— Вера — не лучший помощник разуму, — наставительно пробурчал Эркон.
— Неужели ничего нет о первой эпохе? Там же были эльфы, должны были остаться их письмена!
— Эльфы-то были… А еще в конце второй эпохи была такая война, по сравнению с которой все остальные — бледная тень. Тогда магия была другой, не чета нынешней, и сард'эны поворачивали не на два-три эрна… Нет достоверных сведений, но тогда мир едва уцелел… Вроде бы сам Творец вмешался, покинув свой Хэйран, чтобы спасти Рейнар. Погибло все… Почти все эльфы пали, города лежали в руинах, знания терялись, книги… Книги исчезли, лишь малая толика осталась, редчайшие они ныне вещи. Тогда Творец, по преданию, и гномов создал, чтобы города помочь восстановить, а гномы-то себе на уме оказались: ушли в горы и там жили. Видно, и у Творца промахи бывают.
Ну да я совсем отвлекся. Можно кое-что найти по первой и второй эпохам. Но где, я не знаю. У меня кроме вот этой непонятно чьей книги нет ничего, в Академии и подавно нет, да и нигде в Империи, видимо, не сыщешь ты книги на эльфийском, касаемо этих эпох. Впрочем, я историей не больно-то интересовался, так что нужен тебе более сведущий, нежели я, а магия тут бессильна, нет у нас пока доступа ко времени, великая загадка оно для нас. Да… — старик задумчиво покачал головой, углубившись в собственные переживания.
— Но ведь есть "книга мировая", эльфами в конце четвертой эпохи написанная, там все есть, от первой эпохи и до конца четвертой…
— Ты ее читал?
— Конечно!
— Сколько там страниц про первую эпоху?
— Ну… С десяток…
— А про вторую?
Аркин поджал губы:
— Чуть более двадцати…
— То-то же… И правды в них, верно, с листок, не более.
— Неужели и эльфы не знают всего?
— Ну, всего-то, видно, никто не знает, а эльфы знают многое, да уж скрытны они не в меру. Думаешь, эта книга просто так к людям попала? — старик хитро прищурился. — А если ее специально написали именно для нас? Да, несоответствий в четвертой эпохе там нет, а вот в третьей есть вещи, которые не совпадают с другими источниками. Так что не все там чисто, я бы таким книгам не верил, уж больно их много в империи есть, неспроста это…
— Что же делать? — несколько растерянно спросил Аркин.
— Трудное дело у тебя, и не знаю даже, чем тебе помочь, какой совет дать. Одно скажу, в империи нет такого человека, кто помог бы тебе, ни в Академии, ни на окраинах…
— А вне?
— Есть, видно, но где… не ведаю, ученик, того не ведаю…
— Что же мне делать? — растерянность сменилась легким страхом перед неопределенностью жизни.
Эркон поцокал языком, теребя бороду, и сказал наконец:
— Я давно подозревал, что сокрыт от меня твой путь, а коли путь ученика сокрыт от учителя, не имеет он права на обучение, не имеет права влиять на судьбу… Я и так допустил ошибку немалую, когда отослал тебя на встречу ар-Стальку, а ведь уже тогда не имел права на это… Нить Судьбы твоя невидима мне, а от того страшусь я ошибок впредь совершать. С сего дня не ученик ты мне более, твоя судьба лежит с моей в разных измерениях, нет у нас точек общих.
Сам ищи свой путь, Аркин Ларн, ибо не ведаю я, что посоветовать тебе. Чувствую вину немалую за то, что пренебрег порывом первым, отказать ведь хотел сразу тебе, а после решил попробовать, усомнился я в верности запрета того на ученичество… Зря сомневался, — старик тяжело вздохнул.
— Но…
— Без возражений, Аркин, — стальная воля мелькнула на миг в усталом старческом взоре. — Твой путь не ведом мне. Твоя судьба — потемки для меня. Сам решай, сам действуй, сам думай — ты, все-таки, лучший выпускник Академии… А теперь прощай, прощай, Аркин Ларн и… удачи тебе! — Эркон дар Строрк положил свою сухую руку на плечо молодому магу, сжал пальцы, потом повернулся и ушел.
Аркин постоял минут пять в тяжелом раздумье, со вздохом осмотрел библиотеку, провел рукой по корешкам древних книг на ближайшей полке, потом решительно выдохнул воздух и уверенной походкой целеустремленного человека вышел из дома своего уже бывшего учителя, который так ничему и не научил его. Хотя… Нет, все же кое-что осталось после него — Аркин поверил в себя. Своей судьбе он не верил, а вот в себя… Да, вера — плохая замена разуму, но вот если она станет лишь спутником, не пытаясь противопоставлять ему себя, перед таким человеком не устоят многие преграды.
Аркин вернулся домой и принялся листать Безымянную книгу. Он методично вчитывался в заклятья, которые пока не мог сотворить. Он упорно просматривал их, надеясь найти хоть какой-то ключик к разгадке и на сороковой странице обнаружил-таки заклинание, которое было ему под силу. Аркин обрадовался, но никаких комментариев не было, никаких объяснений, даже названия не было у этого заклятья, и он не мог представить, какое оно вызывает действие. Он осторожно отложил ликование в сторону и внимательно просмотрел всю книгу до конца — все остальные заклятья были выше пределов его сил.
Разум отказывался как-либо толковать это заклинание, тогда за дело взялась вера. Аркин верил, что ничего плохого не случиться, а потому глубоко вздохнул и совершил именно те действия, которые описывались в этом единственном коротком заклятье:
"Непосвященный в сущность, для тебя это. Лежит сард'эн равенства сил в центре квадрата из эерхонов стихийных, сдвинь его не два эрна в слабость. Лежит сард'эн вящей тревоги между эерхонами тьмы и мгновения, сдвинь его на эрн в силу. Обозначь себя линиями Силы, перекрести четыре стихии, не дыши и останови свое сердце и кровь в жилах.."
В тот же миг Аркин исчез вместе с лежащей на столе книгой.
***
Лес, мрачный и ненавистный, угрюмо преследовал Хранителя. Он окружал его со всех сторон и вовсе не собирался расступаться, услужливо предлагая выход, он вовсе не собирался редеть или хотя бы светлеть. Напротив, все больше елей, все больше сумрака, и даже запах гнили и влаги усилился.
Хранитель не то, чтобы не любил, он люто ненавидел лес. После хрустального горного воздуха лесной казался омерзительной кашей из отбросов, отвратной, густой и непереносимой. После необъятного простора гор лесная сдавленность, узость казалось ужасной.
Он физически ощущал недоверие леса, недоверие каждого убогого кустика, каждой жалкой веточки. Ели, словно вечные охранники, угрожающе шевелили разлапистыми ветвями, гудели языком ветра, бормоча проклятья. Лес не доверял Хранителю, он ненавидел его, но и боялся… Чувствовал силу.
Хранитель тоже чувствовал силу леса и его ненависть, но что поделаешь… Зеркало мертвой рябью отзывалось на все попытки оживить его, никаких вестей, никаких реголдов. Он третий день буквально продирался сквозь гущар, с трудом добывая пропитание. Лишь Седой Клинок на поясе согревал его, вливая свежесть в усталые ноги, наполняя уверенностью и надеждой обессиленное сознание.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});