— Обещай, Рамон, что мы всегда будем вместе, — попросила Джейн.
— Конечно, как может быть иначе? Посмотри: я здесь, с вами!
Виолета погладила меня по лицу и поцеловала.
А потом мы слились в объятиях…
Как ни странно, первой очнулась Джейн:
— Нельзя терять время. Время работает против нас. Поехали в аэропорт! О маршруте договоримся по дороге.
XXII
Мы прибыли в Фермо ночью. Пьяцца-дель-Пополо была пустынна, но отлично освещена. Фермо — город-отшельник, единственный в своем роде.
Дом Фламелей находился на тихой улочке Ачети, близ старинного подземного водохранилища. Улица была горбатой, с булыжной мостовой.
Особняк Фламелей выглядел таким древним, как будто здесь давно никто не жил. Мы позвонили, и нам открыла женщина средних лет, исполнявшая обязанности и привратницы, и экономки. Ее муж работал в мэрии Фермо и ведал всеми городскими музеями, две ее дочери водили экскурсии, одна на испанском языке, другая на английском. Первую звали Дженовева, она была стройной и бойкой на язык. Несмотря на свои тридцать два года, она все еще носила такую коротенькую юбку, что, когда нагибалась или поднималась по лестнице, из-под юбки выглядывали узкие трусики. Вторую дочку звали Ракель, она была такой заурядной, что я ее почти не замечал.
На следующее утро я поднялся рано, оделся как турист, взял фотокамеру на изготовку и отправился в музей. Дженовева устроила мне подробную экскурсию по Дворцу настоятелей и городской библиотеке. Меня заворожили шкафы из благородных пород дерева, заставленные первыми изданиями старинных книг, подлинными жемчужинами итальянской библиографии. Кроме нас с Дженовевой в зале никого не было, и она позволила мне прикоснуться к фолиантам, разложенным на столах, погладить их страницы, словно тела обнаженных женщин. Какой восторг!
В углу зала, между лестницей и картиной, помещался глобус мира, похожий на глобус в доме Рикардо, но уступавший ему по размерам. Еще Дженовева позволила мне полюбоваться настоящим сокровищем: на полу, прислоненная к стене, стояла огромная картина, в то время закрытая для посетителей, — «Рождество» Рубенса. Симпатичная Мадонна и молодой, дородный, мускулистый Иосиф склонились над радостным пузатеньким младенцем Иисусом, а в верхней части полотна изображались ангелы-хранители. Эта великолепная картина была для музея что флагманский фрегат для эскадры.
В то утро я основательно заблудился, но все же добрался до холма с собором, откуда открывался вид на город. Мне нравилось бродить по извилистым и крутым средневековым улочкам, на которых когда-то жили алхимики и ученые, художники и изобретатели. По пути я заметил несколько букинистических лавочек.
Я знал, что Фламеля в Фермо нет, однако было здорово укрыться от мира в этом оазисе искусства, который, казалось, навеки обосновался в прошлом.
По возвращении я никого не застал дома, дверь была заперта, а я вышел без ключей.
Тогда я отправился на Пьяцца-дель-Пополо и зашел в кондитерскую, пропитанную сладким запахом из моего детства. Тем же запахом — леденцов в банках — веяло и от молоденькой официантки. Она мне сразу приглянулась. Ее пышный бюст, которому было тесно в кружевном лифчике, не умещался под блузкой. Я так загляделся, что не понимал ничего из сказанного девушкой. Она перешла на английский, но с тем же результатом.
Я заметил, что двое мужчин за соседним столиком с улыбкой смотрят на меня.
— День добрый, вам помочь?
— Спасибо. Я хочу чай с лимоном, но мы никак не можем друг друга понять.
— Вот незадача! Вы ведь испанец?
— А кто же еще, с таким-то акцентом! — вступил в разговор второй мужчина.
— Я мог бы оказаться кубинцем, доминиканцем, мексиканцем, — спокойно возразил я.
— Да, вы правы. По-испански говорят не только в Испании.
— А итальянский язык можно услышать и в Аргентине, и в Штатах.
— Это точно.
— А как вы здесь оказались?
— У меня в Фермо друзья.
— Ясно. Меня зовут Сантори, Антонио Сантори. А мой друг — Паоло Руффилли. Мы преподаем в университете.
— Я архитектор, большой поклонник искусства, истории и красивых городов. Я приехал сюда сегодня ночью, и монументы Фермо привели меня в восторг.
— Да, это сразу бросается в глаза.
И Сантори покосился на пышногрудую официантку.
Преподаватели пригласили меня за свой столик. При сложившихся обстоятельствах это был наилучший вариант.
Я поинтересовался, что они делают здесь в будний день, почему не читают лекции в своих университетах (один был из Рима, другой из Венеции, оба города находились достаточно далеко от Фермо). Профессора рассказали, что организовали здесь культурный фестиваль под названием «Европа»,[75] чтобы порассуждать о многоликости и единстве Европы на примере кино, поэзии, спорта, музыки и театра. Основное внимание уделялось музыке и поэзии. Всем этим мероприятием заправлял Сантори, а Руффилли отвечал за работу с поэтами.
«Нелегкий труд, — подумал я. — Поэты — народ бесшабашный, вспыльчивый и эгоистичный».
Фестиваль был задуман масштабно, с выступлениями поэтов разных направлений; часто музыку слова сопровождали звуки скрипок, кларнетов, саксофонов и аккордеонов в исполнении артистов консерватории. Да и публика подобралась молодая, душевная, энергичная. Я сам убедился в этом, поскольку отправился на фестиваль вместе со своими новыми знакомыми; моя восторженность немало их позабавила. Сантори носил с собой книгу, которая сразу привлекла мое внимание: «Alia ricerca della Pietra Filosofale. Storia e segreti dell'alchimia».[76]
— Сантори, чья это книга?
— Моя, разумеется.
— Я имею в виду — кто ее автор?
— Это основа основ, введение в алхимию. А написал ее мой большой друг, Паоло Кортези. Он живет в Фермо.
— Правда?
— Правда. Я с ним вчера встречался. Вот, он поставил на книге дарственную надпись. Хочешь с ним познакомиться? Интересуешься алхимией?
— Да. Нет. Да.
— А конкретней?
— Да, я хочу с ним познакомиться. И — да, конечно, меня интересует алхимия.
— Что ж, Кортези — один из главных специалистов в этой области. В кругу друзей он хвастается близким знакомством с Николасом Фламелем.
— Тогда посоветуй своему другу не болтать ерунды. Фламель — прославленный алхимик четырнадцатого века.
— Значит, это один из его потомков, а не тот Фламель, о котором ты говоришь.
— Понятно. Ты сможешь познакомить меня с твоим другом?
— Да, мы сходим к нему в гости. Только сейчас я слишком занят. Слушай, когда вся эта свистопляска закончится, я останусь в Фермо на три-четыре дня, чтобы прийти в себя и закрыть отчетность по фестивалю. Если ты не против, тогда и заглянем к Кортези и вы с ним поговорите.