— А у вас еще есть традиции, которые я должен знать? — улыбаясь, поинтересовался Чарльз, — лучше предупредите меня, вдруг мне придется бороться с медведем, доказывая, что я вас достоин.
— У нас нет такой традиции, хотя я с удовольствием посмотрела бы на это зрелище, — засмеялась Долли и объяснила, — наши традиции касались меня: горничные сегодня плакали, расплетая мне косу.
— Почему плакали? — изумился герцог, — я же не собираюсь вас мучить.
— Плакали — значит, пели жалостливые песни, у нас так положено — ведь в родной семье девушку балуют, а в семье жениха к ней относятся строго.
— Я обещаю, что никогда не буду относиться к вам строго, а всегда буду баловать, — пообещал Чарльз, — пусть ваши горничные заплетут обратно вашу косу под веселые песни.
— Так не бывает, — смеясь, сказала Долли и покачала головой, множество радужных отблесков от драгоценной диадемы рассыпалось по ее белоснежному платью, розовым букетам и сиденьям коляски.
Герцог взял нежную ручку жены и прижал к губам, целуя гладкий ободок на ее безымянном пальце.
— Благодарю за оказанную мне честь, герцогиня, я приложу все силы, чтобы быть вам хорошим мужем. Пожалуйста, чтобы мы могли стать друзьями, пообещайте, что будете говорить мне прямо о том, что вас беспокоит, тревожит, что вам не нравится в моем поведении.
— Хорошо, я обещаю, — согласилась Долли. Она опять улыбнулась герцогу и оглянулась на ворота дома Черкасских, которые слуги открывали перед свадебным кортежем, — но и вы обещайте мне то же самое. Кстати, я подумала и решила принять ваше предложение вместе разводить лошадей. И у меня тоже есть конь, о котором стоит поговорить. Благодаря вам я получила его сегодня в подарок от Кати и Алекса.
— Благодаря мне?
— Да, ведь вы оплатили диадему, лишив их подарка, вот они сегодня и подарили мне Крылатого, победителя королевских скачек этого года, так что я вношу свой вклад в наше общее дело этим замечательным конем.
— У меня нет слов, — удивился герцог, — я даже не представлял, что в этой церкви приобрел партнера по коневодству с таким ценным производителем. Только пока никому об этом не говорите — все считают, что нас сейчас должна занимать только первая брачная ночь.
По тому, как погасла улыбка на лице жены, герцог понял, что его мечтам не суждено сбыться, по крайней мере, в ближайшее время.
— Все мои обещания остаются в силе, — нежно шепнул он, помогая Долли выйти из коляски, — не нужно ничего бояться, ведь мы — партнеры.
Девушка просияла, и очаровательная улыбка стала ему той наградой, которая помогла пережить разочарование.
Торжественный обед, поданный в сердце Англии, перенес гостей в Россию. Кухарка княгини Марта, впервые кормившая российского государя, превзошла самое себя. Катя и Дарья Христофоровна решили, что перемен блюд будет семь — счастливое число для свадьбы, а в каждой перемене будет по три-четыре блюда.
Чопорные английские слуги в парадных ливреях разносили русскую солянку и стерляжью уху, студень, заливное из судака, жареных гусей с яблоками и утку с гречневой кашей, тельное из осетра, блины с икрой, множество пирожков и кулебяк, соленые рыжики и грузди, яблоки и груши в меду. И только в одном хозяйка пошла на уступки английской традиции. В конце вечера подали многоярусный торт, богато украшенный взбитыми сливками и засахаренными фруктами.
— Браво хозяйке, — поблагодарил император Александр, — русская кухня — прекрасна и полезна, и жаль, что в Европе ее совсем не знают, и куда бы мы ни приехали, везде нас кормят только французы.
Подарив невесте прекрасный фермуар из жемчуга с бриллиантами, Александр Павлович убыл, а за ним потянулась его свита и остальные гости. Когда в доме остались только члены семьи, герцог взял Долли за руку.
— По законам вашей страны мы — уже супруги, но по законам моей страны — мы станем ими завтра. Может быть, вы проводите меня, чтобы завтра встретиться со мной у алтаря в церкви Святого Георга?
— Хорошо, — согласилась Долли, взяла герцога под руку и, когда он попрощался с ее родными, направилась вместе с ним к выходу.
В вестибюле он остановился и внимательно вгляделся в прекрасное лицо.
— Можно мне один поцелуй?
— Я не знаю, — забеспокоилась девушка, — я теряюсь, когда вы меня целуете.
— Рискните, Лисичка, и, возможно, я буду таскать вам каштаны из огня.
— Хорошо, — неуверенно согласилась она и, закрыв глаза, потянулась к нему.
Чарльз нежно обнял тонкие плечи и прижал девушку к себе. Как только высокая грудь Долли коснулась его тела, герцогу показалось, что в его макушку ударила молния. Горячая волна страсти подхватила его, и с мучительным стоном он прижался к нежному рту девушки, раскрывая губы, захватывая их в плен, лаская легкими касаниями языка. Сначала Долли стояла, замерев, но огонь, бушевавший в жилах ее мужа, разжег и ее кровь. Горячий жар поднимался в ней, будя доселе неизвестные чувства, заставляя льнуть, прижимаясь, к телу мужчины. Губы Долли сами раскрылись под натиском твердых, горячих губ герцога, а ее тело, казалось, плавилось под этими властными руками, ласкающими ее затылок, спину, плечи. Когда одна рука Чарльза накрыла ее грудь, Долли вскрикнула, тревога пробилась сквозь сладкий туман, и она уперлась руками в грудь мужа.
— Не нужно, — взмолилась она, — вы обещали.
— Простите, — срывающимся голосом ответил герцог, — не бойтесь, я никогда не перейду ту границу, которую вы определите.
Чарльз поцеловал жене руку и, простившись, пошел через сад в свой дом. Теперь он знал, что природа наградила его жену страстным темпераментом, но она либо не понимает этого, либо так напугана, что сама себя боится.
В церкви Святого Георга, так же, как и накануне, яблоку было негде упасть: весь высший свет Лондона во главе с принцем-регентом восседал на скамьях, ожидая начала церемонии. Герцог Гленорг вместе со своими тремя шаферами стоял около алтаря. Он уже сообщил архиепископу, что при венчании будет два кольца, он не только наденет кольцо на палец невесты, но хочет, чтобы и она надела кольцо на его руку. И вот теперь всё было готово, но его своевольная невеста опять опаздывала, заставляя себя ждать.
— Господи, отдай мне ее навсегда, — Чарльз шепотом повторил ставшую уже привычной со вчерашнего дня молитву. Сегодняшняя ночь так и осталась для него бессонной, молодой человек не смог заснуть, всё время возвращаясь мыслями к своей странной свадьбе. По крайней мере, он был твердо уверен, что сегодня, давая клятвы перед архиепископом, он будет говорить совершенно искренне, но не знал, сможет ли когда-нибудь поверить в искренность его чувств молодая жена.