беглом осмотре установить характер укреплений было нельзя. К тому же осмотр производился без участия ответственных военных работников из штаба Закавказского фронта».
Вот все, что есть на Берия в этом эпизоде.
Даже если допустить, что Берия поступил неправильно, заменив в ходе напряженных боев на посту командующего 46-й армией, которой поручалась оборона перевалов Главного Кавказского хребта (от Мамисонского до Белореченского), генерала Сергацкова генералом Леселидзе, полагая, наверное, что последний как грузин лучше знает местные горные условия, да и боевой опыт имеет побольше — воевать начал в июне 1941 года, а укрепления можно было осматривать более основательно с привлечением специалистов инженерной службы, — все это ну никак «не тянет» на «государственную измену, попытку дезорганизовать оборону и намерение открыть немцам дорогу на Кавказ».
Не случайно Берия в своем последнем слове счел необходимым особенно отметить: «Не считаю себя виновным в попытке дезорганизовать оборону Кавказа в период Великой Отечественной войны».
Конечно, нужно признать, что ошибки в разработке и проведении войсковых операций на Кавказе все же были. Но что касается боев в горах, где столкнулись мнения Сергацкова и Берия, надо сказать, что прав оказался последний. Берия не придавал боевым действиям на Эльбрусе большого значения, полагая, что нужно главным образом работать на приморском направлении.
Интересно, что Гитлер, узнав о летних успехах в горах своих альпийских стрелков из дивизии «Эдельвейс», закончившихся чисто спортивной акцией покорителей вершин — установкой двух штандартов на западной вершине Эльбруса (19 февраля 1943 г. в тяжелейших условиях зимы их оттуда сбросили наши военные-альпинисты, руководимые заслуженным мастером спорта Анатолием Багровым, установив свои флаги), был страшно разгневан, назвал все это ненужным трюкачеством и снял с должности командующего группой фельдмаршала Листа.
И еще один интересный факт. Несмотря на твердую позицию генерала Штеменко в суде, его дальнейшая служебная карьера сложилась тяжело. Сначала его понизили в звании, как уже говорилось, с генерала армии до генерал-лейтенанта, сняли с должности первого заместителя начальника Генерального штаба и назначили начальником штаба округа. «Сослали» на три года в Новосибирск. И это еще не все.
Хрущев продолжал называть Штеменко не иначе как «приспешник Берии», имея в виду их хорошие, почти дружеские отношения, когда Берия был еще в фаворе. Но потом сменил гнев на милость и назначил Штеменко начальником ГРУ.
А в 1957 году он, Хрущев, вновь «сделал» вроде бы прошенного Штеменко теперь уже из начальника ГРУ опять первым заместителем командующего войсками округа. А из генерал-полковника «произвел» его опять в генерал-лейтенанты. За что его так понизили в этот раз — неизвестно. Хотя просматривается «дело» Г. К. Жукова.
А вот А. Гречко от этого дела не пострадал, хотя тоже был с Берия в хороших отношениях. В 1942 году командовал на Кавказе войсками 18-й и 56-й армий, потом написал книгу, которая так и называется «Битва за Кавказ». В 1953 году был генералом армии и главнокомандующим группой войск в Германии. В связи с обвинением Берия в плохой организации обороны Кавказа чувствовал себя, конечно, неуютно. Однако обошлось. Претензий к нему не было, об обороне Кавказа после суда над Берия никто ничего плохого не говорил и в 1967 году Андрей Антонович — уже Маршал Советского Союза — стал министром обороны СССР.
А боевые успехи в битве за Кавказ Р.Я. Малиновского, И.В. Тюленева, С.М. Буденного, Ф.С. Октябрьского, И.С. Исакова, С. Г. Горшкова, К.А. Вершинина по-прежнему остаются образцами военного искусства.
Об участии еще одного «полководца», полковника Л.И. Брежнева, в этой битве умолчим. Лучше вспомнить «его» книгу «Малая земля», размноженную в начале 80-х годов миллионными тиражами.
Кстати, напомню, что из числа военачальников, выдвинувшихся в ходе битвы за Кавказ, Р.Я. Малиновский и А.А. Гречко позже стали министрами обороны СССР, С. Г. Горшков — главкомом ВМФ, К.А. Вершинин — главкомом ВВС, И.С. Исаков — начальником Главного штаба ВМФ.
После войны Малиновский и Гречко получили звезды Героев Советского Союза: Малиновский в 1958 году — это была уже его вторая звезда (первую он получил на фронте), а Гречко стал Героем тоже два раза — в 1958 и 1973 годах.
Каких-либо нареканий за «плохую» оборону Кавказа в 1942 году не было.
А вот Берия — их, так сказать, начальник в этой битве — признан судом за эту же работу преступником…
Все-таки правильно сказал поэт: «Умом Россию не понять».
Берия — изменник родине… с участием болгарского посла
Из приговора:
«Установлено, что в период Великой Отечественной войны подсудимый Берия также совершил ряд тяжких изменнических преступлений.
Так, в 1941 году Берия предпринял втайне от Советского правительства попытку установить связь с Гитлером. С этой целью Берия через болгарского посла Стаменова пытался начать переговоры с Гитлером и предлагал уступить гитлеровской Германии Украину, Белоруссию, Прибалтику, Карельский перешеек, Бессарабию, Буковину. Ценою этих территориальных уступок и порабощения советских людей, Берия добивался предательского соглашения с Гитлером».