Читать интересную книгу Тай-Пэн - Джеймс Клавелл

– Простите… мне… я ждал этого всю свою жизнь, мистер Струан. Благодарю вас. Благодарю вас, – произнес Гордон едва слышно.

– Большинство людей зовут меня Тай-Пэном, парень. Давай забудем «мистера Струана».

– Да, Тай-Пэн. – Гордон поклонился и зашагал прочь.

Струан направился вслед за Кулумом, но вдруг увидел, как к берегу подошел катер Лонгстаффа. В катере, кроме капитан-суперинтенданта, находились адмирал и группа морских офицеров. А также Горацио.

Хорошо, подумал Струан. Теперь Брок. Он помахал рукой Роббу и показал на Брока. Робб кивнул, оставил Сару и догнал Кулума. Вместе они присоединились к Струану.

– Бумаги у тебя с собой, Робб?

– Да.

– Тогда пошли. Пора нам заполучить наши векселя обратно. – Струан бросил взгляд на Кулума: – Нервничать нет причин, парень.

– Да, отец.

Некоторое время они шли молча, потом Струан заговорил, обращаясь к сыну:

– Я рад, что ты не отказался от знакомства с Гордоном. Спасибо.

– Я… хотел увидеть его сегодня. Вместе с тобой. Знаешь… на людях.

– Зачем?

– Разве это не дает тебе лицо, которое всегда для тебя так важно?

– Кто рассказал тебе о Гордоне?

– До меня дошли слухи, когда я вернулся из Кантона. Люди всегда с готовностью распространяют дурные вести. – Он вспомнил довольные, ехидные усмешки большинства торговцев и их жен, с которыми он встречался. «Так обидно, парень, что ты приехал в столь несчастливое время. Жаль, право, что вашему торговому дому конец. Без „Благородного Дома“ здесь будет уже не то», говорили все они, каждый на свой лад. Но Кулум видел, что эти люди ликовали в душе, упиваясь их унижением. О Гордоне он узнал от тети Сары. Она первая по-настоящему открыла глаза его наивности. Они тогда шли вместе по Куинз Роуд, и по дороге на глаза им попались евразийцы – Кулум видел их в первый раз – мальчик и девочка. Он спросил у нее, какой они национальности и из какой страны приехали.

– А, эти, – ответила тетя Сара. – Это полукровки: наполовину англичане, наполовину язычники. Многие из торговцев имеют здесь незаконных детей от своих языческих любовниц. Все это, конечно, держится в секрете, но об этом тут знает каждый. У твоего дяди Робба тоже есть одна.

– Что?

– Я спровадила ее подальше вместе с ее отродьем еще много лет назад. Полагаю, все было бы не так скверно, если бы эта женщина была христианкой и красавицей. Это я еще могла бы понять. Но такое – нет.

– А у… у отца есть… другие дети?

– Насчет детей не знаю, Кулум. У него есть сын, который работает на его компрадора Чен Шеня. Его зовут Гордон Чен. У твоего отца, должно быть, странное чувство юмора, раз он решил дать ему клановое христианское имя. Я слышала, впрочем, что мальчика крестили, и он христианин. Полагаю, это уже кое-что. Может быть, мне и не следовало говорить тебе всего этого, Кулум. Но кто-то должен это сделать, и, наверное, лучше узнать правду от близкого человека, чем услышать ее в перешептываниях за своей спиной. О, да. В Азии у тебя есть, по крайней мере, один сводный брат.

В ту ночь он не мог уснуть. На следующий день он в отчаянии отправился на берег. Несколько морских офицеров, Глессинг среди них, играли в крикет, и Кулума попросили дополнить команду. Когда наступила его очередь стоять у калитки, он перенес всю свою злость на мяч, вкладывая в удары максимум силы, словно хотел убить его и вместе с ним свой стыд. Он играл великолепно, но игра не доставила ему удовольствия. Позже Глессинг отвел его в сторону и спросил, в чем дело. Кулум выпалил все, как есть, дрожа от возмущения.

– Я не одобряю твоего отца, как тебе, без сомнения, известно, – сказал ему тогда Глессинг. – Но это не имеет никакого отношения к его личной жизни. У меня и у самого та же проблема, что и у тебя. По крайней мере, мне известно, что у моего отца есть любовница в Майда Вэйл. А также два сына и дочь. Он никогда не говорил мне о них, хотя, полагаю, он знает, что я знаю. Все это чертовски осложняет жизнь, но что может поделать мужчина? Вероятно, дожив до его лет, я поступлю так же, как он. Что ж, подождем, там видно будет. Конечно, я согласен, дьявольски это неловко – знать, что у тебя есть брат-полукровка.

– Ты с ним знаком?

– Я его видел. Никогда с ним не разговаривал, хотя, если верить слухам, он славный малый. Послушайся моего совета – не принимай слишком близко к сердцу то, что делает твой отец в своей личной жизни. Он твой единственный отец, другого не будет.

