Читать интересную книгу Тень Гегемона. Театр теней (сборник) - Орсон Скотт Кард

– Этим титулом ты хочешь именовать командира армии из двухсот солдат, пары самолетов, пары катеров и роты штабных работников?

– Ну если уж я могу называться Гегемоном, то и ты можешь принять такой титул.

– Как я вижу, присвоение этого титула ты не хочешь показывать в новостях.

– Нет, не хочу. Я не хочу, чтобы люди слышали эту новость, видя на экране ребенка. Пусть они узнают о твоем назначении Стратегом во время показа старых записей о войне с жукерами и услышат закадровый комментарий о том, как ты спас индийских ребят из Боевой школы.

– Нормально, – сказал Боб. – Принимаю титул. А красивый мундир с золотым шитьем мне полагается?

– Нет, – ответил Питер. – При той скорости, с какой ты растешь, мы разоримся на портных.

У Боба на миг затуманилось лицо.

– Что такое? Я опять чем-то тебя обидел?

– Да нет, – ответил Боб. – Я просто подумал, что сказали тебе родители, когда ты им объявил, что ты и есть Локк.

Питер засмеялся:

– А притворились, что с самого начала все знали. Что с них взять?

По предложению Боба Питер расположил главные учреждения Гегемонии на огороженной территории возле города Риберао-Прето в штате Сан-Пауло. Здесь они имели отличное воздушное сообщение со всем миром, а окружали их небольшие города и фермы. Здесь они были далеки от любого правительства. Здесь было приятно жить, строя планы и обучая людей ради скромной цели освободить плененные народы, одновременно не допуская новых агрессий.

Семья Дельфики перестала скрываться и приехала к Бобу под защиту Гегемонии. Греция входила в Варшавский договор, и возврата домой для них не было. Приехали и родители Питера, чтобы не быть легкой мишенью для каждого, кто захочет до Питера добраться. Он нашел им работу в Гегемонии, и если они были недовольны переменой жизни, то никак этого не показывали.

Семья Арканян тоже покинула родину и с радостью приехала туда, где их детей не украдут. Родители Сурьявонга тоже смогли выбраться из Таиланда, переведя семейное состояние и семейный бизнес в Риберао-Прето. Прибыли и другие семьи, связанные с тайцами армии Боба или индийскими выпускниками Боевой школы, и вскоре в окрестностях португальская речь стала редкостью.

Об Ахилле ничего не было слышно. Оставалось предполагать, что он вернулся в Пекин. Возможно, он тем или иным способом пробирался сейчас к власти. Но уверенность укреплялась тем сильнее, чем дольше продолжалось молчание. Китайцы, поработав с ним, достаточно хорошо его узнали, чтобы не допускать к рулю.

Пасмурным зимним июньским днем Петра шла по кладбищу города Араракуара, всего в двадцати минутах на поезде от Риберао-Прето. Она специально подошла к Бобу с той стороны, откуда он мог ее видеть. И встала рядом с ним, глядя на могильную плиту.

– Кто здесь лежит? – спросила она.

– Никто, – ответил Боб, ничуть не удивившись ее появлению. – Это кенотаф.

Петра прочла имена.

Проныра.

Карлотта.

И больше ничего.

– Где-то есть табличка в Ватикане, – сказал Боб. – Но тела не нашли, так что похоронить ее не смогли. А Проныру кремировали люди, даже не знавшие, кто она. Эту идею мне Вирломи подсказала.

Вирломи поставила кенотаф для Саяджи на небольшом индуистском кладбище, которое уже было в Риберао-Прето. Тот кенотаф был несколько более детален – годы рождения и смерти и надпись: «Достигший сатьяграхи».

– Боб, – сказала Петра, – ты с ума сошел, явившись сюда. Даже без телохранителя. Памятник стоит так, что убийцы могут навести оружие еще до твоего появления.

– Знаю, – ответил Боб.

– Мог хотя бы позвать меня с собой.

Боб медленно повернулся. В глазах у него стояли слезы.

– Это место моего стыда, – сказал он. – Я очень старался, чтобы твое имя здесь не появилось.

– Почему ты так говоришь, Боб? Здесь нет стыда. Здесь только любовь. И вот почему мне место здесь – вместе с другими одинокими девушками, которые отдали тебе свое сердце.

Боб повернулся к ней, обхватил ее руками и заплакал у нее на плече. Он уже достаточно вырос, чтобы достать ей до плеча.

– Они спасли мне жизнь, – сказал он. – Они дали мне жизнь.

– Так поступают хорошие люди, – ответила Петра. – А потом они умирают, все и каждый. Вот это действительно стыд и позор.

Он коротко рассмеялся – то ли ее неуместной веселости, то ли своему плачу.

– Ничего ведь не длится долго?

– Они все еще живы в тебе.

– А я в ком жив? Только не говори, что в тебе.

– Могу сказать. Мою жизнь спас ты.

