Читать интересную книгу Дэви - Эдгар Пенгборн

Да, я остался в том самом месте, которое для меня отыскала Минна. Я создал свой дом из каморки размером четыре на восемь и на семь футов, учась жить сжато и небогато, но не в прямом смысле… Правда, вы можете сказать, что мы все сжаты тем отрезком времени, который редко достигает всего одного столетия, на частичке космической пыли, которая неустойчиво кружится в пустоте каких-то жалких три или четыре миллиарда лет. А еще я учился тому, как мало значит материальное имущество, если его нельзя без труда уместить в объеме четыре-на-семь-на-восемь, оставляя место для себя самого, а время от времени — и для Минны.

22

Я пришел в Леваннон, к кораблям, и не стал моряком.

Что же это за штука, некая судьба, которая застигает врасплох все наши предвидения, все наши разумные планы вместе с фантастическими мечтами? Возможно, когда мы раздумываем о будущем (а этим мы непременно должны заниматься, если считаем себя людьми), это действие обычно включает в себя нечто безмерное, как будто мы со всей человеческой глупостью ожидаем что судьба под воздействием нашей суеты изменит свое направление. Мальчишка воображал огромные корабли, великолепные тридцатитонники, направляющиеся на восток по северному маршруту; в своих мечтах он видел высокие, огромные паруса, светящиеся в золотистой дымке. Юноша поздним летом 317 года, самый ничтожный член шайки Бродяг, о которой он ничего не слышал еще месяц назад, сошел с плоскодонного парома в вонючем порту Ренслар, помогая старому Уиллу Муну погонять мулов. Думаю, он был всего на четверть дюйма выше того, кто овладел Эмией Робсон. Когда парочка погонщиков бранью и уговорами заставила переднюю повозку въехать на пандус и выехать с пристани — папаша Рамли носился вокруг, изрыгая из пасти советы, на которые старый Мун не обращал ни малейшего внимания, — Уилл кивком привлек внимание юноши к соседнему судну, плюнул табачной жижей и заорал, будто был слегка глуховат:

— Ты умеешь читать, сынок?

— Да, умею.

— Лора учит тебя учению, я слыхал?

— Я умею читать, Уилл.

— Ладно, тогда прочти мне имя вон той старой калоши.

— Пожалуйста. Там написано — «Дейзи Мэй».

Бедная уродливая приземистая посудина пахла гнилым луком и дохлой рыбой. Она была широкой посередине, с низким тупым носом и квадратной кормой, с нескладным утлегарем[27], напоминающим деревянную ногу. Весельные банки были вытерты до блеска ноющими ягодицами рабов. Сами рабы, наверное, в этот момент дожидались следующего испытания запертыми в каком-нибудь бараке. Это был единственный блеск во всей этой посудине; благодаря тому, что паруса были взяты на рифы, часть заплат оказалась не видна.

— А какие догадки насчет тоннажа? — закричал Уилл.

— Никогда раньше не видал такой лодки. Он разразился хохотом.

— Лодка… Это хорошо! Эй, да они бы содрали с тебя кожу за такое слово! «Корабли» — вот как надо их называть, когда они такого размера. Давай, скажи, какого он размера.

Корабль выглядел древним и маленьким, покрытым морозными кристаллами соли и серым — цвет одиночества и запущенности. Он высоко сидел в воде, пустой, выжженный солнцем; если вахтенный находился на борту, он должен был ходить ниже, где, бьюсь об заклад, жаркая вонь была просто невыносимой. Я решил, что перед нами какая-то грузовая шлюпка, построенная для коротких рейсов между портами Гудзонова моря, которую, вероятно, скоро пустят на дрова.

— Она не такая уж рухлядь, как кажется, — сказал Уилл. — Ее покрасят перед тем, как снова выйти в море, и ты будешь удивлен.

Убогий портовый пес прибежал на запах отбросов, но не осмелился спрыгнуть на палубу. Он поднял кудлатую лапу у пиллерса[28], плохо прицелившись и обрызгав планшир[29]. Уилл Мун свободной рукой сделал движение, будто бросает камень; пес удрал, в ужасе поджав хвост. Я представил, как старая унылая калоша кротко вздыхает от унижения, слишком немощная, чтобы возмутиться.

— Давай же, Дэви, на глазок…

— Может быть, пара тонн?

— Тебе еще есть чему поучиться, — сказал Уил, удовлетворенно хмыкнув.

Когда мне будет шестьдесят, возможно, я тоже буду вовсю поучать молодежь.

— Есть чему поучиться, парень, — повторил Мун. — Да ведь старой «Дейзи Мэй» тонны не хватает до тридцати трех…

Нет, я никогда не ходил на леваннонском корабле, равно как никогда не скакал по дороге на лоснящемся жеребце, сопровождаемый тремя слугами и рассчитывающий на то, что служанка на ближайшем постоялом дворе искупает меня и согреет мою постель своим жаждущим телом. Зато я прошел с Бродягами Рамли через все страны известного мира, кроме Нуина, где папаша Рамли однажды напоролся на неприятности с законом, и Мэйна, которого нельзя достигнуть по суше, не пройдя через нуинскую провинцию Гемпшер. Я помог Уиллу справиться с мулами на пристани, а уже вечером участвовал в представлении вместе со своим горном, не пропустив ни одного за все четыре года — я им нравился. В тот год мы ушли на север по Нижней дороге.

Это величайшая дорога современной истории. Северо-Восточная в Мога, по которой я ушел из Скоара, — замечательная вещь, но рядом с Нижней в Леванноне она выглядит просто коровьей тропой. Есть, правда, путешественники, утверждающие, что величайшей из всех является Старая Почтовая дорога в Нуине, ведущая из Олд-Сити в Ненслар: таково упрямство человеческой расы — пылко спорить о недоказуемом. Проблема в том, что они знают о моей правоте, но никогда не признают ее. Нижняя в Леванноне — не просто дорога; это сила природы и образ жизни. Она идет из Норрока, расположенного на берегу великого моря — Атлантики, на север, к богатой мерзостью Тюленьей Гавани, протянувшись более чем на триста семьдесят миль. Она не просто удерживает вместе весь Леваннон, как спинной хребет змеи; в полном смысле слова эта дорога — и есть Леваннон. И, пожалуй, задумаешься, обслуживает ли эта дорога города, нанизанные на нее, как позвонки, или же города эти существуют для того, чтобы обслуживать ее.

Двигаясь на север, вы утонете в утренней тени прекрасных зеленых гор справа. И сразу же поймете, зачем здесь нужно столько маленьких, но сильных городков и деревень. Бдительные и хорошо укрепленные, они связаны с Нижней целой системой хороших проселочных дорог и троп, и предназначены для того, чтобы защищать главную артерию торговли и путешествий от бандитов и других диких зверей. Леваннон ни в чем не похож на Мога, ленивую и неаккуратную в отношении своих дорог. В Леванноне дороги слишком много значат. Что же касается Нижней, то горы, несомненно, и защита, и угроза — в зависимости от того, кто господствует на этих высотах. Леваннон мечтает владеть обеими сторонами этой огромной цепи; для Вейрманта, Бершера и Кони-кута исполнение этой мечты — просто кошмар, который они постараются предотвратить, если смогут. Потому эти три государства и не воевали между собой по меньшей мере лет пятьдесят — они слишком хорошо знают, что в любой момент может возникнуть надобность стать союзниками…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});