– Ты его не любишь и при этом принимаешь его сторону. Почему?

Глессинг пожал плечами.

– Может быть, потому, что я усвоил одну истину: грехи отцов – это их проблемы, а не их сыновей. Или потому, что мне никогда не стать таким мореходом, как Тай-Пэн, и он управляет лучшим флотом самых красивых кораблей на свете и обращается со своими матросами как должно: хорошие пища, жалованье, жилье. В то время как нас вынуждают обходиться теми крохами, что выделяет нам этот проклятый парламент: денег, черт побери, ни фартинга, а вместо команды висельники да насильно завербованные остолопы. Может быть, еще из-за Глессинг Пойнта – или потому что он Тай-Пэн. Может быть, потому, что им восхищаются Синклеры. Не знаю. Я открыто заявляю тебе, что если я когда-нибудь получу приказ преследовать его, я пойду на все, что только будет в рамках закона. Но даже так, я от всей души надеюсь, что он сумеет снова перехитрить этого проклятою грубияна Брока. Я бы не перенес, если бы Тай-Пэном стала эта свинья.

С того дня Кулум часто виделся с Глессингом. Их отношения переросли в тесную дружбу…

– Сегодня, – продолжал Кулум, обращаясь к Струану и чувствуя себя крайне неуютно, – ну, когда я увидел тебя вместе с Гордоном Ченом, я спросил о нем у Джорджа Глессинга. Он был достаточно честен, чтобы рассказать мне все, как есть.

Струан остановился.

– Ты хочешь сказать, что с моей стороны было нечестно скрыть это от тебя?

– Нет. Тебе не нужно оправдываться в своих поступках. Передо мной. Отец не должен ни в чем оправдываться перед сыном, не так ли?

– Гордон – хороший парень, – встревоженно вставил Робб.

– Почему тебе захотелось узнать, сколько ему лет? – спросил Струан.

– Мы ведь с ним одного возраста, не правда ли?

– И что из того?

– Это не имеет значения, отец.

– Имеет. Для тебя. Так почему?

– Я бы предпочел…

– Почему?

– Наверное, это вопрос этики. Раз мы одного возраста, получается, что мать Гордона носила своего сына… в одно время с моей.

– Да. Ты верно описал ситуацию.

– Такое слово, как «прелюбодеяние», описало бы ее не менее верно, разве нет?

– Одна из истин в жизни мужчины заключается в том что прелюбодеяние так же неизбежно, как смерть или восход солнца.

– Вовсе нет, если следовать заповедям Божьим, – возразил Кулум, пряча глаза от отца. – Пора открывать аукцион – Лонгстафф уже прибыл, – сказал он.

– Ты поэтому так нервничаешь? Встретился с Гордоном и напоминаешь мне о Заповедях?

– Для разговора с Броком я тебе не нужен, отец, ведь правда? Думаю, мне… если ты не будешь возражать, я лучше проверю еще раз, все ли готово.

– Поступай, как знаешь, парень. Я считаю, что сейчас ты должен быть с нами. Это редкий случай. Но поступай, как знаешь. – Струан зашагал дальше по дороге. Кулум поколебался одно мгновение, потом догнал его.

Куинз Роуд шла вдоль берега, она вела из долины прямо на запад. Примерно через милю она проходила мимо палаток морских пехотинцев, охранявших постоянно растущее количество складов королевского флота. За ними на целую милю до самого Глессинг Пойнта тянулись ряды палаток британских солдат. Здесь, у мыса, дорога заканчивалась.

А над Глессинг Пойнтом раскинулся Тай Пинь Шан, связанный с берегом нескончаемой вереницей китайцев, согнувшихся под тяжестью своих пожитков. Эта вереница все время двигалась и постоянно пополнялась за счет без конца прибывающих джонок и сампанов.

– Добрый день, ваше превосходительство, – сказал Струан, приподнимая шляпу, когда они поравнялись с Лонгстаффом и его свитой.

– А, добрый день, Дирк. Привет, Робб – Лонгстафф не стал задерживаться рядом с ними. – Разве вы не готовы начинать, Кулум? – спросил он на ходу.

– Буквально через минуту, ваше превосходительство.

– Что ж, поторопитесь. Меня ждут дела на корабле, ну. – Затем он добавил, обращаясь к Струану с оскорбительным опозданием, словно вдруг вспомнил о чем-то: – Рад, что вы вернулись, Дирк. – Он продолжил свой путь, здороваясь с остальными.

– Тон его превосходительства переменится минуты эдак через три, – заметил Струан.

– Глупый, презренный, насквозь прогнивший дурак. – Голос Кулума, задетого за живое, звучал тихо. – Благодарение Богу, сегодня последний день, когда я служу у него.

– Будь я на твоем месте, я бы воспользовался должностью заместителя секретаря колонии себе на пользу, – покачал головой Струан.

– Каким образом?

– Мы вернули себе всю нашу власть. Но по-прежнему именно его рука придает бумаге силу закона. А его рукой все так же нужно управлять, нет?