– У них не было детей, у обеих, – сказал Боб. – Никто никогда не держал их так, как держит мужчина женщину, никто не заводил с ними младенца. Им не пришлось увидеть, как их дети вырастают и сами заводят детей.

– Сестра Карлотта сама выбрала этот путь.

– А Проныра – нет.

– У них у обеих был ты.

– Вот в чем тщета, – ответил Боб. – Единственный ребенок, который у них был, – это я.

– Значит… значит, твой долг перед ними – продолжить род, завести детей, которые будут помнить их ради тебя.

Боб смотрел в пространство.

– У меня есть другая мысль. Я расскажу о них тебе. А ты – своим детям. Сделаешь? Если ты мне это обещаешь, то я думаю, что смогу все это выдержать. Они тогда не исчезнут из памяти после моей смерти.

– Сделаю, конечно, Боб. Но зачем ты говоришь так, будто твоя жизнь уже кончена? Она же только начинается. Посмотри на себя, ты вытягиваешься, скоро будешь нормального роста, ты…

Он положил руку ей на губы, нежно, прося замолчать.

– У меня не будет жены, Петра. И детей тоже.

– Почему? Если ты сейчас скажешь, что решил стать священником, я тебя сама украду и увезу из этой католической страны.

– Я не человек, Петра. И мой вид вымрет вместе со мной.

Она рассмеялась этой шутке. Потом заглянула ему в глаза и увидела, что это совсем не шутка. Что бы он ни имел в виду, он говорил всерьез. Не человек. Но как можно такое подумать? Кто больше человек, чем Боб?

– Поехали домой, – сказал Боб, – пока здесь кто-нибудь не появился и не пристрелил нас просто от нечего делать.

– Домой, – повторила Петра.

Боб понял только наполовину.

– Ты уж прости, что это не Армения.

– Нет, Армения уже тоже не дом, – сказала Петра. – И Боевая школа не была домом, и уж точно не Эрос. Но здесь – здесь да, дом. В смысле, в Риберао-Прето. Но и здесь тоже. Потому что…

И тут она поняла, что хочет сказать.

– Потому что здесь ты. Потому что ты тот, кто прошел через все это вместе со мной. Ты понимаешь, когда я это говорю. Знаешь, что я вспоминаю. Эндера. Тот страшный день с Бонзо. И день, когда я на Эросе заснула посреди боя. Ты думаешь, что на тебе лежит позор! – Петра засмеялась. – Но мне даже это с тобой вспоминать приятно. Потому что ты все это знал и все равно пришел меня выручать.

– Только долго тащился, – сказал Боб.

Они вышли с кладбища к станции, держась за руки, потому что ни один из них сейчас не хотел быть отдельно от другого.

– Есть у меня одна мысль, – сказала Петра.

– Какая?

– Если ты передумаешь – знаешь, насчет женитьбы и детей, запомни мой адрес.

Боб помолчал.

– Ага, понял, – сказал он наконец. – Я спас принцессу и теперь могу на ней жениться, если захочу.

– Таково условие.

– Ага, только интересно, что ты это сказала, лишь когда услышала мой обет безбрачия.

– Наверное, это с моей стороны некоторое извращение.

– К тому же это нечестно. Разве мне еще не полагается полцарства в придачу?

– У меня есть другое предложение, – сказала она. – Бери его целиком.

Послесловие

Как «Говорящий от имени мертвых» – совсем другой роман, чем «Игра Эндера», так и «Тень Гегемона» отличается от «Тени Эндера». Мы больше не находимся в тесных стенах Боевой школы или астероида Эрос, ведя войну против пришельцев-инсектоидов. Теперь, в «Гегемоне», мы оказываемся на Земле и играем в некую игру, которая называется «Риск», но надо играть еще и в политику, и в дипломатию, чтобы получить власть, удержать ее и найти посадочную площадку, если вы ее потеряли.

Конечно, больше всего игра этой книги напоминает классическую компьютерную игру «Роман о трех царствах», которая основана на китайском историческом романе, что подтверждает связи между историей, игрой и литературой. Историю движут непреодолимые силы и условия (есть потрясающая книга «Пушки, микробы и сталь», которую следует прочитать каждому, кто пишет книги на тему реальной или вымышленной истории, – чтобы понимать основные правила), но конкретно история складывается так, как складывается, по весьма личным причинам. Причины, по которым европейская цивилизация возобладала над местными цивилизациями американских индейцев, относятся к неумолимым законам истории. Причины же, почему именно Кортес или Писарро в конкретных битвах в конкретные дни победили империи ацтеков и инков, а не были разгромлены, как вполне могло случиться, связаны с личными свойствами этих конквистадоров, а также со свойствами и с недавней историей императоров, которые им противостояли. И романист, в отличие от историка, имеет больше свободы вообразить, какие причины заставляют отдельных людей делать то, что они делают.